Не такая, как всё

Вера проснулась ранним утром. Едва разлепив веки и бросив беглый мутный взгляд на темнеющие силуэты суровых домов-исполинов за окном, она решила, что ещё ночь - так пасмурно и неприглядно было это зрелище. Ветер со всем неистовством трепал кроны деревьев, разбрасывая мокрую разноцветную листву по дорогам и тротуарам. Можно было подумать, что на дворе осень, в то время как был только конец июня.
Ещё не отойдя ото сна, она робко, с чувством непонятного страха взглянула на электронные часы, стоящие напротив на большой деревянной подставке; на чёрном экране неоновым свечением вырисовывались цифры: 6:36. Внезапно по её телу пробежал озноб. Чувство страха только усилилось при мысли о предстоящей встрече с человеком, который был ей бесконечно дорог, любим ею. С каждой минутой уверенность её таяла на глазах, лицо становилось мрачным и диким. Девушка вспомнила свой последний телефонный разговор со своим бывшим учителем истории (а именно к нему она собиралась прийти, чтобы принести фотографии с выпускного). Он тогда был как-то непривычно нежен с ней и попросил прийти к нему до 10:00. Поэтому Вера твёрдо решила явиться к бывшему наставнику на час раньше, то есть в девять, чтобы у них было ещё время для простого общения.
Надо признать, Вера не ждала чего-то особенного или сверхъестественного от этой встречи. Она быстро оделась, взяла свой старый рюкзак, фотографии, и вышла из дома. Ей, слава Богу, не пришлось объяснять маме, почему она так рано проснулась и теперь уходит, что-то соврав про дань уважения учителям и уборку в классном кабинете. Мама у Веры была строгая, везде ей мерещились маньяки, убийцы и насильники. Трудно представить, скольких усилий стоило её бедной дочери отпроситься гулять с друзьями (которых, кстати сказать, было немного ) - случались бесконечные скандалы, ссоры, истерики.
Итак, девушка вышла из дома, посмотрела на стрелки своих старинных часов - 8:32. Она всё привыкла делать по часам: вставать, завтракать, умываться, ложиться спать. Так легче было скоротать время, пока она не видела ЕГО, её любовь, её солнце, её мечту.
Пошла в школу пешком, обычно это занимает 25 минут, да ещё под музыку. С плеером Вера не расставалась никогда, слушала она всегда грустные песни "Арии" или "Scorpions", о любви, о разлуке или ритмичные композиции в стиле ritm-and-blus. Окружающие, несомненно, считали её сложной натурой, очень странной, не от мира сего. И, действительно, поведение этой девушки с ангельским лицом и бесконечно печальными глазами, словно, вся тоска мира отражалась в них, порой повергало в шок. Ну, зачем, спрашивается, она на выпускном вечере напилась Шампанского и кричала песни так, что сорвала голос? А зачем флиртовала и заигрывала с самым некрасивым парнем во всей школе? На эти вопросы она сама едва ли могла ответить. Но угрызения совести Веру не слишком сильно мучили, однако она всё же избегала встреч со своим уродливым избранником, который с тех пор ходил за ней по пятам, чуть ли не дежурил у её подъезда. Соседи уже пальцем показывали на развратную девчонку (так местные старухи называли Веру), легко соблазнившую несчастного. Но на это девушке было глубоко наплевать.
В тот день путь до школы показался длиннее обычного. Нервная дрожь в руках всё усиливалось, сердце бешено колотилось, стучало в висках, не давая вздохнуть. Происходящее вокруг виделось словно в тумане. Так Вера дошла до небольшой дороги со светофором. Пришлось ждать, пока загорится зелёный свет. Наконец-то дождалась. Раньше всех побежала через дорогу на своих огромных каблуках. Туфли у Веры были рыжие старые, изношенные, но они казались ей удобнее любой другой обуви. Не лишним было бы сказать, как оделась Вера по такому поводу. Короткая юбка красиво облегала округлые бёдра. Блузка отличалась таким откровенным декольте, что чуть прикрывала грудь. Если бы кто-нибудь взглянул на Веру поверх плеч, увидел бы пленительное зрелище. Прибавьте к этому ещё коричневый рюкзак через плечо и шнур от плеера, свисающий по спине, и тёмные очки, горделиво сидящие на носу в пасмурную дождливую погоду. И вот далеко не полное, но достаточно точное описание внешности девушки. Вера прекрасно понимала, что выглядит, мягко говоря, странно, но это её мало волновало.
