Города

Наш самолёт мучительно набирал высоту,
Как порою солдат пытается не уснуть на посту,
Как растёт кривая изнасилований и краж,
Как инвалид поднимается на третий этаж

В доме без лифта, отдыхая
Перед каждым пролётом,
И не понимая,
Что его можно сравнить с самолётом.

А я в иллюминатор отлично вижу,
Как он с удивлением смотрит в окно…
Вот скоро уже пройдусь по Парижу…
- Вам кофе, чай ? - Если можно, ВИНО.

Синяя аккуратность в проруби глаз…
Я, оказывается, дремал, был разбужен,
Но сконцентрировался и сделал мудрый заказ.
Кстати, что у нас сегодня на ужин ?

Опять набор «Накорми семь гномов» ?
Знакомо.
Девушка, это уже даже и не смешно –
Я же ясно сказал – ВИНО.

Винопитие, красавица, это древний обряд,
Определённая цепь традиций.
А в эту бутылочку налей хоть змеинный яд –
И то не хватит, чтоб отравиться !

Тебя бы, девушка, тем летом
В очередь между Алуштой и Новым Светом,
Когда магазин, испугавшись налёта ОбэХээСэСа,
Внезапно разразился портвейном «Одесса».

Через три часа, сквозь жару и давку,
(Уставшим – «Кока-Кола», свихнувшимся – «ПрозAк»)
Потной майкой прижат к прилавку
-А ну, маманя, набей-ка полный рюкзак !

Ну, а те,
Для кого ещё не кончились муки,
Кричали, сгрудившись в тесноте,
- Не больше 15 бутылок в руки…

Вот… А в Париже, среди таких же поддатых,
Я люблю у фонтана смотреть на черепичные крыши.
В фонтане семь гномов, только крылатых,
Соревнуются – кто писает выше.

Снимаю туфли – и ноги в воду.
Вот так я понимаю абсолютную свободу.
Вокруг демократично-босоногий народ.
И не ясно кто «Кельвин Клайн», а кто «Скороход».

Наверно, так
Здесь сиживали Золя и Бальзак.
Луи, устав от столетней войны,
Закатывал велюровые штаны.

А мимо
Шлялась всякая знать ...
Интересно, что Максима
Мне будет, наверно, и не узнать.

Вот тебе и «Родные Пенаты» ....
Мы виделись последний раз семь лет назад,
Когда узнав через друзей, что я переселяюсь в Штаты,
Он неожиданно примчался в Ленинград.

Под сводами «Пулкова»,
Как бочка пустого и гулкого,
Шёл обычный досмотр отьезжающих
Под тревожный шёпот провожающих.

Я предоставил таможне
возможность

Oсмотреть карманы и задний проход
И, пройдя сквозь стеклянную стену,
Как бы перебрался с этого света на тот,
Сменив одновременно социально-общественную систему.

И в этот момент Максим, ворвавшись в зал,
Увидел меня сквозь стекло – ну, значит, считай и не опоздал.

К сожалению, мне пора к самолёту
На счёт «раз, два, три».
Если считать, что один смотрел на второго снаружи чего-то,
То второй, соответственно, смотрел изнутри.

Такое общение не даёт потомства.
И я подумал – Какое эффектное завершение знакомства!

А началось всё с того момента,
Когда я бережно сунул в кабину КАМАЗа,
Идущего в Ялту с грузом цемента,
Рюкзак, набитый вином до отказа ....

Нет сладостней чувства, чем мчать на попутке.
Как-будто сквозь детство проходит дорога –
Смеёшся каждой шофёрской шутке
И смотришь пейзажи – картины Ван-Гога.

Я кричал ошалевшему шофёру - Ну, давай сгоняем хотя бы по разу
На Джомолунгму и на Севан !
К сожалению КАМАЗу
Нужно было сворачивать в котлован.

Я торжественно вручил ему одну «Одессу» в дорогу,
Нацарапав под Дюком, на этикетке
«Спасибо, старик, что помассажировал немного
Мои очень нервные клетки».

