Обветшалый завет

 
1.
Пустота и сумрак мира!
Где начало и конец?
Может, где-то в «Черных дырах»
Заблудился Бог-Отец?
Как он выглядит, родитель,
Что он думает о нас?
Где живет руководитель
Сам и весь его Парнас?
Мы вопим, и нет ответа.
Потеряли с Богом связь;
В титрах Ветхого Завета
Твой ответ мы ищем, Князь!
Как известно, было время:
Жил тогда один Господь;
Не материя – как бремя,
Но как воля, а не плоть.
Вездесущий, бестелесный
Он невидим и един,
Во Вселенной бесконечной
Он – творец и господин.
В созидательном восторге
Сотворил Он Рай и Ад,
И во всем ему покорный
Канцелярский аппарат.
Чтоб свершилась Божья воля,
Чтоб ослушников карать,
Для надзора и контроля,
Бдить, следить и не пущать!
Сонмы ангелов крылатых
В департаментах снуют,
Критикуют бюрократов
И в буфетах кофе пьют.
Да и то сказать, без дела
Заскучает «аппарат»,
После рюмки водки, смело
Полоскает всех подряд.
Достается даже Богу:
Мол, какой же это рай,
Это даже не берлога,
А космический сарай.
Был архангелом Денница,
Параноик и смутьян,
Даже Бога не боится,
когда весел или пьян.
Оппозицию возглавил,
Стал ругаться и кричать,
А потом еще «добавил»
И пошел «права качать».
Обозвал Его(!) тираном
(хуже выдумать не мог)
И каким-то, словом странным
Что-то типа «козерог».
Улюлюкала орава,
Потакая воле злой,
И, под действием отравы,
Громко вякала «Долой»!
Подбивая к общей сваре
Ангелов невинных рой,
Сам архангел был «в ударе»
И стоял за всех горой.
Загрустил слегка Создатель,
Сильно гневаться не стал;
Ангел – тот же обыватель,
Бог его таким создал.
Но на то и божья кара,
Чтобы каждый мог познать
Как виновнику «базара»
«Хвост» на Бога поднимать.
Всех мятежных отморозков
Бог от Рая отлучил,
И, подумавши немножко,
Главаря не замочил,
Но, припомнив «козерога»,
Нецензурщину и мат,
Наказал довольно строго,
Опустив их прямо в Ад,
Чтоб освоили работу
По системе ИТэКа,
Ощущая всю заботу
Бога на себе, пока.
В соответствии с делами
(по заслугам и «прикид»)
Одарил их Бог телами,
Страшноватыми на вид.
Разукрасил всех рогами
За измену и позор,
Прах и пепел под ногами,
И копыта им в укор.
Падшим ангелам хитоны
Не нужны для красоты,
Им подходят, по фасону,
Шерсть собачья и хвосты.
Сохранившим в смуте веру
Возложил святой отец
Как награду, для примера,
Над челом святой венец.
Разобравшись с этим делом,
Был Создатель очень рад.
Как душа над грешным телом
Разделились Рай и Ад.
Потирая быстро руки,
Стал Всевышний мир творить,
Через творческие муки
Разрешая: Быть – не быть!
Он не спал и не обедал,
И, в потоке мудрых слов,
Бог сомнения не ведал
Над созданием основ.
Потому как слово – дело,
Словом нечего блудить;
Если действовать смело
Можно много натворить!

Слов немало намесили –
Первый день прошел не зря:
Результатами усилий
Стали Небо и Земля.
И, чтоб в этом убедиться,
Получилось или нет,
И сознательно трудиться,
Бог изрек: «Да будет свет!».
Появились дни и ночи,
Горы, тучи и моря,
Лес дремучий и не очень,
Много птицы и зверья.
В небе звезды и планеты,
В водах рыбы и киты,
Солнцем ласковым согреты,
Зацвели кругом сады.
На исходе дня шестого,
Когда не было уж сил,
Боготворческим итогом
Человека сотворил.
Из земли, что рядом была,
(Кто бы лучше сделать мог?)
Значит, есть в ней эта сила
Когда рядом с нею Бог.
Сотворить сумел Создатель
Образ сына своего,
Воли доброй обладатель
Мог творить из «ничего».
Дал Он человеку разум,
Волю понимать добро,
Власть над всей землею сразу,
Сердце для любви, одно.
Наградил его душою,
Не стареющей вовек,
Но ранимой и большою –
Так устроен Человек.
А слепивши это чудо
Как венец своим трудам,
«Хвати, - молвил Бог, - покуда»,
и назвал его Адам.
Имечко – куда уж круче;
Дал для резвости пинка;
Остальному жизнь научит
Непутевого сынка.

Всё, что сделано, - прекрасно
И тревожно вместе с тем:
«Я трудился не напрасно, -
Бог подумал, - а зачем?
Для чего вся роскошь мира,
Жизнь в движении своем –
Колебание эфира,
Что в сознании моем?
Опыт с целью пониманья –
Жизнь придумана не зря?
Я в основе мирозданья
И ответственность моя!
Есть вопросы – нет ответа,
Новых мыслей ни одной.
Ни подсказки, ни совета;
Нужно сделать выходной!».
День седьмой, решил Создатель,
Ныне, присно и вовек
Преисполнен благодати –
Не работай, человек!
2.