Надо сказать, Вера никогда не отличалась особенной красотой. Если бы спросить прохожих, красива ли она, большинство не сумеет ответить на этот вопрос. Ну да, недурна, но ничего примечательного, абсолютно обыкновенная девушка - таких много. Вот именно, таких много. А между тем, Вера не была похожа на других. Во всём её обличии сковозила абсолютная женственность, она выглядела настолько непорочной, девственной, нежной, что люди зачастую сравнивали её с ангельским существом, сошедшим с небес на грешную землю. Но душа у неё вовсе не была ангельской. Окружающие в большинстве своем её раздражали, проезжающие мимо машины - бесили, а бестолковых глупых людей она просто ненавидела. Со временем ей стали докучать и мать, и отец. Ей хотелось скорее скрыться от них, убежать к друзьям, которые через некоторое время тоже становились невыносимыми. Только один человек не вызывал в душе Веры негодования, только он мог подавить внезапную вспышку её гнева, только при воспоминании о нём тонкие губы девушки расплывались в мечтательной улыбке, и она действительно становилась похожей на ангела. Этим человеком, милым, добрым, замечательным, прекрасным во всех отношениях был Виктор Александрович, её бывший школьный учитель истории.
Ещё шаг, и двери родной школы вновь открыты. Вера, отвратительно нервно стуча каблуками по кафельному полу, быстро, не здороваясь, пробежала мимо школьного завхоза, женщины доброй и порядочной, и поднялась на второй этаж. Здесь, начиная отсчёт от 25 кабинета, Вера осторожно, словно пантера, боясь спугнуть свою добычу, стала медленно приближаться к тому самому кабинету, где начинались и заканчивались все её мечты.
Из кабинета доносились голоса; мужской высокий, красивый сиьный голос, и женский, даже детский. От волнения у Веры заложило в ушах, она подошла к зеркалу, висящему на стене коридора, посмотрела на себя и, видимо, оставшись довольна, подошла к распахнутой двери. На стуле перед большим столом, заваленным всяким хламом, сидел мужчина лет сорока на вид. Он был обнажён по пояс, его грудь и живот усеивали большие и маленькие, длинные и короткие волосы, чёрные как смоль. Взглянув на его фигуру, можно было заключить: "Да-а-а-а! Гордиться тут явно нечем". Большой живот, мощные плечи, жирная грудь. Не лучше было и лицо мужчины: округлые щёки, покрытые чёрной фигурной бородой, короткая стрижка, мягкие волосы, небольшие карие глаза. Из одежды на нём были только грязные шорты, сплошь испачканные разноцветными красками да старые тёмные ботинки с отвалившимися задниками, скорее всего рабочая одежда. Это и был Виктор Александрович.
Мужчина сидел, повернувшись лицом к открытой двери, широко расставив свои с узкими щиколотками длинные волосатые ноги. На коленях у него лежал продолговатый деревянный брусок, покрытый с одной стороны какой-то неприятной тягучей жидкостью. Рядом, опираясь на стол, стояли ещё несколько коричневых брусков. Напротив Виктора, за партой, сидела девочка лет 10, должно быть ученица; она с интересом взирала на своего учителя, по временам вступая с ним в оживлённую беседу. Учитель же, судя по всему, не испытывал никакого удовольствия от работы с деревянными брусками, поэтому, когда девочка обращалась к нему, он тотчас начинал ей рассказывать нечто смешное и невероятно глупое. Так, по крайней мере, казалось Вере; так она заключила из того, что слышала.
Наконец, немного придя в себя, поправив волосы, и дождавшись, когда разговор стихнет, Вера чуть слышно подошла ближе и встала в дверном проёме, тем самым затенив яркую полосу света. Таким образом она хотела предупредить о своём приходе, прежде, чем поприветствует находящихся в кабинете людей. Казалось, Виктор заметил тёмную тень, упавшую прямо к его ногам, но он, не поднимая головы, продолжал своё дело. Воцарилось мертвенное молчание; Вера с восхищением взирала на объект своего обожания, боясь дышать, чтобы ненароком не нарушить тишины. Она слышала только стремительный стук в висках, и ей казалось, будто земля уходит из-под ног. О чём же в этот момент думала маленькая девочка, сидящая за партой, судить сложно. Ясно лишь то, что она прекрасно видела юную девушку; удивленные глаза ребёнка пристально, не пропуская ни одной детали, изучали фигуру и одежду Веры.
Не выдержав пытки молчанием, решив, что промедление и впрямь смерти подобно, девушка, пытаясь подавить волнение в голосе, только и вымолвила:
-Здравствуйте! – собственный голос показался ей чужим, глухим, еле слышным.