Я понимаю, что это ничтожная малость,
Счастливого пути !
И я направился к главпочтампту, где мне полагалось
Получить записку от друзей с инструкцией как их найти.

Очередь уютно расположилась в стеклянном прогрето-прокуренном зале.
Рюкзак ( за рубль ) к дежурному в кабинет,
Чтобы отдыхающие его случайно не украли,
Пока я дожидался услышать «На ваше имя ничего нет».

Кто мне даст объяснений, мало-мальски убедительных :
Почему мне вечно не достаётся ни туалетной бумаги, ни мыла ?
Даже тут, где идёт раздача ценностей весьма сомнительных,
Мне всё равно не хватило !

«Для Вас ничего нет» -
Это уже какая-то рутина.
Я забрал рюкзак и поволок его из аквариума на свет.
Странная получается картина,

У которой вместо рамы
Слева стена главпочтампта, где не выпросишь и бланка для телеграммы.
Снизу кеды выделывают сальто
На мягкой подушке слегка подтаявшего асфальта.

Сверху солнце давит не хуже пресса
На голову и на рюкзак с портвейном «Одесса».
А справа дверь общественного сортира,
Заложенного ещё в период сотворения мира.

Его присутсвие в Ялте доказывает пучкообразность роста цивилизации
На черепе Земного шара.
«Выгребная яма как форма канализации»
Мой подарок учённым Зимбабве и Катара –

Отличная тема для диссертации.
Ну, с ними всё ясно.
А мне-то что делать в такой ситуации ?
Счастье ещё , что у мужиков не бывает менструации !

Единственное решение – слиться с природой
( Хорошо что существует природа ).
И я полез на ближайшую гору,
Чтобы оттуда понаблюдать как сменяются времена года.

Там, наверху, медленно и блаГО(мноГОвато «ГО»)ГОвейно
Я выпил бутылку портвейна
И, раскурив папиросу,
Перешёл к следующему вопросу –

Мягкий мох – божья благодать,
И я устроился на нём ( а точнее на ней ) наблюдать,
Как море пытается вытащить на сушу
Свою неимоверную тушу.

Внизу случайная мазанка прятала убогость фасада
под лозами винограда.
Я подумал, что эта убогость - не результат ленности населения,
А производная от солнечного давления.

Наверно, и на Бермудах и в Пуэрто-Рико
Такие же мазанки, и выглядят так же дико.
Пока я делился с собой этими соображениями, солнце куда-то пропало
И уволокло за собой тёплое одеяло.

« А ведь, пожалуй, и заночевать здесь придётся» -
Мысль закралась в мозг с папиросным дымом.
И вдруг услышал – «Хозяин, у вас тут ничего не сдаётся ?»
Вот так мы и познакомились с Максимом.

Мы провели с ним то, что осталось от лета
Как в ожидании конца света.
Сколько было выпито и спето !
Столько же, сколько сьедено и раздето !

Когда пришло время уезжать из Крыма,
Максим пригласил погостить у него в Москве пару недель
- Всё равно же ты едешь мимо
По пути в свою трижды революцинную колыбель.

Я, покусав немного губы,
Подумал – «А почему бы
Мне не заскочить на пару часов к Ильичу в Мавзолей ?»
И , показав Максиму на бутылку, ответил – Налей !

Хорошо уметь принимать решение
В одно мгновение...
Стюардесса на секунду обернулась – а я на чеку :
«Девушка, будьте любезны – бутылочку коньяку!» …

Я к той поездке в Москву не раз и не два возвращался в мыслях.
Себя стесняясь, восстанавливал детали.
Как ветеран, укрывшись в туалете от родных и близких,
Рассматривает позеленевшие медали.

Чтобы близкие ( не дай бог) об этом не узнали.
Щёки сразу запалят возмущённым огнём –
« Нет, ну Вы видали !
ЭТОТ так всё и живёт вчерашним днём!»

