когда я буду старичок

Когда я стану совсем стареньким старичком, то буду курить самые вонючие папиросы, дышать на внуков луком и ругаться матом, стоя у окна на кухне…

Я буду всегда носить одну и ту же, пропахшую потом тельняшку, вставать по утрам в пять, совать облупленные пятки в древние разбитые тапки, закуривать на кухне смердючую “козью ногу”, табачным прогорклым дымом желтить свою снежную бороду и с жутким кашлем плеваться в умывальник. Внуки мне скажут: “Давай, дедусь, шевели помидорами – топай на выгул!” И я залезу в колючее пальто, натяну на розовую выпуклую лысину засаленную кепку и пошкандыбаю на лестничную площадку – курить “Приму” и ворчать. Я буду вредный дед. Позвоню в звонок собственной квартиры, прыгну в лифт, мерзко хихикая в усы и бороду, и поеду на первый этаж, на улицу, под смачные матюки внуков и детей… Зайду в магазин, куплю на остатки пенсии батон, поплетусь в парк и там, сидя на замусоленной лавочке, раздеру крохкую булку на комки и стану кормить голубей с воробьями, улыбаясь дурацки…

Вечером я слопаю макарон с котлетами, извлеку из заднего кармана ещё советских треников занюханную трубочку и, пыхая убойным дымком, поковыляю к самым мелким своим внучатам - рассказывать шепеляво истории из своей трудной жизни, мудрые и полезные, и за это внучата похитют ночью из заветного стакана мою вставную челюсть и запихают её в чайник. Спасибо, внучатки!

А на праздник я буду совать искусственную гвоздику в петлицу и идти на демонстрацию, - гневаться на демократов. Под вечер праздника я огорчусь окончательно и, приобретя запыленную бутылочку (0,7), надерусь в подъезде до посинения и выйду под мокрый дождь - бить рожу молодому поколению. Ну, понятное дело, - с кровавой бородой я попаду в приёмный покой, буду весело и зло орать патриотические песни и свистеть выбитыми из фальшивой челюсти зубами. А внуки приедут под утро меня забирать и дома всыплют мне по первое число, поставят в угол, лишат ужина и табака. Тогда я заплачу и, утирая мохнатым седым кулаком кислые слёзы и сопли, впаду в окончательный маразм. Назло. И только глаза у меня останутся ясными и глубокими, как у младенчика.

Вот так вот.