Три смерти Сталина

Светлой памяти
Сергея Георгиевича Курохтина
посвящается.
Автор.


О Сталине всуе написано много,
И в Нём находили и чёрта, и Бога:
Его проклинали, на Него молились,
Его осуждали и Им же гордились.

Должны мы сегодня без страха и лести
О Сталине вспомнить, не мысля о мести;
Должны мы извлечь из той жизни уроки,
Ведь это всё – нашей истории строки.

Как ныне Китай вспоминает о Мао,
Хотя он пролил тоже крови немало
И ошибался не реже, чем Сталин,
Но в Мавзолее он всё же оставлен.

Тем более, Сталин, наш вождь и учитель,
Союза Советских Республик строитель
И вдохновитель всех наших побед,
Правивший нами почти тридцати лет.

Он создал могучий Советский Союз,
Народы связал в него множеством уз;
То не был на глиняных ножках колосс,
То был неподвластный стихиям утёс.

Он создал великий Советский Народ,
Что шёл от победы к победе, вперёд
И вёл за собой все народы земли,
Которые были вблизи и вдали.

Нам ярко светил путеводный маяк,
И отступал перед ним чёрный мрак, –
Была у нас всех благородная цель
И не страшна ни пучина, ни мель.

Как капитану Советской страны,
Ему хорошо были рифы видны…
Но у океанских стихий свой закон
И не подвластен людской воле он.

Да, были при Нём диктатура и культ,
Но разве держал Он в руке некий пульт,
На кнопки давил Он уверенно, смело,
А до жизни людей Ему не было дела?
Законы Природы сильнее людей,
Тем паче, придуманных ими идей;
И Сталин, величественный человек,
Не мог контролировать времени бег.

Он правил жестоко, людей не щадил,
Россию как Пётр Великий вздыбил;
Он сделал великой нашу страну,
И это теперь Ему ставят в вину!

Он принял её, погружённой во мгле,
Как сказано гостем однажды в Кремле;
И Ленин дал гостю достойный ответ:
Мы ждём вас снова спустя десять лет.

Кремлёвский мечтатель недолго жил,
Ленин даже фундамента не заложил,
Оставив Ему лишь проекты в словах, –
Слова те при Нём воплощались в делах.

Хоть мы и отстали от развитых стран,
Нам шанс на спасенье историей дан:
Для этого нужен один мощный шаг,
Иначе сотрёт с карты Мира нас враг!

Не можем ведь мы при культуре такой
До светлых высот дотянуться рукой, –
Зажиточно жить, весело и культурно,
Работая так, как привыкли, – халтурно…

Народ упирался, менять не хотел
Тот образ жизни, который имел
На протяжении многих сот лет, –
Верил, что тьма лучше, чем свет.

Картофель народ не хотел принимать,
Хотел репу в землю привычно сажать;
Пришлось и Ему с бабьим стоном и воем
Народ вести в будущее под конвоем.

А время не ждало, не ждали враги,
Когда у людей всех созреют мозги
Новую жизнь добровольно принять, –
Идти вперёд, а не двигаться вспять.

Насилием рушили прежний режим,
Иначе никак бы не справиться с ним;
А тех, кто смириться с потерей не мог,
Гулаг превращал в пыль и в песок.

Не могут простить Ему наши враги
Тех достижений, что нам дороги:
За шаг заплатили большую цену,
И в этом теперь Его видят вину!

Он принял Россию в лаптях с сохой
И сделал её совершенно другой:
Заводы, построенные в пустырях,
И тракторы вместо лошадок в полях.

Опричников верных призвал Он к Себе,
Чтобы помогали в священной борьбе:
В колхозы собрал полусонных крестьян,
И в этом теперь враги ищут изъян.

В цеха заводские согнал Он народ
Где лились потоками и кровь, и пот,
Где всё доставалось тяжким трудом,
И это в вину Ему вменят потом.

Построено было всё это с «нуля»,
Где раньше века пустовала земля,
Где кости белеют рабочих, крестьян
И чистокровных российских дворян…

Он вёл Нас к Победе в Великой войне,
И нам не забыть о той славной весне, –
К победе ценою огромных потерь,
И это в вину Ему ставят теперь!