А я, наверно, немного сентиментален
Или чудак.
Но почему тогда не Рига, не Таллин,
А только Москва. И всегда начинается с того, как
 
Поезд, ткнувшись в сиську Курского вокзала,
Замер, перебрав всем телом.
Мы вышли на перрон. Толпа нас равнодушно засосала
И выплюнула в город как бы между делом.

На улице, вокруг ларька с татуировкой «Пиво»
Толпилось поколение отцов ...
В раскисшем небе стая туч-подростков лениво
Цеплялась к шпилям сталинских дворцов.

Москва была беременна дождём ...
Ключ не найдя, Максим звонил соседям,
Потом спросил – «Ну что, в общагу едем
Или на лестнице сестрицу подождём ?»

Я так устал от пота проводниц, от криков ревизора,
От «Завтрака туриста» натощак,
Что, не боясь позора,
Сказал – «Сегодня хорошо бы без общаг» .

Я, кстати, горжусь, что едал «Завтрак туриста» Ялтинского рыбкомбината -
Хребты селёдок, завёрнутые в шинель неизвестного солдата
С сукровицей из давленного томата
Для аромата.

Устало присев на батарею центрального отопления,
Я ощутил приступ поэтического волнения :
В облезлой раме мутного окошка
Мной был замечен двор, спавший, свернувшись на клумбе как кошка.

Вот тут бы и нужен настоящий мастер слова, гений.
Воспеть романтику подьездов и дворов –
Интеллигентность стоптанных ступеней
С колечками для сгинувших ковров.

Брошенные кладбища звонков на дубовых дверях и списки …
То ли живущих, то ли погибших.
Паутину проводов, опутавших дореволюционные кирпичи
И мрамор пола, тусклый от постоянного воздействия мочи.

Философские мысли владели мною не долго.
Голос - «Может представишься, однако?»
Сестра Максима протянула мне руку – «Олга».
Вот именно так и сказала – без мягкого знака.

Спустя годы, в Нью-Йорке, под утренним душем, который лечит
Смывая остатки бессонной ночи,
Я часто думал о той первой встрече,
Видел снова, как Олга хохочет,

Слушая наши рассказы,
Задавая вопросы.
Мы лежали на полу в коридоре, пуская в паркет метастазы,
Куря папиросы.

Следующее утверждение не для спора –
«Нет ничего вкуснее Беломора».

Он годится
И для стола министра, и для притона бандитского.
Самый душистый, говорят, идёт за границу,
Изготовленный в Питере, на фабрике Урицкого.

Его ещё называют «Ушастый»
За эмблему на пачке – «Два уха, два глаза».
Гильзу можно заполнить ватой,
Можно перегнуть три раза.

Один мой друг
Так умел прослюнявить папиросу ту,
Что мог языком ( без помощи рук )
Управлять ею во рту.

В школе я прятал пачки под партой -
Шершавые, с плохо пропечатанной на них картой.
А в Штатах перешёл на шелковистые пачки, с глянцем,
Став хоть в этом американцем.
 
Раздражение от запрещения заоблачного курения
Породило в моей голове дольку стихотворения :
«В самолёте Нью-Йорк – Париж
Больше не покурИшь» ...

Те две московские недели
Летели,
Чуть не сказал с испуга –
Перегоняя друг друга.

- «А ну, просыпайся. Сегодня в программе
Белокаменная с золочёнными куполами».

- «Луковицами гордиться –
Уподобляться соседской Клавке.
Как будто говоришь не о столице,
А об овощной лавке!»

Стыдно мне, петербуржцу, пробитому
Суровыми невскими акварелями,
Шляться с акающими московитами
Переулками и аллеями.

Тем не менее, Кривоколенные да Самотечные
( Пусть не отражают глубины мироздания ) -
Названия вполне человечные,
Приколоты как брошки на здания.

Не понятно, как под кожей этих сонных зданий
Вдруг вскипает кровь стрелецких восстаний ?

