Хлеб

Ты сушишь родники,
чтоб сердце обливалось кровью.
О жизнь!
Давай-ка выпьем за твоё здоровье.

Пусть нам поэзия
       нальёт из погребка.
Пускай поэзия
       последним словом будет дурака.

Последним счастьем будет –
но не безрассудным.
Толковым,
искренним, прелюдным
пусть будет
лепет – родника...
Нельзя писать стихи,
когда одна тоска!..

...Рвётся птица из рук,
из рук отчаянья.
Птица лёгкая, птица нежная,
птица дальняя.

Для бога – божье слово – как с куста.
А мне найти похожее – года!..

Для бога всё легко:
одним касанием руки...

А мне двумя
никак не застегнуть свои шнурки.

Но терпелив Исус Христос.
Меня не пустит под откос.

Пока из сердца, из печи,
не выйдут богу калачи.

Есть некий смысл – родиться на земле.
И умереть на... корабле –

в последний раз с него сходя:
– Земля! Земля!

Есть некий смысл – всё отрицать.
Списать теорию с лица

тоски. И предъявить счета.
Неправым бога посчитать.

Но бог Эйнштейну дал мозги –
и все мы стали дураки.

Пойми, лирический чудак,
бог... не дурак!

За облаками – чудеса!
Загробная живая полоса.

Ведь рай – поболее земли.
Не только яблочки... Пойми!

Там тоже хлеб,
скатёрка на траве...

И может, нет того,
что у тебя сегодня в голове:

«Земля,
я ел твой хлеб – чтоб просто билось сердце.
Земля,
я ел твой хлеб – и стал он хлебом сердца.

Как ни крути,
так будет испокон:
Земля моя жива!
И я бегу купить батон.

Я во плоти.
Как занесённый снегом дом, –
мне хорошо,
и я не мыслю об ином».