Пушкин и Плюшкин

П у ш к и н и П л ю ш к и н
(Ч ю д н о е м г н о в е н ь е)
Б о л ь ш о е н е д о р а з у м е н и е

Творческому наследию Венички Ерофеева и Дмитрия Пригова посвящается

****ействующие маски:
список в конце, поскольку неизвестно, сколько их будет.

По сцене где попало развешаны школьные портреты Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского** и гризлова, едущего на ведмедеве по путятину* с пикой наперевес.

* – последние трое – мелкие анти-контркультурные деятели эпохи загнивающего пост-модернизма.
** – первые четверо – великие русские писатели.

Д е й с т в и е п е р в о е

Звучит «Битлз», «Обратно в СССР». Пушкин и Плюшкин сидят за столом – друг напротив друга – и борются на руках. На столе море посуды и полупустых бутылок. Плюшкин ломает руку Пушкину. Тарелки и рюмки с бутылками летят на пол. Остается только два бокала.

П у ш к и н (потирая кисть):
Ведь гений и злодейство – две вещи несовместные,
Надеюсь?
П л ю ш к и н (разминая плечи, самодовольно):
Собесные, скорее. Ведь в собесе
Вас отоварят сразу и венками,
И магарычем на вашу ж свадьбу.
На тризну, то есть.
(оба встают; не чокаясь, пьют на брудершафт из чужих бокалов; с сомнением в них смотрят)
П у ш к и н (переведя взгляд на собеседника, иронизируя):
Браво! Ай да Плюшкин!
Айда в кабак на тройке, сукин сын!
П л ю ш к и н:
Что сын – то да. А с сукой – не уверен.
П у ш к и н (в сторону, задумчиво):
Брудастые (брыластые) и с борзыми щенками,
Как снег они Россию завалили
И фаллоимитатором имеют…
(П л ю ш к и н у)
В кабак не хочешь – ладно. Но я спорю
Своею недобритой бакенбардой,
Что выпивки совсем уж не осталось.
П л ю ш к и н (со стуком ставит граненый стакан на пол):
На чай мы перейдем.
П у ш к и н:
И то потеха.
Наш лишь бы красный свет не перейти.
(идет к плите, зажигает газ, ставит чайник)
Гони заварку, брат.
П л ю ш к и н (собирая останки утвари с пола):
Вчерась
Я не рассказывал тебе о самогоне?
П у ш к и н (наливает из крана воду в чашку, ставит на стол; садится):
Нет. Ты о чем?
П л ю ш к и н (выбрасывает мусор в ведро под раковиной, тоже садится; по ходу дела рассказывает):
У нас тут рядом
Есть замечательный умелец из народа.
Работал он на турбореактивном,
Пока его в биг-мак не превратили.
Теперь же в свете нанотехнологий
И генной инженерии всенощно
Он превосходный гонит самогон
Из шелухи подсолнечной и ваты.
Менты его пока что не накрыли,
А коль накроют – будет ФээСБэ.
П у ш к и н (с подозрением):
Что, чаю нет?
П л ю ш к и н (обиженно):
Какой ты, право!
Не сукин сын, а чистый каркадел…
П у ш к и н (примирительно):
Не дуйся. Я ж в кабак на тройке
Тебе минутой ране предлагал
Поехать…
П л ю ш к и н (все еще обиженно):
Как же! Разогнался:
Не делает ВАЗ тройку жигулей.