Между тем Земля крутилась;
Жизнью полон лес и дол,
Им «грядущее не снилось»,
Но «процесс уже пошел».
Во саду и в огороде
С тяпкой мечется Адам:
И еды довольно, вроде,
Но наказ работать дан.
И не кем-нибудь, а Богом,
Посему и нечем «крыть»:
Велено работать много –
Значит, так тому и быть.
Все в гармонии с природой:
Звери, птицы вместе спят,
Наслаждаются погодой
И друг друга не едят.
По всевышнему указу
Всякий овощ «дуром прет»,
Все вокруг, что видно глазу,
Зреет, пахнет и растет.
Это чудное местечко
Спрятано за цепью гор,
Первозданный лес и речка,
Заливных лугов простор,
Вдалеке от жадных взоров
Под названьем «Рай Земной»,
Недоступное для воров,
Скучноватое порой –
Частное владенье Бога,
Потому проблем и нет:
Там есть все и очень много,
И на много, много лет.
Чтоб не лезли ЧМО и лохи,
На воротах и с ключом
Смотрится совсем неплохо
Ангел с огненным мечом.
Здесь отбор ведется строгий,
Распорядок дня суров:
Можешь быть умом убогий,
Но послушен и здоров.
Посему Адам вписался
(подходящий вес и рост),
Угодить во всем старался,
Был душою очень прост.
От зари и до заката
Он мотыгою махал
И не требовал оплаты,
Как какой-нибудь нахал.
Бог, в лице отца и мамы
По работе племенной,
Наградить решил Адама
Подходящею женой.
Поминая чью-то маму,
И желая лишь добра,
Сделал Он жену Адаму
Из адамова - ж ребра.
Получилось то, что надо,
Пара вышла хоть куда,
Только вот кому награда,
А, быть может, и беда?
Бог назвал девицу Евой,
Оценил ее красу,
Но Адам глядел несмело,
Пальцем ковырял в носу
И привычную мотыгу
Нежно прижимал рукой;
Как козел смотрел на книгу,
Так на Еву он – с тоской.
Впрочем, Еву не смущали
Ни Адам, ни даже Бог;
И они не ощущали,
Как растут две пары рог.
Хоть задумал для хозяйства
Бог всего лишь пару рук
Без претензий на зазнайство:
Чтоб выращивали лук,
Подметали пол в пещере,
Мужу стряпали еду,
Закрывали на ночь двери,
И привычные к труду.
Но божественная сила
Много больше, чем расчет;
Получилось чудо-диво:
И пугает, и влечет.
Оказалось, эта дева
Вправе все хотеть и мочь:
Раз Создатель Еву сделал,
Значит, Ева – Божья дочь!
И, проникнувшись сознаньем
Положенья своего,
Ощутила вдруг желанья
Много-много, и всего!
Взор туманиться мечтами
И румянец на щеках,
Губы что-то шепчут сами,
Нетерпение в руках.
Грудь вздымается высоко,
Ноги просятся бежать:
Нелюбимой быть жестоко,
Если создана рожать.
В ней была сама Природа –
Жизнь возникла, чтобы быть
Целью продолженья рода;
Ну, а значит, - снова жить!
Бог с великим изумленьем
Поглядел в ее лицо,
И подумал вдруг с сомненьем:
«Так ли просто быть отцом?».
Что за страсти движут нами,
Надо-ль было так спешить?
Еве: «ты займись делами,
И попробуй не грешить.
Будь помощницей Адаму,
Он, конечно, не созрел,
Ты ему заменишь маму,
Чтоб совсем не озверел.
Через год-другой проснется
Доблесть мужа и отца,
На тебя в нем отзовется
Голос страстного самца».
Ева тяжело вздохнула,
Повертела головой,
Мужа молча сзади пнула,
Чтобы шел за ней домой.
Там, в пещере под скалою,
Где-то на исходе дня,
Волей Бога эти двое
Поселились у огня.
Вместе, рядом в целом Свете
Только Ева и Адам;
Люди – боги на планете,
Ими дан отсчет годам.
За совместною работой
Время быстрою рекой
Смыло мелкие заботы
И оставило покой.
Появилась сила духа
И уверенность в себе:
Если жить не ради брюха
И не думать о судьбе,
Можно радоваться делу,
Понимать других людей.
Так Адам вдруг понял Еву
В первый раз за много дней.
Ева приняла Адама:
В нем есть сила, долг и честь;
Для него она как мама –
В этом тоже что-то есть.

Счастье многих раздражает,
Будит зависть, даже злость;
Кто же этого не знает,
Так давно уж повелось.
Жизнь в Раю светла и гласна,
Нет и зависти, пока;
Не бывает без соблазна
Настоящего греха.
Злые ангелы в изгнанье,
Что осваивали Ад,
Проявили тьму старанья,
Чтоб изгадить райский сад.
Ад работал вхолостую:
Нету грешников пока;
Черти грустные тоскуют,
Изучая УПК.
Но трудился не напрасно
Департамент Грязных Дел –
Получаются прекрасно
Грешницы из женских тел.
Сатана под видом змея
Нелегально в сад проник,
И, от дерзости хмелея,
Дал под яблоней пикник.
Принял нужную личину,
Стал красив, как Аполлон;
Ева, увидав мужчину,
Издала утробный стон,
Кровь ударила волною,
Застучал набат в висках,
Грудь пронзило, как стрелою,
Сердце жаркое в тисках.
Предложив с поклоном руку,
Дьявол был красноречив:
Обещал развеять скуку,
Стал любезен и учтив.
Со словами обольщенья
К Еве Сатана приник;
Отступает прочь смущенье
И бледнеет девы лик.
А нечистый напирает,
Между ними нет преград:
Дух порочный точно знает –
Грех влечет сильней наград.
«Ты воистину богиня,
твой удел – повелевать:
будешь царствовать отныне,
а не грядки поливать.
Что за скука – жить с Адамом:
Как работник, он неплох,
Но отцом детей, тем самым,
Как и мужем, будет лох.
А с такою родословной
Будут вечно «на мели»
Все крестьяне поголовно,
Если папа – «соль земли».
Уступи, себя не мучай,
Будь разумной, наконец,
Тут такой «счастливый случай»
И для первенца отец.
Генофонд людей улучшишь,
Для создателя – сюрприз,
Удовольствие получишь –
Просто миленький каприз».
Так убалтывал Лукавый,
Ева, слушая его,
Прошептала: «Боже правый!».
Черт добился своего.
Не поможет подвиг бденья-
Цель конечная видней;
Даже страх грехопаденья
Половины всех людей
Не удержит от соблазна
быть счастливой тот же час.
Участь грешника ужасна,
Для других, но не для нас.
Не судите Еву строго –
Ведь она и наша мать;
Не хватило сил у Бога
Дочь от греха удержать.
Лишь Адам, блаженный духом,
Расчищает свой арык;
Не повел он даже ухом,
Когда к Еве черт проник.

