Напамятьоних

Он был молод. Лежал в больнице. Врачи что-то обнадеживающе говорили про сердце. О пересадке сердца. Он отказывался, понимая, что чужое сердце не сможет так любить. Палата чернела приближающейся ночью. Стук в дверь.
-войдите.
Вошел друг, сел напротив, приготовившись помолчать. Как обычно. Тишина. Минута, протянулась в воздухе тоненькой ниточкой.
- я скоро умру. Не перебивай. Я умру от любви. На моих губах расположится улыбка, и ты сразу все поймешь.
-может, вызвать врача?
-не надо. Не сегодня. Я умру только когда увижу ЕЕ. Может, даже успею сказать ЕЙ о своей любви.
-ты это… успокойся….
- «спокоен как пульс покойника». ОНА тоже любит Маяковского. – Он улыбнулся, погружаясь в свои мысли. – ОНА тоже любит Маяковского, представляешь! Это так странно. А у него – пуля. У меня тоже пуля. В самом сердце. Ты попроси, чтобы потом ее достали. Не хочу хоронить любовь. А потом возьми себе. На память.
-может, это…
-успокойся. Больше не приходи, ладно. Не расстраивай струнки нервов. У тебя скоро будет сын. Только пулю забери себе, иначе, она закроет мои глаза навсегда.
-сын? У меня? шутишь?
-нисколько. Теперь иди.

 

Квадраты окон начали весеннюю игру, захлебываясь своим хороводом до головокружения. Вот уже неделя прошла после встречи с другом, а она все не приходила. Наверно, боялась. Люди боятся мертвых. Еще сильнее они боятся живых мертвецов, которые вот-вот…
В дверь постучали. Жена. Она поймет все.
-привет. Ну, ты уже совсем! Никого не пускаешь, задохнешься от нехватки общения!
Она хорошая. Она скрывает свои переживания за этим пустым трепом, разряжает наэлектризованное долгим молчанием пространство палаты.
-здравствуй.
-я к тебе по делу. – Она посерьезнела. Лицо сразу же открыло появившиеся недавно на молодой коже морщинки. – ОНА завтра придет к тебе.
-спасибо. Это ведь ты постаралась, да? Не отвечай, я знаю. Как же я тебя замучил наверно!
-это ничего.
- ты – золото! Наконец-то! Прости... знаешь, я долго думал. Я ведь, можно сказать, уезжаю. Только навсегда. А когда люди прощаются, принято оставлять что-нибудь на память. Я хочу подарить тебе свои глаза.
-глаза?
-да. В шесть вечера раздастся звонок в дверь. Ты открой. Там будут мои глаза. А теперь иди. Только не плачь. Ты должна быть сильной.

 

День нагло вошел в палату и распахнул ему веки. ОНА уже сидела напротив. Не больше пяти секунд, но он почувствовал это во сне.
-я слишком любил этот мир и вот, сердце не выдерживает этой любви.
-но ты мог…
-другое сердце? А где гарантия, что оно будет любить так же сильно? Вот ты рядом и я помню каждое мгновение проведенное с тобой. Это не больно, ты не бойся, я сейчас умру, вот только закончу. Это похоже на то, как ты приходила навещать меня в восемь лет. Помнишь? Я лежал в детской больнице, а ты принесла цветы. Такой маленький желто-синий букетик. Я гордо поставил их в «вазу» сделанную из пластиковой бутылки. Никому не дарили цветов, а мне принесла ты. Они стояли недели две. Я даже хотел забрать их домой, но мама…. С тех пор я каждый раз, когда лежал в больнице покупал себе точно такой же букет, как будто бы от тебя. Ты любила меня? не отвечай. Лучше умереть, не зная ответа, чем услышать «нет». Торопишься? На работу? Прости. Я сейчас. Я быстро. Можно только взять твою руку. Спасибо. Я ведь не держал твоей руки больше десяти лет! Холодная! Да, чуть не забыл, когда я умру на гитаре, она сзади тебя, да вот она. На гитаре лопнет струна. Первая. Ми. Это несостоявшееся «мы». Это тебе. На память. У живых принято что-то оставлять на память. А теперь, я умру. Отвернись, это наверно неприятно, когда вот так нагло на глазах умирают. У меня еще пятьдесят секунд, чтобы ты не опоздала на работу. Все? Ну ладно.
ОНА отвернулась.
Он выдохнул:
- Я люблю…



Лопнула струна. Ми. Он умер. Она аккуратно взяла ее. Потом она сделает из нее кольцо, которое будет носить под обручальным. А еще она будет думать до самой смерти «можно ли было той, еще целой, струной вскрыть вены?» и «почему в голову лезут эти мысли?»
 Позвала доктора. Умчалась на работу.

Вскрытие озадачило всех. В сердце и вправду находилась серебряная пуля, которую отдали другу.

А в шесть вечера по московскому времени в дверь его бывшей квартиры кто-то позвонил. Жена заторопилась, но коридорное пространство сияло пустотой. Почти. На холодном полу, завернутый в старые простыни, спал ребенок. С ЕГО глазами.
 24.07.2007