Есть только балтика…
П у ш к и н:
Ага. Окно в европу.
Давай, дружище, русским самогоном
Зальем размолвку – как друзья навек.
П л ю ш к и н (успокоившись, рассудительно):
Конечно, как друзья. Ты не дослушал:
Умелец мой своим искусством дивным
Почти весь наш район очаровал.
Не знаю я, что с чем он добавляет,
В процессе перегонки ли, броженья,
Но результат в такие выси тянет,
В такие бездны разум твой швыряет,
Что про абсент ты лучше помолчи.
П у ш к и н (останавливает речь Плюшкина, прикоснувшись к руке, выдерживает паузу, иронично):
Да неужели!
П л ю ш к и н:
Попробуй рюмку «Чудного мгновенья» –
И Кастанеду можешь не читать.
П у ш к и н:
Мгновенья? Чудного?
П л ю ш к и н:
Так мой умелец
Бальзам назвал свой. Этикетку сделал
На принтере цветном. Потом размножил.
А я ему с рекламой помогал:
По всем подъездам нашего района
Расклеил небольшое объявленье.
Оригинал-макет сам разработал:
Фигура дамы, «Чудное мгновенье»
И – номер телефона.
Все звонили,
Считая, что ****ей закажут.
Дудки!
Им вместо телок Николай Василич,
Умелец поработать над сознаньем,
По литру в грызло нагло предлагал.
И соглашались многие!
Теперь же
В рекламе не нуждается бальзам.
Все мужики по нашему району
Уже давно не кормят проституток.
Так удалось нам за моральный климат
И честь Отчизны крепко постоять.
П у ш к и н (вскакивает, хватает шапку с вешалки):
Пошли!
П л ю ш к и н:
Куда? Зачем?
П у ш к и н:
За самогоном!
П л ю ш к и н:
Здрасьте!
Мой Николай Василич сам придет.
(достает небьющийся сотовый телефон из внутреннего кармана майки, набирает номер, говорит)
Але! Буэнос ночес, свет-Василич!
Мы с Пушкиным бухаем тут зараз…
Зараз? Конечно, душим, хоть словами,
А не руками, злобных буржуинов…
Проблема в том, что «Чудное мгновенье»
Испробовать хотим… Да-а-авно все выпил…
Поминки гидры империализма…
Нет, право слово, Пушкин – человек,
Которого вы сроду не встречали!
Он даже чай со мною пить готов…
Горит желаньем пообщаться духом…
Да вы послушайте – он сам все скажет.
(передает трубку)
П у ш к и н:
Да, доброй ночи… Вы в трудах, в заботах?..
Свободны? Так за чем же дело?.. Что?
Не стоит? Пустое: мы виагру
Душевного и прочего общенья
Предложим вам в прекрасной упаковке…
Я так шучу над вашею рекламой
В надежде вас немного рассмешить…
Взаимно. Ждем.
(заканчивает разговор, кладет трубку в стакан с водой; телефон тонет, испуская бульки; Пушкин поворачивается к Плюшкину)
Забавный старикан.
П л ю ш к и н:
Скорее, забавляющийся…
Веришь?
Он с четвертью придет, никак не меньше.
Закуска – блин… Я что-нибудь сготовлю.
А ты, коль хочешь, «Форчун» перечти.
Там есть статья про…
П у ш к и н (берет журнал):
Я вздремну, пожалуй;
Хоть полчаса – а все ж мозгам полегче.
(ложится под стол, журнал кладет под голову; Плюшкин выходит в окно)