За пару недель не добиться ясности.
А безумная ширина Московских проспектов ! ...
Вот только отвлечёшся от чувства опасности,
Подсерегающей каждого на высоте 8000 метров,

Как тут же находится воздушная яма,
И тысячи метров как не бывало.
Яма упряма –
Не отпустит, пока не наиграется до отвала.

Страшно? Тогда – смотрите кино. И гасят свет.
Хотите наушники ? Нет? А хотите совет ?
С доброй улыбкой – «Постарайтесь уснуть».
А может ещё предложите грудь ?

От этой вибрации
Возникают галлюцинации,
Построенные на песке..., точнее на ассоциации.

Дворцовый мост, дрожащий от напряжения –
На его спине постоянно идёт сражение
Транспортных средств за преимущественное право движения,
Вызывая раздражение

Самих транспортируемых
Крупными партиями, в неописуемых
Условиях сплочения народа.
А я при этом пытаюсь выступать в роли экскурсовода.

«Видишь колонны на фасаде Зимнего ? Это хор.
Столп посредине площади – дирижёр.
Здание Штаба удивлённо разинуло арку,
А Адмиралтейство за кулисами пытается вставить ремарку.

Казанский собор ....» «Молодой человек,
Перестаньте кощунствовать.
Это же - жемчужины зодчества ! 18 век .
Постарайтесь прочувствовать !»

Ну, кто тебя спрашивал, 120 в месяц,
Носитель патриотической простоты .
Олга со смехом -
«Он постарается. Он ещё пока только В ПОИСКАХ КРАСОТЫ !»

Вдруг в салоне вспыхнули таблички и стал слышен
Мелодичный звон –
Так «Однорукий бандит» реагирует на выпадение двух вишен –
«Сейчас получишь жетон».

Но вместо этого голос с вкрадчивостью сладкой
Попросил нас пристегнуться перед посадкой.
Потом запыхавшись, как после занятий спортом,
Проинформировал о давлении температуры за бортом.

И поплыла вдоль рядов пилотка с проверкой. Примерно так
Академик Павлов проверял собак.
- Прошу прощения, стюардесса.
У вас случайно не найдётся не нужной бутылки портвейна «Одесса»?

Часть 2.

В Париже «Мерседесы» используют как такси. Для профанации.
Таксистов–жуликов выше нормы.
Это бунтарский дух французской нации
Выродился в такие уродливые формы.

Увидев на мне добротный костюм, водитель выдумал трассу,
Чтобы добираться до города не меньше часу.
Мы побывали
Практически в каждом квартале.

Но я решил с ним не спорить –
Не важно сколько это будет стоить.
И напевал «Что же ты не спишь»
Пытаясь вспомнить, что там после «Маленький Париж».

Когда обозначился дворец мадам Помпадур
( Вот где тусуются прошлого тени !),
Я стал составлять в голове каламбур
Про то, что Париж – как собака на Сене.

Не получилось. Бросил. Ладно, впереди целая неделя.
И тут такси замерло у отеля.
Мысли сразу как-то неуловимо
Переключились на Максима.

Месяц назад накатила осень,
И я (спасибо хроническому тонзилиту)
Лежал с температурой – 38,
Нью-Йоркским гриппом к подушкам прибитый.

Та, что обожала
Добавлять мне в чай мёда,
Раздражала.
И я, едва дождавшись её ухода,

Нарисовал себе полный стакан чего-то, разлитого в Порто,
Родного брата портвейна «Одесса».
Оно и для здоровья полезней спорта,
И помогает от стресса.

Благодаря доступности спиртного
В условиях до неприличия развитого
Капитализма,
Я давно уже перешёл в третью стадию алкоголизма.

В которой, как это звучит ни странно,
Денег не надо – уплываешь с одного стакана.
Выпив, я стал склонять лягушачье «Ква»: сперва-«Кве», потом-«Кву»,
А потом и вовсе позвонил в Москву.