Тихо, буднично, спокойно
Продолжалась жизнь в раю,
Все вели себя достойно,
Веря в бога и семью.
Сам Создатель в мелочь быта
Повседневно не вникал,
На космических орбитах
Что-то, где-то создавал.
Между тем прошло и время:
И, такие вот дела,
В день, когда созрело бремя,
Ева сына родила.
В изумлении великом
Принял первенца Адам,
Муж был добрым, хоть и диким-
Сын в хозяйстве Богом дан.
Ева думала не так,
И, придя в себя немного,
Поняла, что муж – простак,
Благо, истинно от Бога.
«В остальном же я сама
Позабочусь о семействе;
Хватит силы и ума,
И талантов в лицедействе.
Мне от этих мужиков
Проку, в общем, никакого:
Переспал и был таков,
К подвигам готовый снова.
Сын, надеюсь, весь в меня –
И добытчик, и хозяин,
Если будет «корм в коня».
Назову я сына Каин».

Так и шло, семья трудилась,
Год за годом век верстал,
Солнце за гору садилось,
Каин быстро подрастал.
А всевышний благодетель
В череде несметных дел
Проявил вдруг добродетель –
Их проведать захотел.
И, как водиться, внезапно,
Посетивши Рай Земной,
 Может, кто из духов «капнул»,
побужденный Сатаной,
Перед Евой и Адамом
Встал, как совесть в смертный час.
Каин спрятался за маму,
Та не поднимала глаз.
Подозвал Создатель чадо,
Подойти велел к себе;
Каин сделал все, как надо,
И послушен был судьбе.
Бог все понял моментально,
Для Него секретов нет:
Сатанинская ментальность –
Вот он, Каинов портрет.
«Этот чертов карбонарий
Явно Еву соблазнил;
Мною созданный сценарий
Он по-свойму воплотил;
Испохабил режиссуру:
«Счастье с Богом и в Раю»,
Примадонну сделал дурой
И посмешищем семью».

В душном облаке позора
Зрела тишина,
Богу в позе ревизора
Пауза нужна.
Лишь Адам невозмутимо
Почесал штаны:
Так ли важно, что у сына
Облик Сатаны?
Все мы черти понемногу,
Если честным быть-
Когда рядом нету Бога,
Трудно честным слыть.
Обстановка накалялась,
Близился финал;
Пауз больше не осталось,
Впереди – скандал.

Голос громом вниз обрушил
На людей из ничего:
«Как посмели вы нарушить
волю Бога своего?!
Что за мерзкие расчеты –
Жить в союзе с Сатаной;
Быть в Аду для вас почетней,
Чем в Эдеме и со мной.
Вы мечтали о свободе
В слове, мыслях и делах,
Но забыли, что в природе
Вы без Бога – просто прах.
Что ж, отныне вы на воле,
Прочь из Рая навсегда;
Сумасшедшим чисто поле –
Наименьшая беда».
Был Господь во гневе страшен,
Каин млел от старика,
Даже вроде ошарашен,
Но не сильно, а слегка.
Ева шкуры собирала:
Пару штук для гамаков,
Будто с прошлой жизни знала,
Что ей ждать от мужиков.
Сам Адам как бык, в натуре, -
Чему быть – не миновать,
Безразлично в бычьей шкуре
Где мотыгою махать.

Это первое изгнанье
В череде грядущих лет
Стало Божьим наказаньем
И прологом прочих бед.
Вся система управленья:
Рай Небесный и Земной,
Как условие творенья
Было Волею одной.
В остальном без вариантов:
Делай, как укажет Бог,
Он источник всех талантов,
Что задумал, то и смог.
Тех, кто с Богом не согласен,
Ангел или человек,
Ожидал удел ужасный –
Быть в изгнании свой век.

У ворот простились сухо:
Бог – «Молитесь, ежли что»;
И Адам ответил глухо:
«Мы привычные, ништо».
3.
 