Чайник свистит.

Я в л е н ь е т р е т ь е г о

Чайник хрипит. Звонок в дверь. Пушкин вскакивает, стукнувшись головой о стол.

П у ш к и н (крестится):
Чу! Чур меня! Звонок – а двери нет!
Н и к о л а й В а с и л и ч (материализуясь из ничего перед столом; в руках две закрытые сумки; ставит их на стол):
И в самом деле: целых три замка –
И ни один не заперт.
П л ю ш к и н (заходит из окна со сковородой в руке):
Пьем радушно.
Коль гость – так заходи. А коль ты мент –
Зайдешь незваным.
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Помолчал бы уж
И гостю предложил пустой стакан.
А чем наполнить, я с собой принес.
(открывает одну сумку, вынимает из нее бутыль, со стуком водружает на стол)
П л ю ш к и н (ныряя к мусорному ведру под раковиной; опускает туда сковороду с содержимым, потом начинает копаться):
Мы с Пушкиным тут где-то час назад
Суровым испытанием занялись,
И в результате что вам предложить…
(выуживает на свет божий фаянсовую чашку с отбитой ручкой)
Вот пиала китайская. Эпохи Мин.
Ее с собой светила дзен-буддизма,
Когда пешком из Индии приперлись
И основали первый Шаолинь,
Дарили каждому, кто в странствиях встречался.
Но так никто и не решился взять.
П у ш к и н (до этого пребывавший в ступоре, при словах «светила дзен-буддизма» окончательно просыпается; ернически прерывает Плюшкина):
Не повезло ж отшельникам в итоге:
Навстречу им попался ты.
П л ю ш к и н:
Попался, так. Но лишь на контрабанде.
За мною выслали китайского спецназа
Отборнейший отряд. Но я отбился.
П у ш к и н (в том же настроении):
Ты всех китайцев водкой уложил.
П л ю ш к и н:
Я был предупрежден и исхитрился
Гуашью чашу замаскировать.
Теперь сотру рисунок свой корявый…
(все трое наклоняются над чашкой, которую тряпочкой очищает Плюшкин; слышны междометия удивления)
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Да здесь же половина камасутры!
Эх, жаль, что есть в одежде номера…
П л ю ш к и н:
Лишь временно. Вы «Чудное мгновенье»
Сюда налейте…
(Николай Василич с резвостью исполняет пожелание)
…и теперь смотрите…
Что? Каково?
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Достойно изумленья!
П у ш к и н (восторженно-покаянно, после паузы):
Брат Плюшкин!
Перед тобой я должен извиниться…
(лезет обнять и расцеловать Плюшкина; тот отмахивается)
П л ю ш к и н:
Пустое, брат… Налей и нам, Василич.
Ты в этом деле знатный комбайнёр.
Н и к о л а й В а с и л и ч (собирает разбежавшиеся по полу рюмки, расставляет их, виртуозно наполняет, сопровождая действия словами):
Чтоб время не терять на пустословье,
Я тост сейчас начну произносить.
Бывает пьешь один; вдвоем бывает;
Бывает и в компании большой.
Но чтоб вкусить всю прелесть алкоголя,
Делить его вам надо на троих!
За вышесказанное!
(пьют, не чокаясь)
П у ш к и н (силясь что-то вспомнить):
…«Чудное мгновенье»…
П л ю ш к и н:
Да, на троих – оно всего приятней.
Мы с Пушкиным об этом говорили,
Он звал в кабак на тройке жигулей.
П у ш к и н:
На птице-тройке, что летит по ветру
Или до ветру нас ведет по снегу,
Которым всю Россию завалили
Через играющий в пэйнтбол телеэкран.
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Что птица-тройка – гусеница-тройка!
Вижу:
Три танка впереди ревут мотором,
Через тайгу трубу большую тянут,
На ней под звуки марша Мендельсона
Большой театр танцует краковяк!
(пауза; все трое всматриваются во внутренние горизонты)
П у ш к и н (Николаю Василичу, внезапно окрыляясь):
Я знаю, кто вы!
Н и к о л а й В а с и л и ч (заинтересованно):
Кто же?
П у ш к и н:
Гоголь!
Н и к о л а й В а с и л и ч (раздраженно, как бы представляясь):
Моголь!
Нам Достоевского здесь только не хватает…
(открывает вторую сумку; из нее выскакивает большой черный кот с белыми носочками на лапах, говорит «мяу» и прыгает в окно)
Что за подлец – умчался погибать.
(впадает в ступор наподобие пушкинского в начале явленья третьего)
П л ю ш к и н:
Нет, он на крышу. «Чудное мгновенье»
Лишь с высоты в простор и даль уходит.
Твой Достоевский-кот весьма приличный
И мужественный духом теософ.
П у ш к и н:
На крышу? Будь он просветленный Штейнер
С Блаватской вместе – и тогда он даже
Не сможет вверх с такою силой прыгнуть,
Чтоб расстояние до крыши превозмочь,
Хоть мы и на последнем этаже…
П л ю ш к и н:
Зачем же
Ему вдруг прыгать? Можно просто
По лестнице взойти.
П у ш к и н:
Коты умеют
По лестницам ходить? Прости, не верю.
Не в Лукоморье мы с тобой живем.
И лестница… Пожарная? Откуда?
П л ю ш к и н:
С тех пор, как дом построили, стоит.
Я ей частенько пользуюсь. Намедни
На крыше смог мангал соорудить.
Удобно: шаг всего – и ты под Богом.
Н и к о л а й В а с и л и ч (выходя из ступора):
Я тоже не премину закусить.
Пойдем, кота поймаем, где б он ни был.