Чего я хотел через семь лет ? Допрощаться ?
Исправить неловкость Пулковской сцены ?
Пообщаться ?
Я спросил - «A какие у вас сейчас на спиртное цены

В пост-перестроечной Москве ?»
( Кву, Ква, Кве) ....
Я думаю, что по-настоящему, как ни крути,
Нашу дружбу оценит только АТиТ.

Представьте себе телефонный счёт, в котором
Под приговором
Напечатано засиженное поколениями мух :
«Старый друг – лучше новых двух».

Мы говорили больше часа
Про Крым, про Москву. Смеялись подолгу.
И, как дипломаты высшего класса,
Ни разу даже не упомянули Олгу.

В больной голове промелькнуло блесной –
Когда я видел её последний раз ? Ну да, весной,
Уже забыл какого года.
Стояла отвратительная погода.
 
На Невском гнили чёрные сугробы,
Грязь точками оспы садилась на брюки.
И золото ( не высшей пробы )
Стекало с крыш в подставленные люки.

Поезд опаздывал. Это меня обязало
Заняться изучением жизни вокзала.
Мы порешили с бюстом Ильича,
Торчащим в центре как свеча,

Что несмотря на то, что ещё рано,
Нужно начать с ресторана ....
Вокзал демократичен – не надо ни пропуска, ни билета.
За неимением вешалки – начинается с туалета,

У дверей которого бездомные проститутки,
Освежившись с утра глотком политуры,
Заступили на сутки,
И сидят в ожидании клиентуры.

Бляха под каменной рожей
Прикуривает у кителя, заправленного под ремень.
Под сводами рокочет глас божий,
Призывая то ли к молитве, то ли к поезду «Мурманск-Тюмень».

Чуть дальше цыганки, достойные кисти Моне,
Гадают безумцам, трактуют сны.
А рядом спит, широко раскинувшись на спине,
Ходок периода гражданской войны …

Я встретил состав,
Устав.
Устал потому, что пил.
Пил из последних сил.
Пил потому, что знал –
За мной наблюдал вокзал.

Тут, наконец, приехала Олга и выложила клише.
О безысходности нищеты.
«Ты же понимаешь кто ты,
А он – французскОЕ атташе.»

Вот так ... « А ты –
Лишь цветы и мечты!»
«… Я извиняюсь, а ПОИСКИ КРАСОТЫ ?»
«Где, внутри пустоты?»

И что я вдруг вспомнил о ней ?
«Слушай, Максим, я буду в Париже. Может подскочишь на пару дней ?»

Часовой разговор, помноженный на портвейн и грипп
Привели к тому , что я вспотел и охрип.
Пот проступил на лбу, точнее там,
Что стало лбом к тридцати годам.

Пауза. «А почему именно в Париже?»
«А что, ты хочешь к Неглинной поближе ?»
Вздох не то радости, не то сожаления -
«Значит - совпадение»

Я был из-за гриппа настолько плох,
Что медленно соображал , слова отскакивали как горох.
Это состояние я ненавижу.
«Ну так что, пошляемся по Парижу ?»

Снова пауза. «Пожалуй нет.
Мне не на что даже купить билет»
«Ну, привет.
Это уж и вовсе не ответ».

Я обрадовался, что смог себе обьяснить,
Почему обрывалась разговора нить.

Ну до чего же смешной народ.
«Разбогатеешь – вернёшь из расчёта 20 процентов».
И утром сделал в Москву перевод
На 500 долларов, 00 центов ....

Я достал из салона такси «Мерседеса»
Портфель, прихваченный мной из Нью-Йорка,
В котором, за неимением портвейна «Одесса»,
Лежала смешная бутылка – ликёрка.

Это – не глупый каприз,
А сюрприз.
Не зря ж мы с Максимом мечтали
Однажды напиться в Латинском квартале.

Кстати, в Парижских отелях меня волнует одно –
Что видно в окно.
Отель «Одеон» к Люксембургскому саду
Заглядывал в лиф сквозь резную ограду.

Я счёл это достойным фоном
И, бросив у стенки портфель,
( Ликёрка ответила малиновым звоном)
Отправился в город – кушать форель.