Он был для страны и народа как Бог, –
Врагов убивал, а друзей не сберёг;
Он был для народа как мудрый отец,
Но ждал Его в жизни бесславный конец.

Казался Он твёрже, чем сталь из мартена,
Что нет над Ним власти гниенья и тлена…
Но вот оказался бессменный Генсек
Из плоти и крови – живой человек!

Он был человеком: болел и лечился,
Открыто грешил Он и тайно молился
И был у отцов нашей церкви в чести,
Хотя приказал много храмов снести.

В последнее время Он часто болел,
Почти отстранился от важных дел, –
Ведь мучила Сталина дума одна:
На кого остается наша страна?

Портреты, скрывавшие ретушей лик…
Но был Он ещё очень крепкий старик –
Он пил… понемногу… сухое вино,
А к гипертонии привык Он давно…

Он мог бы жить ещё несколько лет,
Тем паче достойных преемников нет,
Кому передать можно власти бразды,
Чтоб правили мудро и без вражды.

И думал, может, Кремлёвский грузин,
Что Он в целом Мире остался один!
А были ли в жизни когда-то друзья?
Друзьям доверять тоже часто нельзя.

А были ведь жёны, два сына и дочь…
Когда же пройдет, наконец, эта ночь,
Покажется солнце, наступит рассвет:
Окажут ведь помощь Ему или нет?..

И вот Он лежит в полный рост на полу,
Не в силах подняться, доползти к столу.
Не слышит охрана, хоть громко кричи, –
Увы! – не помогут теперь и врачи.

Вся жизнь пролетела как молнии миг:
Вчера ещё мальчик, сегодня – старик
Смертельно больной, в параличном бреду,
Готов Он к последнему в жизни суду.

Да, вскоре Его ждёт Истории суд,
Где шанс оправдаться Ему не дадут, –
Историки будут судить и рядить:
Что можно и нельзя забыть и простить.

Будет греметь обличителей хор,
Будет суровым Ему приговор,
И вряд ли найдётся такой адвокат,
Чьи речи достойно Его защитят.

Скажут одни: Да, был Сталин жесток, –
Но Запад есть Запад, Восток есть Восток!
Чего вы хотите в одной из тех стран,
Где правит обычно жестокий тиран?

Но им оппоненты тотчас возразят
И скажут, что этот ошибочен взгляд,
И если б у власти был кто-то другой,
То не было бойни жестокой такой…

Он вспомнил, наверно, суровую мать
И то, что Он мог бы священником стать,
Но стал богоборцем… да, Он – атеист,
Как и рождённый в Симбирске юрист.

Он вспомнил отца, хоть его и не знал, –
Он умер, когда был Иосиф так мал…
И бурную юность, абреков, Сибирь,
Сибирские нравы, таёжную ширь…

Он вспомнил семнадцатый и Петроград:
Российской империи крах и распад;
Как Он всё утраченное вновь собрал,
И как Маннергейм перед Ним устоял.

Он вспомнил Царицын, казаков и Дон,
Когда всё поставлено было на кон:
Терзали враждебные вихри страну, –
Казачья Вандея плыла по Дону.

Он вспомнил и то, как с самим Ильичём
Он спорил, доказывая, что и почём,
Когда предлагал Ильичу Он свой план
Единой страны, а не нескольких стран.

Увы! – не хватило Ему тогда сил,
И Ленин тогда всех переубедил;
И вот пожинаем мы злые плоды
Утопии Ленина чистой воды…

Он вспомнил, была непрерывной борьба,
Победу Ему подарила Судьба…
Не выдержал Лев и Бухарин притих, –
Не по зубам был Сталин для них.

Он вспомнил Магнитку и Днепрогэс,
И плату большую за этот прогресс;
Колхозы и голод, по карточкам хлеб,–
Не видел всё это лишь тот, кто ослеп…

Он вспомнил сигналы с разных сторон, –
Не верить им всем разве мог даже Он?
Но где был Жуков, начальник Генштаба,
Разве и он не того был масштаба?