На краю пустыни где-то,
И от Бога вдалеке,
Люди Ветхого Завета
Бедно жили и в тоске.
Землю скудную пахали,
Жгли костры, пасли овец;
В планы Бога не вникали
В простате своих сердец.
Ева родила второго
Сына, Авеля, и вот
Был он умным и здоровым,
Шел ему двадцатый год.
Был старателен не в меру,
По рождению – Тельцом,
Сохранившим в Бога веру,
Как и велено отцом.
Иногда молился Богу,
Но серьезно и с душой;
Даже жертвовал помногу
По наивности большой.
Был Всевышнему любезен
Авель, так же как отцу,
И приятен, и полезен,
Но не брату-подлецу.
Каин дико раздражался,
Видя брата своего,
Может, просто обижался
На судьбу и на него.
Как бы ни было, однажды
Старший братец вдруг вспылил,
И, взмахнув дубиной дважды,
Каин Авеля убил.
Было это в диком месте,
Видеть их никто не мог,
Нет свидетелей бесчестья?!
Есть! Свидетелем был Бог!
Был, и видел душегуба,
Если следовать молве,
Бог подумал: «Очень грубо
Брата бить по голове».
Как возлюбленного сына
Мог бы Авеля спасти,
И тяжелую дубину
Как пушинку отвести.
Но случилось, что случилось;
На заре минувших дней
Что-то где-то не сложилось,
Впрочем, Господу видней.
Лично, так сказать, приватно,
Бог убивца пожурил,
Душегубский подвиг ратный
Он печатью заклеймил
На лице у супостата,
Чтобы каждый видеть мог –
Личность Каина проклята,
И что сделал это Бог.
«Будешь ты скитаться вечно,
Без полезного труда,
И терзаться бесконечно
От сознания стыда.
Пусть всегда в твоем обличье
Порицают люди грех;
Будет в мире неприличным
Имя Каина для всех.
Ты субъект антирекламы,
И родителям укор;
Для людей всегда, тем самым,
Будешь воплощать позор».

Страшным было горе Евы,
Стал черней земли Адам:
Авель весь, душой и телом,
Был наградою им дан.
Только с Авелем невинным
Стала крепкою семья,
А теперь, с потерей сына,
Получалось – жили зря.
Бог, увидев слезы мамы,
Не остался к воплям глух –
Обещал через Адама
Дать им сына или двух.
И, поскольку Бог – не фраер,
Сын реальный, а не миф,
Появился как-то в мае,
И назвали сына Сиф.

С демографией природной
Назревал большой провал;
Без любви международной
Бог никак не успевал.
Чтоб лепить себе подобных,
Сифу было суждено
Способом внутриутробным
Каждый раз «рубить окно».
Выполняя разнарядку,
Словно каторжный Сизиф,
(Сексуально был в порядке)
День и ночь работал Сиф.
Но души недоставало –
Скучновато шел процесс;
Только чувство назревало,
Но в итоге – снова без.
Впрочем, эту же работу
Каин делал лучше всех,
Выполнял ее охотно,
И имел большой успех.
Как турист, изгнанник Рая,
Никогда не уставал:
Силой черта обладая,
Он в любви не унывал.
Но, в отличие от Сифа,
Плод греха – он грешен был,
Без поддержки Бога, лихо
Только грешников лепил.

Здесь, отметить нужно сразу,
Речь ведем мы про мужчин,
А о женщинах, заразах,
Волноваться нет причин.
И, сознаемся невольно,
Не считали их совсем,
Знали только, что – довольно,
И что хватит точно всем.

А потом, вдруг, как плотину,
Что-то разом прорвало:
Люди хлынули лавиной,
Не понять, откуда, кто?
Даже опытный Всевышний
Растерялся в первый миг
(Что-то очень много лишних),
Пока правду не постиг.
«Се мое творенье – звери,
Миллионы лет спустя,
Очень быстро поумнели,
Что по времени – пустяк.
Даже несколько обидно:
Нас догнали так легко,
Их ведь не было и видно,
Значит, мы недалеко».
Из зверей такого вида,
Очень схожего с людьми,
Появились индивиды,
Даже очень, черт возьми.
Впрочем, славный путь приматов
Сквозь деревья и кусты,
Под знамена демократов
Через лозунг: «прочь хвосты»,
Пролегал через лишенья
И естественный отбор
Ценностей у населенья,
Избегая слова «вор».
Все они не верят в Бога,
Но язычники в душе;
В церковь ходят, просят много,
Врут, что веруют уже.
Любопытны, суетливы,
Поклоняются уму;
Могут даже быть счастливы,
Но готовы ко всему.
В них намешано по мере
Зла, коварства и добра;
Будет то, во что поверят –
Жизнь заведомо мудра.
4.
 
То, что было днем творенья,
Дало времени отчет;
С Божьего благословенья
Время, как вода течет:
Чистая в своем рожденье,
В колыбели родника,
Робко ищет путь к движенью,
И послушная пока.
Но, пройдя через завалы,
И плотины перед ней,
Аква мутным, страшным валом
Смерть готовит для людей.
Время копит бремя гнева,
Но дрожит уже рука:
Богу очень надоело
Грех прощать, наверняка.
Расплодились люди-звери,
Отвязались, так сказать;
Ни во что уже не верят,
Словом их не удержать.
Всюду признаки разврата,
В городах и весях блуд.
Обвиняют демократов,
Что не сеют и не жнут.
Открываются притоны,
Казино и там, и тут,
И массажные салоны
Как поганки, всюду прут.
И какой-то самозванец
Пинчер-ваучер царит,
Хоть и умный, но засранец,
Всех погубит-разорит.
Грабят все, кому попало,
И кому еще не лень;
Нефть и никель – все им мало,
Грабят в ночь и в ясный день.
Делят землю, воздух, море,
Память, родину и власть.
Депутаты – все в фаворе
Чтобы легче было красть.
Под себя куют законы
Все поместные царьки:
Разрушаются препоны
Там, где властвуют хорьки.
В этой гонке за наживой
Все приемы хороши –
Прочь прекрасные порывы,
Лучше сразу их души.
Грабежи, разбой, злодейства,
Кровь людская – как вода,
Власть – сплошное лицедейство,
Вера в Бога – ерунда.
Обращался к ним Создатель,
Даже к совести взывал,
Но народ, как обыватель
Лишь на случай уповал.
«Ладно, вам угоден случай,
Значит, так тому и быть.
Каждый случай свой получит» -
И решил всех утопить.
В этом обществе разврата
Выделялся только Ной;
Жил достойно, аккуратно,
С сыновьями и женой.
Благочестием отменным
Был прославлен род его,
В остальном – обыкновенный,
Больше, вроде, ничего.
Часто Господу молился
По привычке старый Ной;
По субботам веселился –
Самогон ценил порой.
Предсказуемый, лояльный,
Безотказный навсегда;
Богу это вид ментальный
Даже снился иногда.
Потому-то Бог явился
Ною ночью как-то раз,
Тот, по счастью, не напился,
Молча выслушал Указ.
«Ты оставлен Мной на племя,
Слушай заповедь Мою:
Через некоторое время
Всех людей я утоплю.
Заодно зверей и птицу
(Обновлять, так обновлять),
Пусть научатся молиться
Чтобы Бога ублажать.
Для спасения на водах
Надо будет меньше пить,
И, примерно за полгода,
Судно на воду спустить.
Корпус должен быть с запасом:
Для семейства и зверей,
Всего, что нужно из припасов,
Так, на пару сотен дней».