Николай Василич собирает в сумку стаканы, закрывает и отправляет туда же четверть с «Чудным мгновеньем», вешает сумку на плечо; компания выходит в окно.

А к т л а з а н и я

Звучит «Лид Цеппелин», но не «Лестница на небеса», а «Кашмир»; все это время трио двигается на крышу. На авансцене незримо является Глаз Левитана.
Г л а з Л е в и т а н а (торжественно-угрожающе читает про себя):
Я виру посвятил
Народу своему
И майну посвятил
Народу своему.
Быть может, я отстой,
Неведомый ему.
Но тронется мой груз –
Вот тут-то все поймут:
Не стой, блин, под стрелой,
Когда большой поэт
Швырнул телег арбуз
Вперед на сотни лет.


Я в л е н ь е и д е й с т в и е п о л ч е т в е р т о г о

Крыша. На заднем плане – лифтовая советской девятиэтажки. Рядом, у стены – груда деревянных ящиков. Вместо рампы – мангал. В нем дымятся угли. Под мангалом – естественно пустые бутылки и неестественно полные кастрюльки.

П у ш к и н:
Кота на крыше нет…
(взбегает по лесенке на крышу лифтовой; не залезая, смотрит, спрыгивает обратно)
…но нет его и выше!
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Знать, Достоевский выход все ж нашел.
П л ю ш к и н:
Куда? Нам не понять. Давайте выпьем!
Н и к о л а й В а с и л и ч (берет один из ящиков, водружает на мангал; расставляет на нем взятые из сумки рюмки, откупоривает бутыль, разливает):
Остерегайся пустоты в мозгах: она чревата
И червивата – сеть извилин мощных
Сомнения червь пронзает без труда.
Как солнца луч сквозь ватные препоны
Небрежных туч, легко он проникает
В пейзаж туманный, напрочь его губит
И оставляет выжженное поле,
В котором человеку места нет.
Коль мыслей сеть внезапно рассосалась,
налей
Грамм двести тридцать «Чудного мгновенья»:
Откуда ни возьмись, а все ж придут.
Проверим!
(пьют; на горизонты смотрят)
П у ш к и н (восторженно):
Надо же! И правда, появились.
Да вот одна:
куда бы Достоевский
Свои кошачьи стопы ни направил,
Вернется к вам он, Николай Василич.
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Какая поразительная мысль!
П л ю ш к и н (скептически):
Мысль так себе… Меня вот осенило,
Что мы все пьем и пьем, но не поем.
К чему бы это?
Н и к о л а й В а с и л и ч (задумчиво):
Да пожалуй, надо спеть.
Но только шепотом, чтоб мир не потревожить.
Давайте про врагов и злобный рок.
Объединившись вокруг импровизированного стола – Николай Василич в центре, обнимает Пушкина и Плюшкина за плечи, Пушкин дирижирует стаканом, Плюшкин отбивает такт деревяшкой из мангала по углям, – троица в полголоса поет:
Мысли враждебные реют над нами,
Темные тучи нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с ментами…