Но это возымело своё действие. Мужчина приподнял голову, мгновение он всматривался в фигуру и лицо девушки (при этом создавалось полное впечатление, что он итак уже давно узнал стоящую перед ним), затем, обнажив ряд великолепных белых зубов, он сказал с невероятной нежностью в голосе:
-О, Верочка, солнышко, привет, здравствуй, моя радость, здравствуй!
-Я присяду, если не возражаете, Виктор Александрович? - немного успокоившись, спросила она.
-Ну, я не знаю, краска на стульях уже высохла, но я не могу дать стопроцентной гарантии, что ты не испачкаешься! - такие шутки всегда были в ходу у бывшего учителя Веры, и в такие минуты он был очень собой доволен.
Вера уже совершенно пришла в сознание и чувствовала себя вполне уверенно, волнение ушло, разлив по телу приятную, горячительную негу.
-Дорогой Виктор Александрович! Разве в наше время можно дать стопроцентную гарантию касательно чего-либо. Стабильности никакой.
-И то правда. Ну, присаживайся. А я, видишь, решил деревяшки покрыть лаком и прибить к шкафам, по-моему, получится красиво. Ты как думаешь? Вот, значит, на одну дверцу - девять, на вторую... - он всерьёз занялся подсчётами, что удивило Веру - мог бы и раньше всё сообразить. Ну, уж таким он был человеком.
-Итого десять штук, а у меня пока только четыре. Мда... - он смешно надул щёки, а потом со свистом выпустил воздух. В этот момент он был похож на большого индюка.
-Ну а ты-то как поживаешь?
-Я? Да ничего, спасибо...
-Скажите, Виктор Александрович, Вы уже нашли работу, вы же собирались уходить из школы?
-Ну, я пока не знаю... - видно было, что Виктор не хочет продолжать этот разговор. "Быть может, он ему неприятен", - заключила девушка.
-Милый Виктор Александрович, ну Вы ведь всё можете по хозяйству лучше любой женщины - так сидите дома с детьми, отдохните от работы.
-Чтобы сидеть с детьми, надо родить второго ребёнка.
-Ну, так всё же в Ваших руках, - с самодовольной улыбкой заметила Вера. Ей непременно хотелось поговорить на тему, всегда актуальную для её учителя.
-Да, в руках и не только...- подмигнул ей Виктор - сейчас, Вера, подожди...
-Маша! - позвал Виктор, обращаясь к девочке, сидящей за партой, - Маша, мне нужно поговорить с девушкой, а ты пока иди домой. Если по дороге никого не встретишь, значит, мы с тобой теперь увидимся только 1 сентября. - Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой уходящей ученице.
-Да, и прикрой за собой дверь поплотнее. Спасибо.
-Ну что, малыш, как дела? - Сказал он, уже обращаясь к Вере. Она замерла: "Малыш? Чтобы он её так называл, да никогда. Подобным образом зовут любимых жён или любовниц, ну уж точно не бывших учениц". Но, впрочем, Вера сделала вид, что ничего не заметила:
-У меня всё нормально, всё как всегда.
-А ты ко мне сегодня без диктофона? А то я привык, что ты ко мне всегда заходишь, чтобы взять интервью или провести какой-нибудь опрос.
-Я и без диктофона прекрасно могу найти повод встретиться с Вами, - эта фраза была сказана с особенным усилием, с ударением на каждое слово.
-А ты знаешь, я прочитал то, что ты мне написала в открытке на память, в честь окончания школы. Понимаешь... мне никто никогда не говорил подобных слов и уж тем более не писал таких стихов, у тебя настоящий талант. - Голос его дрогнул, Вере даже показалось, что он волнуется сейчас чуть ли не больше, чем она. Лицо её вспыхнуло, щёки стали пунцовыми, воздух с трудом втискивался в лёгкие. Она долго собиралась с мыслями и после длительной внутренней борьбы всё же сказала то, чего говорить не следовало:
-Но ведь никто и никогда не любил Вас... так, как я... как я люблю...
Снова воцарилось гробовая тишина. Похожие немые сцены Гоголю и не снились. Молчание казалось бесконечным. Они смотрели друг на друга: она - с плохо скрываемым чувством стыда, он - с нежностью.