Ной старательно работал
Сам, и трое сыновей,
Даже ночью и в субботу,
Вызывая смех людей.
Тем не менее, у Ноя,
Как пшеница на полях,
На волнах песка и зноя
Рос корабль на стапелях.
Фантастическое диво –
«Мокрый транспорт» на земле,
Неуместно, сиротливо,
Как повешенный в петле.
Никакого романтизма,
«Без руля и без ветрил»,
Словно «призрак коммунизма»,
Не в ту гавань он заплыл.
Неуклюжий, деревянный,
Словно бабушкин сундук,
Был кораблик этот странный,
Провоцировал испуг.
Впрочем, времени пугаться
Уже не было совсем:
Надо срочно собираться,
А иначе – «крышка» всем.
Шла последняя неделя
Непосильного труда,
Ной и дети почернели:
Завтра «чартер в никуда».
Загрузились «под завязку»,
Капитаном – старый Ной,
Сыновья в семейной связке,
Каждый со своей женой.
Всякого зверья по паре,
Чтобы после расплодить,
Птиц и прочей мелкой твари,
Чтобы Богу угодить.
День последний на исходе;
Одноразовый ковчег,
Ко всему готовый, вроде,
Изготовился в побег.
Заклубились в небе тучи,
Присмирел грешной народ;
Молнии удар могучий
Продырявил небосвод.
В ту дыру поток ужасный
С неба хлынул на весь мир;
Исступленный и прекрасный,
Ной взмолился Богу: «Сир,
Пощади Ты нас, мы – люди,
Мир у нас один, земной,
Путь наш сумрачен и труден,
Все мы созданы Тобой.
Мы морально нездоровы,
Так как молоды пока;
Смилуйся, не будь суровым
И заштопай облака».
Тщетно, ливень продолжался,
Но на тучах вдруг возник,
И, как солнце отразился
Перед Ноем Божий лик.
Голос, как раскаты грома,
Ною отвечал с небес:
«На ковчеге ты как дома;
Закрывай трюма, балбес.
В остальном – моя забота,
Бога нечего учить;
Это не твоя работа,
Где, кого и как мочить.
Это Божеская воля –
Чистить грешные тела;
У тебя другая доля –
Корабляцкие дела.
Посему не сомневайся,
Совершай морской круиз,
В новом месте размножайся,
Жизнь - всегда достойный приз».

Дикий ливень продолжался
Бесконечный сорок дней;
Шанс к спасению остался
Лишь у жителей морей.
Наконец, иссякли хляби,
Наступила тишина;
Шевелилась мокрой зябью
Только мутная волна.
Тысячи погибли разом,
Вся земля ушла под спуд –
Аморальную заразу
Истребил Господний суд.
Обошелся очень круто,
Может, где-то сгоряча:
У начальников, как будто,
Модно все решать «сплеча».
Был достаточно суровым
Этот «Божий катаклизм» -
Как привить им, бестолковым,
Веру в светлый коммунизм.
Слава Богу, время лечит,
Можно пробовать опять;
Если Богу не перечить,
Повернется время вспять.

Через месяцы скитаний
Безнадежный горизонт
С голубем принес посланье
На плавучий генофонд
О приблизившейся суше,
И к ближайшему утру
Богом избранные души
Налетели на скалу.
Море быстро отступало,
Появились берега;
Долгожданный путь к причалу
Завершился на века.
Звери быстро разбежались
В новом месте кто куда;
Люди у воды остались
Для устройства навсегда.

И еще одна попытка
Наплодить послушный люд,
Чтоб в работе был он прыткий,
И вынослив, как верблюд,
Не имел других кумиров,
Кроме Бога своего,
Не стремился править миром,
Или изменять его.
Все искомые задатки
Были в Ноевой семье:
Трудогольные повадки,
Верность Богу и родне.
Убедившись, что у Ноя
Все идет само собой,
Бог, вручив ему «героя»,
Отбыл в отпуск неземной.
Годы снова заскользили,
Незаметные в быту;
Люди быстро позабыли
В повседневности Мечту.
Стали быстро размножаться,
Сохраняя род людской,
На судьбу не обижаться,
Занимаяся собой.
Где-то позабыли Бога,
Как начальство вдалеке;
Так, молились понемногу,
По привычке и в тоске,
Жертв почти не приносили –
Для хозяйства лишь урон;
То пахали, то косили –
Каждый раз земле поклон.
Жертв уже довольно много –
Был утоплен весь народ;
Значит, недостойны Бога,
Или все наоборот.
Может, Богу и народу
Лучше надо выбирать,
Чем за веру и свободу
Всех топить и презирать?