К кухне мусьёв у меня особое отношение,
Даже написал такое стихотворение :
«Я французскую еду
Ем, где только набреду»

Я считаю, что парень, который выдумал луковый суп,
Важнее Эйнштейна и тоже не глуп.
Низкий поклон вам, Поли и Жаны,
За Бургундские вина и Бретонские баклажаны !

Моим официантом оказался старый турок,
Засохший и скрюченный как вчерашний окурок.
«Пожалуйста, пива». «Какого?»
«Ну....., например, «Мышелова» !

Ты же, басурманин, меня измучил,
Спросив.
Заставил копаться в куче
Названий пив.

Тем более, что «жигулёвского» у тебя нет.
Ну, да ладно, иди выполняй заказ.
Вот, я помню однажды зашёл в обед,
На Лиговке, в «Мутный глаз».

Суровая северная культура –
«жигулёвское» и политура.
Халдей подходит молча, даже с выражением скуки,
Вытирая мокрые от пива руки.

Поднимешь глаза - «Две кружки, набор».
Вот, собственно, и весь разговор.
Набор – это брынза зелёного цвета,
Соломка и рыба ( обычно не кета ).

По поводу набора вопрос :
Почему мне всегда доставался от скумбрии хвост ?
Я однажды видел этих рыб на картинке.
Утверждаю - у них есть и головы и серединки.

Студенты, вспомните «Мутный глаз»,
Когда в следующий раз
На занятии
Будете обсуждать различные формы народной демократии.

Откушав прекрасной француской форели
( Не чета тем солёным хвостам ),
Я побрёл к любимым местам,
А проще на Сену - смотреть акварели.

Туда, где у Нового Моста, украденного из сказки,
Швартуются флотилиями подрамники и холсты.
Там возникает гармония булыжника и краски,
А я, как раз, по части ПОИСКОВ КРАСОТЫ.

Очарование средневековья так просто –
Оно для бодрых старушек в гигантских кедах,
И для бритоголовых подростков,
И для семейных пар на спортивных велосипедах.

Всем понятно, никому не обидно,
Настолько оно очевидно.

А когда идёшь по Нью-Йорку,
Грызёшь как сухую корку
Гармонию мусорных баков, гидрантов,
Гирлянд на деревьях, Рождественских бантов.

( Кстати с бантом такого фасона
 Ленин ходил на завод Михельсона ).
Пожарные лестницы,прилипшие к стенам, дошли до нас из древних веков.
Это скелеты огромных доисторических червяков.

Тут я обратил внимание, что над Парижем уже включили вечер,
Вывесили звёзды в хозяйственной сетке.
И тут же мысли, в ожидании встречи,
Запрыгали по прошлому, как обезьяны по клетке.

Калининский проспект. В простонародье
«Вставная челюсть» на лице Москвы.
- Вина не хочешь, Ваше благородье ?
- Вина хочу. Но впредь прошу на «Вы».

Заходим в «Метлу» (Официально «Метелица»).
Заказываем коктейли.
Они нам нужны как горючее
Для карусели.
Мы раскручиваем
Карусель хмельного веселья.

Поплыли по кругу лица, крики, стойка бара.
Всё быстрее, быстрее – это начало угара.

Праздник закручен. Всё новые Иры и Вали
Желают участия в радости полёта.
Со смехом – «Максим, в честь кого тебя так странно назвали ?»
« В честь пулемёта» .
 
Ровесницы ! Как вы добивались такого сходства ?
Какими путями ?
Одинаковыми блузками, индийского производства ?
Одинаково обкусанными ногтями ? .....

Я проснулся от того, что Люксембурский сад
Бросил в открытое окно листопад,
А потом осеннего утра кусок,
Попав каплями дождя в висок.
 
И сразу возникло ощущение Булгаковской тоски.
Я сел на кровати, свесив ноги,
И стал искать, как ищут тёплые носки,
Причину неосознанной тревоги.

