Неожиданный звонок или реквием памяти родителей
Матери моей, Кретовой Зинаиде Дормидонтовне,
Отчиму, Кудряшову Анатолию Александровичу.
С «ночной»* пришёл я, крепко спал,
Вдруг телефон меня «достал»*.
С тревогой трубку ты берёшь,
И слышишь голос: «Узнаёшь»?
Его, конечно, я узнал, хотя признаться и не ждал
Моей сестре принадлежал.
Простые, жуткие слова:
«Отец, мол, умер и пока!»
Отбой, короткие гудки,
В башке, в сумятице мозги.
Отец, в Хужире, один жил,
На шесть лет маму пережил.
Томясь в своей ипостаси:
«Не верь, не бойся, не проси».
Давно больной, глухой, без света,
Он просыпался до рассвета
И был у нас лишён всего,
Заложник дома своего.
Шесть долгих лет один он жил,
Случалось дело, горько пил,
«Но кто ему теперь судья?
Суд будет свыше, но не я».
Мы, бросив своего отца,
Завет нарушили Творца.
Не говорят, хоть о плохом,
Но нужно вспомнить и о том,
Что в молодости наш отец,
Большой был ухарь-молодец.
Хорошей жизни и не знал,
Три срока было отмотал,
Жены измены испытал
И в отчем доме не бывал.
Отец был «слаб на передок»,
По бабам был большой ходок.
И в неприятность попадал,
За что, бывало, и страдал.
Когда на матери женился.
Вот тут слегка остепенился.
По-пьянке больше для угроз,
Хватался бешено за нож.
Друзья куда - то разбежались,
Кто сел в тюрьму, кто потерялись.
Семья, работа и заботы
Пить одному уж нет охоты.
Витальку мама родила,
Когда ей было сорок два.
Толянке было года три,
Мальчишки, как грибы росли.
В семье мать главною была,
Она «добытчицей» слыла.
Отец по дому был остёр,
Готовил есть и пол он тёр.
Он двор и стайки убирал,
Мальчишек в школу провожал,
Затем из школы их встречал,
Кормил, поил, и ублажал.
К своим мальчишкам мил он был
Им в детстве даже жопы мыл.
Воды уж много утекло,
Для них забылось это всё.
Я в нашем доме старшим рос,
С меня всегда был больший спрос.
Коровы, козы всё на мне
И попадёт всегда вдвойне.
Тянулись, жили для детей-
Не хуже быть среди людей.
Достаток, средний, по стране,
В сибирской, нашей, стороне.
Взрослели дети, дом пустел
И вот Виталий улетел.
Остались в доме отец, мать,
Диван, Виталькина кровать.
Мы жили, каждый сам себе,
В большой, разбросанной, стране.
Свои проблемы мы решали:
Тревоги, радости печали.
Всё, что касалось нас самих,
Совсем не думая о них.
Годами дома не бывали,
Лишь только в отпуск приезжали.
Писать нам письма недосуг,
Обычно «не хватает рук».
Не пишешь месяц и другой
И всё идёт само собой.
Потсдам, начало декабря.
У нас, здесь, осень, там зима.
Отец «уснул и крепко спит»
И рядом, с матушкой, зарыт.
Разорено теперь гнездо:
В нём не живёт уже никто,
Без света вечером окно,
Стоит пустующим оно.
Сергей Кретов
Потсдам, декабрь 2004-июнь 2007 г.
Свидетельство о публикации №107062700149
Понимаю твою печаль, твою тревогу, только поделать теперь уж ничего нельзя! Мне кажется, мы взрослеем слишком поздно, не сразу понимаем истиные вещи. Хорошо только одно - все же осознание со временем приходит, пусть даже с чувством вины за то, что уже ничего не изменишь!...
С теплом,
Надежда Порошина 03.07.2007 07:40 Заявить о нарушении
Сергей Кретов-Ольхонский 06.07.2007 01:44 Заявить о нарушении