5.
 
От Всемирного купанья
Род людской другим не стал;
Мокрый опыт – путь познанья
Для того, кто жить устал.
Остальным сия наука
Подсказала путь иной:
Жизнь – прекраснейшая штука,
Лучший способ жить – земной.
Города переполнялись,
Безработица, «бомжи»,
И почти не управлялись
Без коррупции и лжи.
Фантастические планы –
Враз и всем разбогатеть,
Золотом набить карманы,
Стоит только захотеть –
Предлагались сплошь и рядом,
Обещая капитал.
Жаждущие перли стадом
В очередь на драг. метал.
Всех, однако, переплюнул
Псевдофинансист Нимврод-
Мало кто тогда не «клюнул»
То, что так любил народ.
Тот прохвост – потомок Хама,
Что из Ноевой родни –
Изобрел продажу хлама.
До сих пор, и в наши дни
Строят люди «пирамиды»
По проекту «Вавилон» -
Вам вручают «неликвиды»,
Но в обмен на миллион.
Возникает вдруг контора
«Губошлеп инвест транзит»;
Ваучер «Родных просторов»
Вам вручает паразит
С обещанием доходов
Круглый год и на века,
Акции для дымоходов
И проценты «с потолка».

Так и развлекались люди,
Скажем проще: кто кого;
Мы, конечно, им не судьи,
Суд – у Бога одного.
Он и навестил людишек,
Понял сразу, что к чему:
«финансистов» здесь излишек,
хитростей не по уму.
Разогнал людей по свету,
Пусть работою живут;
Выхода другого нету,
Без работы все помрут.
Кто же эти человеки,
Если Бог им нипочем?
Их поучишь, в кои веки,
Им – как с неба кирпичом.
Норовят все делать сами;
Лучше посох и сума,
Чем общаться с небесами
И просить у них ума.
Суетливы, бесконтрольны,
Мыслят брюхом, не душой,
Пахнут чем-то алкогольным,
Страх пред Богом небольшой.
Надоели эти люди,
Пусть займется ими черт;
Наплевать, что с ними будет,
Жизнь для них – все тот же спорт.
Изберу себе народец
Для утехи и души:
Будет как в жару колодец
В человеческой глуши.
Я в земле обетованной
Обеспечу Рай Земной
Для евреев, Богом данный,
То есть, данный лично Мной.

Сладкое словечко «слава» -
Вот нажива на века,
Маргиналам же «халява»,
Как магнит, наверняка.
Совместить два достиженья –
Это явный перебор:
То ли это архигений,
То ли гениальный вор.

«Жертвой» милости Господней
Стал почти святой Аврам:
Нет еврея благородней,
Не чета другим «буграм».
Он богат, умен и славен
Тем, что был благочестив,
По натуре благонравен
И с людьми весьма учтив.
Многочисленные слуги,
Золото и серебро,
Окружали быт супруги,
Чтоб оказывать добро.
Сотни коз, овец, верблюдов,
Лошадей, стада коров,
Выпасались там повсюду
На лугах вокруг дворов.
Вот таким смотрелся Богу
Первый праведник-еврей,
Тот, что вывел на дорогу
Богом избранных людей.
Той дорогой окаянной
До сих пор идет народ,
Но к Земле Обетованной
Так и не был найден брод.

По пути зашли в Египет,
Где, заранее скорбя,
Строил параллелепипед
Как могилу для себя,
Фараон, отец народов,
Друг детей, любитель жен,
Враг порывов благородных
Если целью был не он.
Так как Бог своей заботой
Египтян не доставал,
Фараон давал работу:
Рыть какой-нибудь канал,
Или что-то под землею,
Чтоб сверкало, как в раю,
Храм с горячею водою
Или прочую фигню.
Так что с занятостью, вроде,
Для евреев нет проблем,
В их стремлении к свободе
Быть полезным сразу всем.
Для блуждающих евреев,
По дороге в Рай Земной,
Жертва может быть милее
Жизни с собственной женой.
Этой жертвой фараону
Стала милая жена;
Путь Аврама ближе к трону
Сара сократить могла.
Но очарованье Сары
Уступило злу богов:
Голод, засуха, пожары –
Стоимость его «рогов».
Жертвой тешился не много
Дальновидный фараон;
В шахматах и против Бога –
Проигравшим был бы он.
В состоянии цейтнота –
Сару – к мужу, и ничья;
Понял: угрожает что-то
Только с помощью чутья.
Фараон направил племя
По дороге в Ханаан,
Чтобы избранное семя
Не коснулось прочих стран.
И, не заблудившись боле
По дороге в Ханаан,
Прибыли евреи вскоре,
Как в сиреневый туман.
Идиллические рощи
Вдалеке от городов;
Для Аврама это проще –
Разводить в лесах коров,
Предаваться размышленьям:
О цене на молоко,
Из чего варить варенье –
До зимы недалеко.
Но тревожили, как прежде,
И семейные дела:
Не было уже надежды
Чтобы Сара родила,
А наследник очень нужен –
Передать добро и власть;
Сам здоров и не контужен,
А такая вот напасть.
И решил Аврам, что Сару
Надо лучше поберечь,
А себе, для секса в пару,
Египтяночку привлечь.
Молода, трудолюбива,
С милым именем – Агарь,
Соблазнительно красива,
Но рабыня, даже жаль.
Впрочем, тут – святое дело,
Для наследника – не грех,
Дух отца важнее тела,
Секс не только для утех.
И старания Аврама, в общем,
Даром не прошли –
Сына дочери ислама
Измаилом нарекли.