Он вспомнил тот день накануне войны,
Натянуты нервы подобьем струны…
Познал Он Политики высшую суть,
Но Гитлер сумел всё ж Его обмануть.

Он вспомнил, как спал Он на даче крепко,
Что было в последнее время так редко…
Проспала разведка, и Жуков проспал –
На нас всех обрушился огненный вал.

Он вспомнил и то обращенье к Стране
О прошлых победах, о новой войне:
Народу Он «братья и сестры» сказал,
Сражаться за Родину всем приказал.

Он вспомнил, наверно, парад в ноябре:
Шинели бойцов в снеге как в серебре;
Тогда с Мавзолея сказал Он всем им.
Что немцам Москву мы не отдадим!

Он вспомнил, наверно, Победы парад,
Все залпы салюта, раздачу наград,
К Великой Победе путь бед и невзгод
И собственный тост за Великий Народ.

Он вспомнил и шок от Великой Победы,
Затмивший на время военные беды;
Как ждал передышки уставший народ, –
Но Сталин расслабиться всем не даёт.

Он вспомнил начало «холодной войны», –
Тяжёлое время для нашей страны;
Как бомбу Лаврентий Ему обещал
И то, что уран – очень редкий металл.

Он вспомнил, наверно, и фильма показ,
Хотя фильм с Орловой Он видел не раз:
«Цирк»! Гости, заполнившие кинозал,
Шутили, смеялись, лишь Сталин молчал.

Он вспомнил, наверное, и юбилей,
И как поднимался Он на мавзолей,
А где-то внизу шли шеренги народа,
Какая бы там ни была непогода.

Он вспомнил и то, что хотел бы забыть,
От этого кровь могла в жилах застыть:
Людей, бесконечной идущих толпой,
На каторжный труд и в праведный бой.

Валили деревья, пилили стволы, –
От них оставалась лишь горстка золы…
Ведь кто-то когда-то впервые сказал:
Народ – человеческий материал.

Как некогда царь посылал на закланье
Людей, не смотря на их титул и званье, –
Ведь Грозным назвали его неспроста…
Но разве была его совесть чиста?..

А платой за труд была скудная пайка
В придачу – о будущем сладкая байка:
Твой труд принесёт твоим детям плоды,
Не крохи достанутся им, а пуды.

Ведь голод и холод народ пережил,
Победу добыл напряженьем всех жил…
И верил все: день Победой придёт,
И что лучшей жизни достоин народ.

Да, многих из них можно было спасти,
Чтобы потом к лучшей жизни вести…
Не все понимают, что Сталин – не Бог,
Чтоб тех людей оживить бы Он смог.

И вот они молча стоят перед Ним,
Вождём и учителем мудрым своим,
И молча бредут в бесконечную даль,
А сердце терзают боль, стыд и печаль.

В каких мудрых книгах можно найти,
Способ, которым людей тех спасти
И оживить всех, друзей и врагов,
Чтоб не было смерти во веки веков.

Теперь и Ему вслед за ними идти
Придётся, – другого нет в жизни пути, –
Ведь Сталин, как все, всякое существо,
Умрёт, превратясь в некое вещество.

И вот Он, беспомощно, в кале, в моче
Лежит неподвижно с мечтой о враче,
Не в силах подняться и слово сказать,
И некому с пола Его приподнять.

Последний час жизни ещё не пробил,
Но страшный удар Его мозг поразил…
А помощи ждать, знает Он, бесполезно, –
Зато похоронят, наверно, помпезно.

Поставят открытый гроб в мраморном зале,
Портрет с чёрной лентой, венки и медали;
Пройдут мимо люди подобьем реки –
Их лица с печатью вселенской тоски.

Зачем после смерти весь этот почёт,
Доставивший людям немало хлопот?
Покойник не видит его и не слышит, –
Лежит себе тихо в гробу и не дышит.

Людская толпа справит тризну вождя,
И слезы польются, как струйки дождя;
А свора шакалов там будет вблизи –
Костюмы с иголочки, души – в грязи.

