Братья-славяне

Зима 45 года. Варшава в руинах. Бесконечные потоки людей и техники двигались дальше, на Запад. Их провожали глазами союзники-поляки в четырехугольных фуражках-конфедератках. Это части варшавской комендатуры. Отбиться от колонны и угодить в их цепкие руки - верная гибель.

Поляки говорили: первая пуля немцу, вторая - русскому.
Наши говорили: к полякам попал - пиши пропал.
 
Тело могли найти. Но ничего не могли доказать. Смерть на войну списывали.

Когда наши выводили оккупационные части из Германии - эшелоны, эшелоны, эшелоны через Польшу на Восток, - командование издало директиву: ничего не покупать у местного населения. Дед рассказывал, как двое купили польской водки. Наутро их выгрузили из вагона. Уже холодных.

А тогда он, 26-летний старшина, гонял свой Студебеккер по военным дорогам. Шел последним в колонне через Варшаву. Приказ - не останавливаться. Но - заглох мотор. Колонна ушла, он остался один. Бросить машину нельзя - трибунал. Открыл капот, занялся ремонтом.

Вдруг оклик "Эй, солдат!" Обернулся. Двое. В руках винтовки с примкнутыми штыками. Из комендатуры. "Идем, солдат." Попытался объяснить: так и так, заглох мотор, отбился от колонны... Поляки непреклонны: "В комендатуру, солдат!"

Пришлось идти. Он впереди, эти двое сзади. А в голове одна мысль вертится: "Сейчас убьют, сейчас убьют..."

Его не разоружили. Почему - не знаю. Может, вел себя правильно и естественно, может, поляки были уверены в себе...

Они все шли и шли, а он все поправлял на плече свой ППС-43. Отличный, надежный автомат. Есть у него особенность: легкий ствол и тяжелый казенник. Когда несешь его на ремне стволом вниз, ствол все время задирается кверху. То и дело нужно поправлять.

Периферическим зрением он отслеживал конвоиров. И смог, поддернув ремень, незаметно снять оружие с предохранителя.

Они поднимались на железнодорожную насыпь. Конвой шел сзади, и, значит, чуть ниже. Оказавшись в самой верхней точке, дед качнул корпус влево, и автомат оказался у него в руках. Повернувшись и присев, он дал длинную очередь по среднему уровню. Конвоиры согнулись пополам и покатились под откос. Он перемахнул через насыпь и, петляя, бросился в руины.

Ночью он вышел к своим. Трибунала не было. Дали машину с автоматчиками, и к утру он пригнал Студебеккер в расположение своей части.

На войне убивают во имя жизни. Это война. Это парадокс. Дед убил кого-то, чтобы выжить, чтобы жил мой отец, чтобы жил я...