6.
 
Так и шло, но вот однажды
Бог явился в Ханаан –
Ближе посмотреть на граждан –
Выходцев из дальних стран.
И сказал Господь Авраму –
«Сделай партию – народ,
Или, чтоб не так уж прямо,
Можно и наоборот.
Назовем его Единством
Или, скажем Израиль;
Мы покончим с этим свинством
И введем единый стиль.
Мужикам - всем обрезанье,
В знак союза лишь со мной.
Это честь, не наказанье,
Признак нации родной.
Всем кто не пройдет обряда,
Или критикует вас,
Не найдется места рядом-
Значит будут против нас».
Бог сказал и удалился;
Призадумался Аврам.
Он не то чтоб удивился,
И почти не понял сам.
Но не так уж это важно –
Понимаешь или нет,
Богу верить должен каждый:
Избежит он многих бед.
Для евреев обрезанье – символ,
Спрятанный в штанах.
Чтоб уйти от наказанья?
Значит, символ этот – страх.
С ним надежней и спокойней,
Знаешь точно, что – нельзя;
Быть обрезанным достойней,
Чем военная возня.
Потеряв немножко плоти,
Став израильским вождем,
Был Аврам совсем не против
Авраамом стать при сем.
Сара сразу стала Саррой,
Автоматом, так сказать,
Чтоб величественной парой
Взор народа услаждать.
Жизнь как прежде продолжалась,
Стал подростком Измаил,
Мать воспитывать старалась –
Тот вовсю и всем хамил.
Авраам делил угодья
С Лотом и другой родней:
Нужно отпускать поводья
Чтобы не пугать семьей.

Сарра сына долго ждала,
Но однажды в жаркий день,
Трое путников усталых
У шатра присели в тень.
Авраам гостеприимно
Дал и отдых, и обед,
Радость их была взаимной
От еды и от бесед.
На прощание старейший
И почтеннейший из них,
Обещал успех в дальнейшем
Сарре с мужем на двоих.
Проще предсказал им сына
И наследника в делах;
Повелел им всем отныне
Верить в Бога не за страх.
И когда уж в отдаленье
Скрылась троица сия,
Авраам изрек в смущенье –
«Посетил сам Бог меня».
А ведь это так и было,
Бог, инкогнито, в пути.
Авраама осенило –
Что у Бога он в чести.
Но возникла и тревога:
Бог не фраер, ноги бить,
Пешедралом по дорогам,
Чтобы без толку пылить.
Понесло Его наверно
На Гоморру и Содом,
Чтобы наказать примерно
Всех людей и каждый дом.
Чем же провинились люди
В этих славных городах?
Ведь не зря же Бог их судит,
Значит, потеряли страх.
Перестали верить в Бога?
Но и Бог не верит в них;
Поступают очень плохо
С теми, кто обидел их?
В чем их дети виноваты,
Так ли уж велик их грех?
Ведь они не супостаты,
Или грех один на всех?
Задавал себе вопросы
Для чего-то Авраам;
Может по привычке просто –
Все ответы знал он сам.
Лот, племянник Авраама,
Жил с женою и детьми
В этом-то Содоме самом,
Черт его совсем возьми.
Вот отсюда и волненье
Авраама за него:
Вдруг у Бога есть сомненья
И в безгрешности его?
Но заверил Авраама
Бог: угрозы Лоту нет.
Не коснется эта драма
Тех, кто не источник бед.
Сам Господь в Содом греховный
Даже заходить не стал,
Двух инспекторов духовных
В город грешников послал.
Те поговорили с Лотом,
Поскандалили с толпой,
Наказали обормотов
Скоротечной слепотой.
В темноте и суматохе
Лота и семью спасли;
Чтоб в живых остались лохи,
Быстро ноги унесли.
Там, за городской чертою,
В безопасном далеке,
Понял снова Лот с тоскою
Что остался налегке.
Молвил ангел – «Все в порядке,
Поспешай к своей родне,
Только чтобы без оглядки –
Сохраните жизнь вполне.
Нам свидетелей не надо,
Разберется Бог без вас;
Грешники – клиенты Ада,
Там не любят лишних глаз».

Все семейство Лото-Лохов
Тут же кинулось бежать,
Обошлось для них не плохо,
Бога нужно уважать.
За спиной загрохотало,
Адский пламень до небес,
Сера с неба падать стала,
Загорелся ближний лес.
Ходуном земля ходила,
В бездну рушились дома:
Город стал одной могилой,
Недоступной для ума.
То же было и с Гоморрой,
В тот же день и в тот же час –
Гибель жуткою и скорой,
Никого Господь не спас.
Это светопреставленье,
Что творилось за спиной,
Было зримо на мгновенье
Только Лотовой женой.
Любопытство – злая штука,
Как же можно не смотреть,
Лучше уж поддаться муке
И потом окаменеть.

Оторвался Бог на славу,
От потоповых времен
Эта бойня была главным
Наказанием племен.
По масштабам зла сравнимой,
Если к нашим временам,
Разве только с Хиросимой,
В ряде схожих с бойней драм.

7
 
Но сказать, что только губит
Бог заблудшие тела
Не корректно – Сарру любит,
Сарра сына родила!
Все как обещал Создатель
Аврааму в прошлый раз,
Коль послушен обыватель
Получите спецзаказ
Исаак, наследник новый,
Измаила потеснил,
Божий выбор был суровым –
Дом покинул Измаил.
Авраам послушный Богу,
Выгнал с сыном и Агарь;
Дал им хлеба на дорогу,
И промолвил - «Очень жаль.
Возвращайся к фараону
Где Египет и родня;
Там тебя никто не тронет
У домашнего огня.
Здесь тебя старуха Сарра
За сыночка загрызет;
Надоели ваши свары,
А в Египте повезет ».