Я полз по окрошке фраз,
Как военный связист по грязи,
Искал, выполняя приказ,
Обрыв причинно–следственной связи.

Но иногда наступает идиотизм в каком-то вопросе. И это
Хуже засорившегося туалета.

Когда мне в детстве говорили, что я родился на Петра Лаврова,
Я не понимал, что это название улицы и, вообще, два слова.
Говорят же – Родился на Пасху, второго.
Ну вот, а я - на Петралаврова.

И я таскал этот бред,
Пока не попал на злосчастную улицу в возрасте 20 лет.

Ладно, сейчас завизжат ступени,
Раздавленные ботинком, побольше гриля.
Ударят в двери колени –
От Максима шума больше, чем от пожарного автомобиля !

Удивляться не стану,
Услышав с порога – «Ну что, по стакану ?»

Я закурил, присев на кровать.
И когда раздался еле слышный стук, разносящийся по всему Парижу,
Я пошёл открывать,
Уже понимая кого увижу.

- Ты ?
- Да,... всё В ПОИСКАХ КРАСОТЫ.

Всё сложилось, что казалось неуловимо –
Француз-атташе, странность Максима,
Узнавшего о случайной поездке в Париж. И это
Порадовало душу эстета.

А теперь немедленно нужен глоток вина.
- Присаживайся вот здесь, у окна.
 
Неловкость в движеньях. Похоже,
Эта сцена больше подходит вельможе,
Хищно шевелящему усами
От вожделения к средневековой даме.

Неловкость, переходящая в досаду :
Сядешь - в окно не видно ограду.
Кстати, у Летнего сада
Ограда тоже была что надо !

Ещё там был бронзовый Крылов в позе спасателя с Багамских пляжей,
С зоопарком у его ног, из его же персонажей.
Сидел, обводя насупленным взором
Собравшихся за забором.

Баснописец был постоянно несчастен –
На него просто не обращали внимания.
Все пытались вспомнить названия басен,
Откуда взялись зверинные изваяния.

Вернусь в Нью-Йорк – пойду в Центральный парк,
Там, говорят, тоже есть зоопарк.

- А ты давно уже во Франции ?
- Достаточно чтоб развестись, посадить традисканции,
Устроится на работу, посетить пару стран
И возненавидеть всё, что начинается с «фран...».

«Максим позвонил мне в прошлую среду...
Кстати, а ты когда прилетел ?»
Мы аккуратно строим беседу,
Как акробаты строят пирамиду из собственных тел.

Строят пирамиду,
Не подавая виду,
Что одно неловкое движение
Вызовет разрушение.

«Максим позвонил, что он перед кем-то в долгу.
Дал адрес отеля». – Хорошо, если я смогу ....
А вчера пришёл перевод ...
И выложила на стол пять одинаковых, хрустящих банкнот.

Пять президентов в зелёных овалах, как будто рассыпали виноград,
Осматривались, начиная сердиться.
- Да ты, парень, похоже, не рад
Встретить на чужбине родные американские лица.

А я - вельможа, у меня мёд течёт по шевелящимся усам ....
«Тебе налить ликёра ? Нет ? Ну, тогда я сам».
Дети, всем понятно, как происходит в природе круговорот
Североамериканских банкнот ?

А хочешь - можем сходить в какой нибудь ресторан .....
Хотя он, впрочем, тоже начинается с «фран».
Я исчерпал весь список,
Могу ещё только предложить кислых ирисок.

«Знаешь, мне, пожалуй, пора идти».
«Я провожу ..... до двери, мне по пути» ....

В треснутом зеркале над рукомойником
Веселился какой-то пожилой гражданин
( Ну и что ? Иной улыбается уже даже будучи покойником ).
Я же расчитывал на двоих, а выпил один.

В неплотно прикрытую дверь туалета
Был виден стол, сервированный в нарушение этикета .

А за ним распахнутое окно со шторами,
Между которыми
Деревья стряхивали утреннюю тоску,
И самолётик ползал как краб по голубому песку.

12 Ноября – 10 Декабря