Родник

В наш бурный век возможны чудеса:
В безбрежной одиночества пустыне
Меня от верной гибели спасал
Твоей души родник невозмутимый.

Мне было лет семнадцать - где-то...
И жизнь моя лишь начиналась.
Пустыня розовым рассветом,
Прохладою меня встречала.
Я был юнцом самовлюбленным,
Себя избранником считал я,
И горизонта удаленность
Меня нисколько не смущала.

Ступней моих песок коснулся,
Едва прогретый солнцем ранним.
Куда-то далеко тянулись
Стада барханов, как бараны.
Успел я мало в мире этом,
Ведь жизнь моя лишь начиналась.
Стать обладателем несметных
Сокровищ всей земли мечтал я.

И вдаль побрел, пути не зная,
Доверившись судьбе всесильной,
А солнце выше поднималось,
Все жарче, жарче становилось.
Ты знаешь, что такое - жажда?
А я узнал и очень скоро...
Палило солнце беспощадно,
Песок, насколько хватит взора...

В ушах звенело нестерпимо,
Вулканом сердце клокотало,
А солнце жарче все светило,
А сил все меньше оставалось.
И вот, когда ослабли ноги,
И страх, с отчаяньем шакала,
Мной овладели, шум далекий
Листвы зеленой услыхал я.

Тогда я юн был и беспечен.
То было лишь пути начало,
Но мне казалось, брел я вечность
К зеленым и высоким пальмам.
Ручья пьянящая прохлада
Свершила чудо - в самом деле:
Коснувшись губ, горячих, жадных,
Она вернула к жизни тело.

Какое райское блаженство,
Напившись вдоволь и умывшись,
Заснуть в тени под тихий шелест
Зеленых пальм, под неба крышей.
Уже ли я достиг финала
И больше некуда стремиться?
В плену сомнений задремал я,
Чтоб утром снова в путь пуститься!

Тогда я юн был и тщеславен
И мне ума не доставало.
Мы часто в юности меняем
На блеск фальшивого металла
То, что действительно бесценно.
И я ушел в пески без края,
Решив увидеть непременно
Цветы садов земного рая.

Зеленый остров жизни дивной,
Где я от лютой смерти спасся,
Песка пучина поглотила,
И я опять один остался.
Все было мертво в мире этом.
Под солнцем выгорели краски.
Все, что могло гореть, то в пепел
Здесь превратилось, словно в сказке.

Лишившись тени и прохлады,
Я изнывал под жарким солнцем.
Я знал, что мне куда-то надо
Но вот куда не знал, но шел все.
Вот, наконец, вдали увидел
Оазис, пальмами заросший:
Озера, волнами покрыты,
По берегам - густые рощи.

Я полетел бы, если б были
Большие крылья за спиною
В тени дерев, в питье обильном
Искать спасение от зноя.
Барханов спины, как трясина
Под каждым шагом прогибались,
Мои выматывая силы,
Которых так мало оставалось.

Но вдруг растаяло виденье.
Растаяло, как тают льдины.
То был мираж обыкновенный,
Злорадный гений бедуинов.
Но как прекрасен был тот призрак!
Он так к себе манил прохладой
Зеленой рощицей тенистой,
Хрустально-чистым водопадом...

Вокруг пески, пески без края,
И бесконечные барханы.
Куда теперь идти не зная,
Я брел вперед на издыханьи.
Вокруг виденья возникали
Одно других ясней и краше,
Меня кружа и увлекая
В пески, в пустыню дальше, дальше.

А вскоре страх и обреченность
Моей душою овладели.
Я шел угрюмый, озлобленный,
Найти спасенье не надеясь,
Присесть боясь лишь только, зная,
Что сев, уж больше я не встану,
Тяжелый взор не поднимая,
Не веря призрачным обманам.

Но вновь далекое журчанье
Услышал я, себе не веря.
Передо мной стояли пальмы,
Ручей шумел в тени деревьев.
Вот то, о чем давно мечтал я:
Вернулся я в свою обитель!
Как друга старого встречали
Те пальмы, что во снах я видел.

Но не сиделось мне на месте.
Я чувство времени утратил.
От желтой скуки ныло сердце,
Хотелось вновь идти куда-то.
И я опять пошел скитаться,
Опять блуждать в пустыне знойной.
Не райским местом мне казался
Ручей с прохладною водою.

Но вновь и вновь я возвращался
К потерянной в пустыне роще.
Мне не было другого шанса,
Как в роще жить всю жизнь, не больше.
Мелькали чудные виденья.
Они меня с собой манили,
Но исчезали, словно пена,
Мне только голову кружили.

Я был томим познанья жаждой
И мне чего-то не хватало.
Святым ручьем спасенный дважды,
Я вдруг уверовал нахально,
Что вновь к нему вернусь опять же,
В своих скитаньях обессилев,
Что он всегда спасет от жажды,
Вернет мне снова жизни силу.

Но как жестоко я ошибся,
В расчетах просчитался очень:
Блуждал в пустыне я, кружился,
Но не вернулся к пальмам больше.
И райские святые кущи
Меня как будто не прельщали:
Всем существом своим тянулся
К тому ручью и стройным пальмам.

Бродил я долго. Вышел к морю.
Но всей душою ощутил я,
Что эти синие просторы
Меня нисколько не прельстили.
В пустыне голой, меж барханов,
Где мир жестоким солнцем выжжен
Стояли ласковые пальмы,
Где я от мук спасался трижды.

И райским местом мне казался
В пустыне солнцем опаленной
Невзрачный, маленький оазис
С водой прозрачной и студеной.

1980 год.