На крышу по лестнице с лифтовой спускается толстый мент. Откуда он там взялся, неизвестно.
В компании никто мента не видит, тихонько продолжают петь:
…Нас с самогоном сейчас заметут.
Но мы поднимем гордо и смело
Задницы наши за правое дело.
Задница – это предмет обихода,
Символ прогресса и символ свободы…
Т о л с т ы й м е н т (сзади подходит к троице, похлопывая себя дубинкой по левой ладони; громко прерывает песню):
Впервые вижу, чтоб настолько точно
Смог будущее кто-то предсказать.
Пушкин, Плюшкин и Николай Василич оборачиваются к правоохранителю.
Н и к о л а й В а с и л и ч (тыкая пальцем в мента):
Явилась мысль, которую не ждали.
Теперь она нас будет заставлять
Себе без возражений подчиниться.
П у ш к и н:
Но кто из нас успел ее подумать?
П л ю ш к и н:
Я.
Материализация идей
Давно навязчивой подругой стала
Моим измученным бессонницей мозгам.
Т о л с т ы й м е н т (уничижительно):
Гвозди бы делать из этих мозгов:
Не было б больше в стране дураков.
Вместо того чтобы песни орать,
Ночью всем людям положено спать.
Ты бы, урод, на часы посмотрел
И полчетвертого песен не пел.
Выпил – и спи. За стеною – сосед,
Знать он не хочет тебя тыщу лет.
Коль не начнешь ты его доставать,
Некому будет наряд вызывать…
Поздно, приехали. Ну-ка, вперед,
(тычет Плюшкина в живот дубинкой; Плюшкин отступает в сторону, оказывается между лифтовой и толстым ментом)
Нас в вытрезвителе будущность ждет.
П у ш к и н:
Мы связаны нелепым разложеньем
Вселенной нашей на запчасти тела.
Порой твой дух является виденьем (виденьям),
Порой же поры тела, раскрываясь,
Виденьями обманывают дух.
Спи, мысль, усни!
Н и к о л а й В а с и л и ч:
Нет, это невозможно –
Такую мысль объять без самогона.
(разливает)
Объять, принять, понять, обдумать –
Без сожалений в унитаз спустить.
(толстому менту)
Давай-ка с нами, глюк, на посошок!
Т о л с т ы й м е н т (не обращая внимания на Пушкина и Николай Василича; Плюшкину, который все пытался что-то сказать, да не выходило – перебивали на корню):
Я непонятно тебе объяснил?
Нет, не поймешь без воздействия сил.
Как ни пытаюсь (пытался) сего избежать,
Надо дубинкой махать (взмахнуть) мне опять.
(Видно, придется дубинкой опять…)
(замахивается; но Плюшкин неожиданно ловко и сильно толкает толстого мента в грудь; тот беззвучно – навзничь – падает с крыши в оркестровую яму)