Он Сам Себя теми людьми окружил,
И этим предательство их заслужил…
И вот Он теперь угодил в свой капкан:
Для ближнего круга Он больше не пан.

И тот, кто ловил Его слово и взгляд,
Теперь уколол в тело Сталина яд,
Да так, чтобы скрыть убиения факт
И соблюсти внешне видимый такт.

Не помню, когда и кто это сказал,
Что льва после смерти укусит шакал…
И вот Он лежит, словно раненый лев,
И бродят шакалы, вконец осмелев.

Ждут с нетерпеньем, когда Он умрёт,
Когда обусловленный траур пройдет,
Чтоб поделить меж собою всю власть
И без тирана жить вольно и всласть.

Шакалы, оставшись без твёрдой руки,
За власть грызться будут как те пауки,
И вскоре отправят под нож палача,
Что вышел из тени щита и меча.

Он умер, но телом, и жить продолжал
В том, что при жизни с народом создал;
Но вот Его тело снесли на паперть –
Была то вторая, – духовная смерть.

Тот лысый невежда, плясун гопака,
Валявший при жизни Его дурака,
Сначала терзать будет мёртвое тело,
Потом разрушать Его Слово и Дело.

Ночью, убрав всех гостей, во дворце,
Читал он доклад об умершем лице…
И говорил он, что Сталин – злодей,
Убивший немало невинных людей…

Был не доклад то, а форменный бред,
Что даже Адольф не нанёс такой вред!
И начались сразу разброд и разлад,
Которые длятся полвека подряд.

Потом наступила «эпоха застоя»,
Когда были «за» все и хлопали стоя,
Но все воровали то, что стерегли,
То, что донести до жилища могли…

Потом был у власти сотрудник ЧК,
Встряхнул ненадолго страну он слегка:
Хотел провести он немного реформ,
Однако, не выйдя из Сталинских норм…

Есть мненье, что рыба гниёт с головы,
Но те, кто придумал его, не правы, –
В живом организме и в целой стране
Причина гниенья таится вовне…

Но вот поселился однажды в Кремле
Иуда с чернильным пятном на челе,
Как истинный трус, краснобай и позёр
Навлёкший на всех нас великий позор.

Агенты влиянья, пролезши во власть,
Тотчас же свою перекрасили масть:
Или дадут очень вредный совет,
Или раскроют какой-то секрет.

Тогда-то враги воплотили свой план
Развала Союза на множество стран:
Сумели Союз с карты Мира стереть, –
И это была третья Сталина смерть.

А следом – Уральский Борис-президент:
Пробрался он к власти в удобный момент
И делая вид, что он «свой», «демократ»,
Отдал олигархам страну на подряд...

Предательства мы пожинаем плоды, –
Ведь преданы трёх поколений труды:
Границы страны допетровских времён,
Враги окружили со всех нас сторон.

Враги у границ, но враги и в Кремле, –
Россия опять погрузилась во мгле…
Что делать? И есть ли к спасению путь,
Чтоб полной грудью снова вздохнуть?

От северных рек и до южных гор
Спасти нас от гибели может топор;
Когда-то казнил он опальных бояр
Не различая, кто мал, а кто стар.

Пусть тот, кто разрушил большую страну
И взять в толк не может свою в том вину,
Проснётся, от хладного пота дрожа,
Чтоб в пятки его провалилась душа.

Пусть холодок пробежит вдоль спины
У того, кто повинен в развале страны;
Тому же, кто предал Советский Союз,
Пусть сниться Сталина белый картуз.

Пусть сниться каждою ночью Гулаг
Тому, кто предал наш Красный Флаг,
Тому, кто публично партийный билет
Сжигал и на Сталина делал навет…

О Сталине всуе написано много,
И в Нём находили и чёрта, и Бога:
Его проклинали, на Него молились,
Его осуждали и Им же гордились.

Должны мы сегодня без страха и лести
О Сталине вспомнить, не мысля о мести;
Должны мы извлечь из той жизни уроки,
Ведь это всё – нашей истории строки.


© Валентин Поляков 2007