Поэма паровозных гудков а ля минор

Кзылдрюпинск. Сизая пора.
Замшелых пар шуршанье мимо,
от паровоза клубы дыма,
вагонной грымзы пантомима,
песков зыбучих нумера…

Под лай собак, колесный сказ
портрет тебя у изголовья,
и, как скотины поголовье
по полю, сердце плача кровью,
слеза роняет грусть из глаз.

Зачем порвали мы с тобой?
Зачем гудок так глух, прощален,
стоп-кран невинностью печален,
перроном сквозь вокзал оскален,
но ни тудой и ни сюдой?

Ах, да, мечта! Кому синица
Нужна, когда вокруг одни
ЖуРавлики, лишь намекни,
От женских прелестей саднит,
А вечный бой давно не снится?

Ушла навеки! Мне кирдык,
провинциальная богиня!
И время, день за днем резиня,
кляну себя: баклан, разиня!

А паровоз: тыг-дык...
тыг-дык...

***
умные дожди промозглые мозги
мысль серебристою в бугристой круговерти
соскользнула змейкою в трусы, мои враги
похотью пропахшие учительницы смерти

падалица лиц ниц штабелем горит
листьев … я ее ноги шерхебелем сдираю
чтобы увидать, гунилла, что же там внутри
выросший малыш охапки гриндером шпыняет

ноет черепица. это фраера
мелочь по карманам у окрестья околотка
пронырливо мздоимствуя, взимают - вот игра!
ну, а в перспективе - только ****и, карты, водка

тянет с пригоро'дья сеном и куку
паровоз в туман свой стадный клич бросает
на перроне бабушка, и в поезда боку
бабушка с отсутствующим взглядом исчезает

вот она была здесь и вот ее уж нет
растворил туман и паровоз
и поезд
прислонен к стене вокзальной желтый лисапед
взять угнать
да непонятно
чего нет
а что -
есть


***

Ушел мой поезд, только рельс еще стучит.
В тумане смолк игривый соловей.
Завод шкатулки кончился, молчит
Цирк электронных заводных зверей.

А если ухо к плоскости прижать?
По рельсу звук придет, придет, придет.
Услышу, как вагончики скрипят,
Как проводница чай с лимоном льет,

Как два грузина в замкнутом купе,
И дело принимает оборот
Нешуточный... А в ресторане канапе
Клиент неугомонный в рот сует...

Как у мальчонки мысли вслух шуршат
Про девочек коленки и белье,
Как выжигает степь, за взглядом взгляд,
Старик, пытаясь воскресить ее,

Единственную, ту, что потерял,
Едва узнав... С тех пор в его душе
Гудит, как колокол, пустой вокзал,
Потока мыслей замкнутых клише...

Как едет VIP со свитою в СВ,
Почетом и обходом окружен,
О бренности не мысля и лавэ,
Охранников меняя, или жен...

Парнишку щуплого с портфелем-дипломат,
От контролеров прячущего-ся,
Семейну пару: девка-мармелад,
А у него - рога как у лося.

Священника, что маслянистый глаз
На девку-мармеладку положил,
Полковника, не сбросившего газ
И служащего, не жалея жил...

Услышу я, как тормоза визжат,
Как с горя машинист приборы бьет,
Поняв, что этот поезд - невпопад,
И что назад - похуже, чем вперед.

Я ухом чую, я его на рельс кладу,
Я ухом к плоскости скольжения привык.
Скольжу, но с каждым мигом тише стук,
Слабее звук: отвык, от-вык, от-вык...

И вот, опять он нарастает, этот стук.
Увы - не мой. И не сносить мне головы.
Стучат колесики: тук-тук, тук-тук, тук-тук,
У чьей-то новой, ненаписанной главы...

***

Крашеный полустанок с кастрированными часами.
Стрелки свисают, время явно не дует в ус.
Солнце вертляво танцует, дым на своем татами
фильтруя, словно планктона поле китовый ус.

Синий на семафоре. Мост, а его подмостки –
зеркало водной глади и синевы небес.
Выстроил себе замок, все же стволы – не доски,
встал поперек дороги кряжистый темный лес.

И никуда не деться. Марево косит камень.
Черная птица соседнее дерево клювом долбит.
Символ борьбы и труда… Будущих терний знамень,
посмертных рисунков наброски того, что тебе предстоит.

Чучело на погосте, там, вдалеке, в подсолнухах
Машет призывно тряпками пустых беспомощных рук.
Пахнет застоем. Вязнет гудок в томящемся воздухе
поезда по расписанию
из невозможного города, города всех разлук.