В молчании каждый, наклонившись вперед, смотрит вниз; потом, не глядя друг на друга, пьют, не чокаясь, до дна.
П л ю ш к и н (переведя дух):
А может, это Достоевский-кот
Такую форму принял?
П у ш к и н:
И сквозь шахту
Лифтовую обратно к нам проник?
(взбирается по лестнице на крышу лифтовой, садится на корточки, поднимает крышку люка, заглядывает)
Тут люк открыт… И ниже вход свободен…
(спрыгивает)
Предположение твое вполне возможно.
Н и к о л а й В а с и л и ч (после паузы, взвешенно):
Глупей не слышал
Я объяснения феномену сему.
Мы просто тут без закуси и страху
Уже полчетверти приговорили
И пали жертвой «Чудного мгновенья»…
Видал я и страшнее чудеса.
В пучину массовых галлюцинаций
Низвергнет нас напиток мой чудесный,
Коль мы биенье мысли не уймем
Едой, приличной выпитому свойством.
П л ю ш к и н (спохватившись):
Ах, как же так! Я про шашлык забыл.
Он здесь, в кастрюльке…
(наклоняется, лезет под мангал)
П у ш к и н:
Я надеюсь, ты нам
Холодное не будешь предлагать,
Хоть и мясное, блюдо на закуску?
П л ю ш к и н (пожимая плечами, удивленно):
Ну ты, признаться, Пушкин, привереда…
Такого за тобой не замечал
Я прежде. Что ж это случилось?
Ты «Чудного мгновенья» перебрал?
Несложно, впрочем, будет подогреть
Шашлык мой. Только дров я наломаю.
(отходит к стене, с треском крушит ящики)
П у ш к и н (придвинувшись к Николай Василичу, шепотом):
Я тут коробочку с тринитротолуолом
Для духа друга нашего припас.
Н и к о л а й В а с и л и ч (также шепотом, заинтересованно):
И как он действует?
П у ш к и н (достает из мангала пузырек с белым порошком):
Мгновенно вырубает.
Вдруг мент упавший в самом деле мент,
А не виденье нашего сознанья?
(собеседники перегибаются через мангал и внимательно всматриваются вниз)
Тогда быстрей нам надо убираться,
Но Плюшкина оставить: ведь сосед,
Раз в отделенье позвонивший, вряд ли
Оставит нас в покое, негодяй.
А так мы сохраним себе свободу
И Плюшкину поможем, если что.
Н и к о л а й В а с и л и ч (разлив «Чудное мгновенье», стакан Плюшкина придвигает Пушкину):
Свобода – миф, в котором все – Тесеи.
Нить Ариадна в косы заплела.
П у ш к и н (сыпет порошок в стакан; вещество мгновенно растворяется):
Эй, Плюшкин! Неужели ты собрался
Нас здесь, на крыше, голодом морить?
П л ю ш к и н (с охапкой дощечек возвращается к мангалу):
Да все уже готово. Остается
Костер лишь запалить. Дрова сухие,
Угли дымятся…
(кидает дощечки в мангал, раздувает угли; появляется огонь)
Видите – горит!
(поднимает из-под мангала кастрюльку, ставит прямо в костер)
Н и к о л а й В а с и л и ч (двигая Плюшкину бокал):
Давай еще по «Чудному мгновенью»,
По маленькому!
П у ш к и н:
Чтобы стать свободным!
(пьют)
П л ю ш к и н:
С чего ты тостами, друг мой, заговорил?..
Потом ответишь. Что ж, давай закусим:
Огонь такой – не мудрено и сжечь
Шашлык, вполне готовый. Угощайтесь!
(вынимает кастрюльку из мангала, укореняет ее на ящике, который снизу уже занялся огнем, снимает крышку; все берут куски руками)
П у ш к и н (дуя на пищу, меняя руки):
Ох, горячо!
Н и к о л а й В а с и л и ч (откусив и пережевывая, с набитым ртом):
А я бы не сказал…
П л ю ш к и н:
Видать, нам разные куски достались:
мой-то
Был тепленьким – едва-едва… Но что-то
Прилечь мне хочется – хотя бы под мангал…
(зевает; делает движение, чтобы лечь; начинает падать, но Пушкин его подхватывает; Николай Василич ногами расшвыривает бутылки и кастрюльки;
Пушкин опускает Плюшкина на крышу)
А все закуска – без нее я смог бы,
Как истинный стакановец, стоять
И пить еще хоть трое суток кряду…
П у ш к и н (наклонившись над Плюшкиным):
Спи, баю-бай. И пусть тебе приснится
С волшебной сказкой чудо-колесница;
Весь мир-театр, в котором нет актеров,
Нет зрителей, и сцены тоже нет.
Нет времени, пространства, билетеров,
Но каждый жизнью платит за билет.

Плюшкин засыпает, постепенно превращаясь в Клюшкина. Остальные на цыпочках удаляются по лестнице – с крыши в оркестровую яму. На мангале продолжает гореть стол-ящик.
Занавес.
Играет «Роллинг стоунз» – «Окрась все в черное». Из зала раздается свист, летят гнилые помидоры. Слышны возгласы: «Верните наши деньги!»

А к т т е р р о р и с т и ч е с к и й

Пауза. Трезвые зрители расходятся. Пьяные допивают. Перед занавесом появляются репортерша с сумочкой и телеоператор с камерой, штативом и баулом через плечо. Репортерша, глядя в зеркальце, поправляет прическу и подкрашивает губы; прячет косметичку в сумочку, сумочку опускает у ног. Оператор ставит баул, вынимает из него микрофон, втыкает штекер в камеру, микрофон отдает репортерше; отходит, раскладывает штатив, укрепляет и включает камеру.