-Я знаю, - наконец сказал Виктор, - да, я всё знаю, и мне это очень импонирует. Ты же понимаешь, таким образом, ты доказываешь мне, что я ещё на что-то способен, как мужчина. Но, скажу тебе честно, 14 лет назад, когда я только пришёл работать в школу, я полюбил свою ученицу, Настю. Она меня любила, как я думал, больше всего на свете. Так я думал. Мы могли пожениться, но её мать... Я в то время служил в армии на срочной службе, эта было опасно, чертовски опасно,в любой момент моё тело могли получить в цинковом гробу, а она осталась бы вдовой. К тому же я хотел ребёнка, а она - нет. И её можно понять - девчонке было 18 лет. Тем более оказалось, что мама ей дороже меня. Если б мы поженились, у меня, в моей жизни, всё было бы немного иначе. И вот теперь то же самое. Но теперь я несвободен. Ты для меня... Я могу простить тебе всё, всё, что другим не прощу никогда. Мы - родственные души, мы... - его рассказ становился сбивчивым и непонятным. Он хотел сказать ещё что-то и не мог. В этот момент, в минуту печали он был воистину прекрасен. Его глаза, обычно надменные и смешливые, распахнулись и теперь выражали глубинную скорбь и неискоренимую тоску, пулей засевшую в сердце. Так бездомные собаки смотрят на прохожих, сытых, довольных, так бедняки взирают на богачей, так умирающие смотрят на живых. Это был один из тех взглядов, которые можно почувствовать кожей, потрогать ладонями; светящийся взор из-под опущенных ресниц. На это хотелось бы смотреть вечно.
  А он тем временем продолжал, волнение его достигло апогея и теперь медленно шло на спад:
-У меня дома есть сейф, там я храню старое боевое оружие. Так вот, твои открытки я положил туда, чтобы никто, ни одна живая душа не проникла в наш секрет. Моя жена увидела, как я что-то прячу в свой тайник, так потом весь день меня допрашивала. А помнишь, ты подисала мне открытку на мой День рождения. Я дал почитать жене, и она сказала, что у тебя, должно быть, ангельская душа, потому что такие строки обычный человек написать не может. Она называет меня... как же она меня называет? Ну, как-то очень неприятно; так вот для неё было удивительным, что юная красивая девочка способна полюбить такое животное, как я. Прости, я не то, наверное, говорю. Я мог бы сказать, что люблю тебя, но слова - ничто в сравнении с моими истинными чувствами.
Нет, Вере было достаточно и этого. Первый порыв, первая мысль, возникшая в голове: "Обнять его, прижать к груди, такого милого, беззащитного, и не отпускать никогда". Но теперь в мыслях Веры появились и властные нотки. Если раньше она воспринимала Виктора Александровича, как господина, то сейчас ей хотелось подчинить его своей воле, заставить этого человека сделать что-нибудь невероятное по своей глупости и бесполезности. Она уже не смотрела на него, как на Божество, на идол. Перед ней предстал обыкновенный человек, некрасивый, абсолютно несчастливый, и оттого грустный и избегающий людей так же, как она сама. Слов не было, не было и чувств. В душу закралась страшная пустота. Отчего? Вера и сама не знала. Неужели она, как собака на сене, готова так быстро разлюбить того, кто внезапно её полюбил. Так значит, любовь - это мираж, обман, честолюбивое чувство. Обворожить, подчинить своей власти, украсть пылающую душу влюблённого и согреваться этим огнём какое-то время, не год и не час - мгновение, а потом забыть, дождавшись, когда он снова разлюбит, чтобы опять выйти на охоту. Девушке стало страшно от таких мыслей, поэтому она поспешила ответить что-нибудь. Неважно, что: грустное ли, ободряющее - всё равно.
-Всё хорошо, не нужно об этом говорить, не нужно этого бояться. Всё пройдёт. Обещаю Вам, всё пройдёт, и Вы меня забудете. Зачем я Вам...
-Я никогда тебя не забуду, - не дав ей договорить, с укором почти прокричал он, - я всегда буду помнить твоё лицо, глаза,волосы, запах твоего тела, звучание твоего голоса. Я буду помнить тебя, потому что ты моя и я владею тобой безраздельно, так же, как и ты владеешь мной.
Трудно и невыносимо было Вере слышать эти слова. Она поднялась, прошла к двери кабинета и остановилась стоять спиной к Виктору не в силах уйти. Казалось, незримые нити удерживаю её подле него. Она даже не заметила, как он встал и медленно приблизился к ней. Повернув её к себе лицом, он попытался что-то сказать и вместо этого только поцеловал Веру в губы так, как никто и никогда её ещё не целовал.

***
Вера покинула кабинет своего бывшего учителя в 12:47. Она была в страшном смятении, но всё же сумела определить расположение стрелок на часах. На её мобильном противно попискивали предупреждения о пропущенных звонках из дома, но девушке было всё равно. Она пребывала в подавленном состоянии, в полном отрешении от реальности окружающего мира.