Окончание. Пятый

Дня три не могли её успокоить. Капризничала, плакала, кушать не хотела, потом постепенно притихла. Залегла на печь и почти не выходила оттуда.
Да и зачем? Смотреть на те обшарпанные стены с грязными узорами от потёков или на те нудные часы, что затянуты густо паутиной, которые давно уже молчат, как мёртвая голова.

Вверху, на другой стене, есть, правда, ещё оконце в полторы рамы, но из него видно только нависший над домом чужой сарай. Да и не достать до него! А вова осмелела теперь, ходит по комнате.

Вспоминала братика, жаловалась;"Братик мой, братик любимый - так меня вова била, и мама била, и папа бил..." Плакала.

А потом и о братике забыла, забыла обо всём... В комнате ночь и ночь. Нет весёлого, нет радостного, нет ясного ничего на свете.

Сохла девочка, как травинка. И мама, и строгий папа, вроде нежнее стали. Спрашивали:
 - Что тебе, доченька наша?
Говорить не хотела, глаза от них отворачивала.
 - Пусть бы уже умирала, или... - услышала как-то Марика.
Подумала:"А! Пусть..."

Раньше с печьки не видно было пятен на стене, не видно было надоевших вещей в доме.
Потом - глаза привыкли к темноте - видели мельчайшие разводы. Чтоб не видеть - пряталась дальше в угол.

Капала с крыш, шумела, бурлила вода. Синее небо смеялось. Под крышами защебетали воробьи.
Весна...

Дома, как и всегда в будние дни, не было ни мамы, ни папы. Марика сидела на печи, вялоодевала свою безрукую и безносую куклу. Потом стало совсем тоскливо, положила куклу рядом, легла на спину, сложила ручки на груди. Сама не знала, отчего начала плакать.
Какие-то невыразительные, незнакомые слова, жгучие и жалобные, мелькали в её голоке, а слёзы катились обильней и обильней.

Вдруг, что-то за окошком:
 - Чик-чирик...
Встрепенулась, подняла головку.
Показалось:
 - Туку-ку-ку, сестричка моя, туку-ку-ку, выйди сюда!"

В глазах замелькало синее, золотое, красное... Забилось, так забилось сердечко.
Вдруг Марике показалось, что у неё крылышки. Сами раскрылись, несут.

Вскочила, слетела с печьки к окошку, к двери, к тому окну, что вверху...тянется по стене. Бегает по тёмной комнате, волнуется, аж пот выступил...
Нашла качалку. Схватила её - трах по окошку, вытягивает солому.
Заморилась, нет, не может, хотя бы щелочка появилась!

Глядь, а в тёмных, забитых стёклах, как в зеркале, всё там - и грязная стена в пятнах, и надоевшие часы в паутине и ненавистный топчан... А из под топчана...
Ой! вова вылазит, за спиной. Крикнула, потеряла сознание: пришла вова, забрала у Марики глаза.

Ранней весной, когда на деревьях, как воробышки, распустились почки, Марику вывели во двор. Слепую.
Увидело её солнце, так и обдало золотыми лучами: "Моя малышка!..."

_________________* * *________________

Невозможно без слёз и глубокой печали переживать эту историю, далее - я молчу...

_________________* * *________________

Но...по замыслу книги - и в ней мы должны отыскать вино.

Вот оно:
"Не насытится око зрением." - так написал Екклесиаст,(1 гл.8 ст.), так чувствуем мы сами, об этом и прочли...

А как с духовным зрением? Не повторяет ли кто-то эту грустную истроию и в своей жизни?


"Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы". (1-е Послание Иоанна 1,5)

"Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир.
В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал..."( От Иоанна 1,9-10)

"Но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы." (Иоанна 3,19)

"Теперь мы видим как-бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно, как я познан." (1-е Коринф. 13,12)

Далее - ://stihi.ru/2007/07/11-481

http://stihi.ru/2007/07/11-481