Ночь

После ослепительного света, искрящегося, солнечного света темнота ночи кажется особенно густой, черной и всепоглощающей. И если ты жил до этого на свету, среди любви, друзей, нежности и радости, то темнота одиночества представляется тебе одной тяжелой массой, которая безжалостно давит на тебя.
Люди, живущие во тьме одиночества, постепенно к ней привыкают и она становится серостью, в которой вполне можно функционировать -различать предметы и даже пользоваться ими. Вот только серость преодолеть много сложнее, чем темноту. Даже если в неё ворвется яркий, живой свет, то призрак этой серости всё равно останется там длинными тенями- всё равно если бы ночью включили лампу дневного света.
А вот у меня в душе наступила ночь. Кромешная тьма, как будто чья- то безжалостная рука выключила день- в одну секунду, без предупреждения. И из-за этой ночи я не могла определить- есть ли кто-то рядом в этой комнате, которую я зову своей душой. Я даже не смела крикнуть- боялась, что захлебнусь этой чернотой.
Нужно, наверно, рассказать, как именно она наступила, - описать тот дождливый вечер, что ей предшествовал. А он состоял из вопросов:
- И ты её любишь?
- Нет. Точнее, я не знаю.
- …
- Тебя я любил. Ты плачешь?
- Да.
- Не плачь. Ты красивая.
- Я знаю.
- Ну вот и мы, как листья того клёна…
- …
- Почему ты молчишь? Плачешь?
- Да.
- Не плачь, малыш.
- НЕ НАДО!
- Почему? Мы будем друзьями, я буду покупать тебе мороженое в парке Горького…
- Я САМА в состоянии купить себе мороженое.
- Ты всё ещё любишь меня?
- Да.
- После всего этого?
- Да.
- Чёрт…Прости.
- …
- И прощай.
- А ты меня…любишь?
- Я не знаю. Мои чувства столь сегментарны, что их нельзя назвать любовью.
- …
- И вообще, я люблю только себя. Прости. И не плачь. Спокойной ночи.
А слёзы текли. По щекам, по рукам, их вытирающим. Потому, что это были мои руки. А не его. За что? За что? «Милый, что я тебе сделала?»… Я же ЛЮБЛЮ тебя. Чёрт, неужели такая вещь, как моя любовь, может быть не нужна?! Я не верю,( сжатые до боли виски), не верю, что так может быть. А она красивая? Нет, не желаю ничего знать – ты стал уже чужим, ты уже не мой и никогда моим не станешь. Ложь. Предательство. Слёзы. Ливень. Чёрная стена слёз. И наступила ночь.
Пять дней я жила в темноте. Пять долгих дней. Пять. Они сложились в причудливую пентаграмму, углами которой стали мои острые чувства: страх, безысходность, пустота, боль и надежда.
Да, надежда. Сдаётся мне, именно она не дала темноте стать серостью. Это была ОСТРАЯ темнота. В течение этих пяти дней все чувства меркли, оставляя надежду.
А день на пятый моей тонкой, исхудавшей и обессилевшей руки коснулась рука с выбитыми фалангами пальцев. Рука, которая больше моей руки ровно на четверть. Рука, которая пахнет сладкими духами. Она коснулась моей ослабшей конечности легко, кончиками пальцев, но я знала, кому она принадлежит.
- Прости меня, малыш, прости. Я не знаю, зачем причинил тебе столько боли. Господи, неужели ты и правда ТАК любишь меня?!
- Правда? Да, это правда.
- Тогда… Тогда храни меня, мой ангел. Я так долго о тебе мечтал.
И вспыхнул свет. Он был таким ослепительным, что на глаза навернулись слёзы. Слёзы эти лились и лились, оставляя зелёные глаза ненакрашенными. Некрасивые, нечаянные, искренние слёзы- утренний дождь, смывающий пыль.
Да вот только я не ангел. Хотя всё может быть, ведь ты плачешь. Плачешь сейчас вместе со мной. И я буду хранить тебя. Пусть я буду первым ангелом, который жил в кромешной тьме.
Эпилог.
И создал Бог двух ангелов небесной красоты. Они были так прекрасны, что Бог возгневался и скинул их с небес… Я не ушиблась, а ты?