Р е п о р т е р ш а:
Раз-раз, раз-два-три…
О п е р а т о р (возится с камерой):
Подожди… Все, давай.
Р е п о р т е р ш а:
Раз-раз, раз-два-три… Уважаемые телезрители.
О п е р а т о р:
Нормально. Готова?
Р е п о р т е р ш а:
Готова.
О п е р а т о р (приникает к видоискателю):
Работаем!
Р е п о р т е р ш а (речитативом после мини-паузы):
Сегодня тихую жизнь нашего городка потряс террористический акт. Переполох вызвал один из жителей девятиэтажного дома по улице Строителей коммунизма. Как сообщили очевидцы, гражданин посреди ночи забрался на крышу и своими воплями перебудил соседей.
(мини-пауза)
Они вызвали наряд милиции. Правоохранители пытались урезонить буяна. По словам милиционеров, он не подчинился законным требованиям представителей закона и оказал сопротивление.
(мини-пауза)
В руках у гражданина был предмет, похожий на ручную гранату. Буян угрожал взорвать себя и всех, кто к нему приблизится. Один из милиционеров попытался обезвредить нарушителя. Завязалась борьба. Террорист сумел столкнуть правоохранителя с крыши. По счастью, представитель закона упал на бельевые веревки, натянутые перед балконом на девятом этаже. Они не выдержали веса тела и порвались. Но на пути милиционера к земле было еще много балконов и много веревок. Это спасло ему жизнь. В конце пути правоохранитель упал на клумбу, разбитую перед подъездом. Пострадавший милиционер отделался лишь многочисленными синяками, ушибами и нервным шоком.
После этого по тревоге были подняты все чрезвычайные службы города. Жителей злополучного и ближайших домов эвакуировали. Здание с прилегающей территорией оцепили. Представители антитеррористического подразделения ГУВэДэ попытались вступить в переговоры с вооруженным правонарушителем, но успеха не добились. Согласно их утверждениям, буян был сильно пьян, на контакт не шел и на все вопросы отвечал: «Что я вам, Пушкин, что ли».
(мини-пауза)
Когда силовики уже приняли решение о проведении операции захвата, оказалось, что горе-террорист мирно спит на крыше. В руке он держал пустую емкость из-под алкогольного напитка, как две капли воды похожую на ручную гранату. Рядом была обнаружена полупустая бутыль с самогоном.
На месте привести буяна в чувство ни силовикам, ни медикам не удалось. В невменяемом состоянии он был отправлен в КэПэЗэ при райотделе милиции. Дальнейшую судьбу горе-террориста определит закон.
Как рассказали соседи задержанного, это Иван Клюшкин, ветеран многочисленных миротворческих и антитеррористических операций.
(мини-пауза)
Во время срочной и контрактной службы в войсках ВэДэВэ он участвовал в боевых действиях на территории Таджикистана, Чечни, Дагестана и Абхазии. Уволенный из вооруженных сил по состоянию здоровья, Иван неоднократно пытался поступить в столичный Литературный институт имени Горького, но неудачно. Последнее время нигде не работал. По словам знающих его людей, Клюшкин жил нелегальной торговлей самодельным спиртным и сам нередко прикладывался к бутылке.
(мини-пауза)
Последний запой начался две недели назад, в день ВэДэВэ. У Клюшкина регулярно собирались опустившиеся личности. Шумные застолья нарушали покой соседей, которые долго терпели это безобразие. В свете последних событий можно сказать: зря терпели.
Таким образом, распространенная ранее по радио и в интернете информация о теракте с захватом заложников в нашем городе оказалась недостоверной. Это было большое недоразумение.
С вами всегда «Криминальные хроники», оператор Сергей Заяц и Лидия Мороз – спешл фо ю.
(выдержав мини-паузу, поет)
Гуд бай, май лав, гуд бай:
Я родила трамвай…
О п е р а т о р (очнувшись):
Снято!..
Р е п о р т е р ш а:
Ну как, нормально?
О п е р а т о р:
Молоток!.. Но про ВэДэВэ и институт отрежут.
Р е п о р т е р ш а:
Да и хрен с ним. Поехали, на сосисочной фабрике пожар.

Заявленный в начале список ****ействующих масок смысла не имеет, поскольку всем уже известно, сколько их было.

ВСЕ.