В баре

Дешевый бар последнейшего класса,
В зенит торчат бутылки, как стволы.
И гомосапиенческая масса
Раскачивает пьяные столы.

Не все еще в эпохе этой глухо,
Не все слепо, не мертвенно, пока…
Со скрюченными пальцами старуха,
Локтями ловит гибельный стакан.

На грудь стекает белая зараза,
Марая обветшалое тряпье.
Бельмом обезображенного глаза,
Эпоха тупо смотрит на нее.

А бар плывет безвесельною лодкой,
Штормит пивною пеной у борта.
И ржавая дешевая селедка,
Хвостами бьет по чавкающим ртам.

Разбросаны окурки, будто гильзы,
В зубном оскале щерятся клыки.
И позы тел, под угол башни Пизы
Загадочны, пугливы и дики.

А бар шалел, изрыгивая дымы,
Напоминая, что-то о войне.
В тени моей судьбы, удачной гримом,
Беда чужая явственней вдвойне.

Животный рык, меж блеяньем и речью,
Слова, как стадом чесанные мхи…
Она, когда-то плоть свою калеча,
Читала сокровенные стихи.

Какого-то заоблачного Блока,
Цветаевой, какой-то неземной.
Лихая боль таинственного рока,
Свела ее калечную со мной.

А бар мелел, сползал и глухо ухал,
От влаги и от пота истекал…
Со скрюченными пальцами старуха,
Локтями ловит гибельный стакан.