Разобравшись с этим делом,
Авраам вздохнул легко,
Так как с бабским беспределом
До петли недалеко.
И, казалось, наступили
Поспокойней времена:
Сладко спали, ели, пили,
Размножались племена.
Вырос юношей послушным
Благонравный Исаак,
Но немного простодушным,
Скажем, в меру, лучше так.
Богу нравятся такие,
И похожи на ягнят,
Симпатичные, не злые,
Даже если их едят.
Авель, помнится, был тоже
Просто чудо как хорош,
Правда «съели», ну так что же,
Но зато и к Богу вхож.
Порешил Господь проверить
Так ли предан Авраам:
Не привык Он людям верить,
А тем более словам.
«Должен ты зарезать сына
И зажарить для меня –
Жертва может быть невинной
Только в пламени огня.
Если жертвой ты покажешь
То, что выше Бога нет,
Всем народам ты докажешь
Что религия не бред.
За греховность первородства,
Чтобы вас людей спасти
От проклятий и уродства
Нужно жертву принести,
Как условие прощенья.
Я пожертвую Христа.
Вот цена освобожденья
Под знамением креста»

От того, что он услышал,
Авраам был потрясен,
У него «полезла крыша» -
Кто же должен быть спасен,
Если собственной рукою
Должен сына он убить.
И не мог понять, с тоскою,
Кто тогда достоин жить.
Все решает сам Создатель,
Жертвы требует Себе;
Он же жертвы обладатель –
Господи, зачем Тебе?
Не постичь людским умишком
Божий замысел святой,
Может, верим мы не слишком –
Вера подвиг не простой.
И отец, убитый горем,
Сделал, как велел Господь:
Бесполезно с Богом спорить,
Не спасешь родную плоть.

Исаак дышал неслышно,
Авраам занес клинок:
«Заказал тебя Всевышний,
Помолись Ему, сынок».
Нож сверкнул над Исааком,
Но застыла вдруг рука,
Умиленный ангел плакал –
«Ладно, пусть живет пока.
Бог явил святую волю,
Это Он проверил вас;
Вы теперь у Бога в доле,
Ваше племя – высший класс».
 
Божья благодать пролилась
На евреев с этих пор,
Все у них теперь плодилось
Их врагам наперекор.
Часто женщины рожали,
Вызревал богатый хлеб;
Скот и птица размножались,
Рос и прочий ширпотреб.
Сарра сына воспитала
И отбыла в мир иной,
Так как несколько устала
Быть послушною женой.
Как раба любви и веры,
Сарра угодила всем:
Обладая чувством меры,
Прожила сто двадцать семь.
Вскоре Исаак женился,
Как, и в прочем, Авраам;
Хотя, в общем, не стремился
Наслаждаться властью сам.
Но судьба так повелела,
А точнее, сам Господь,
Исаак пошел «на дело»
От Аврама и до «вплоть»
Сына своего Иакова.
В историческом пути
Повидали люди всякого,
Чтобы мимо не пройти.
В основном борьба друг с другом,
За наследство или жён;
Повторялось всё по кругу:
Победивший – побежден.
Авраам, почивший в бозе,
Похоронен с Саррой был
В родовой пещере, вроде,
В той, что ранее купил.
Аксакал прожил прилично –
Ровно сто семьдесят пять;
Ладил с Господом отлично,
Чтоб собой не рисковать.
Исаак не горячился,
В споры с Богом не вступал,
И ничем не отличился,
Но, однако, не упал.
Будучи главою рода
Власть Иакову отдал,
В старости ругал погоду
И подагрою, страдал.

8.
 

У Иакова побольше
Было трудностей в судьбе:
Доставались много горше
Власть и жены, всё в борьбе.
Поборолся даже с Богом,
Правда, только лишь во сне,
Но и сон вещает много;
Всё в нем видится ясней.
Так Израиль означает
Близость к Богу и борьбу.
Это все евреи знают.
Сон вещал ему судьбу.
Был Иаков многодетным,
Аж двенадцать сыновей,
Всех любил он беззаветно,
Но Иосиф был милей.
Так как истинно любима
Мать Иосифа – Рахиль;
Красотой неповторима,
И во всём отличный стиль.
Унаследовал Иосиф
Светлый ум и красоту;
Отвечал на всё что спросишь,
Излучая доброту.
Но, отличные детишки
Были каждый за себя,
Вместе ладили не слишком,
Не вполне родню любя.
Так как уяснили с детства
Что важнее братских уз
Получить себе наследство
И без родственных обуз.
Посему и объявили
Что Иосиф, мол, пропал,
Звери, дескать, погубили,
Или со скалы упал.
Сами же его продали
В плен египетским купцам;
Те цену товару знали,
Заплатили продавцам
Серебром, довольно много –
На рабов в Египте спрос,
И отправились в дорогу;
Сбыть еврея – не вопрос.
У Иакова от горя
Крыша съехала почти,
Слез и стонов было море,
Но от правды не уйти.
Правда, в том, что Бог направил
Лучшего из сыновей
Чтобы тот себя прославил
В эмиграции скорей
Чем он смог бы это дома.
В местечковой стороне
Не услышат даже грома
Если он в своей стране.
И, конечно, в стиле Бога
Поддержать в евреях страх,
Потому-то всю дорогу
Был Иосиф в кандалах.
Но в Египте, на базаре,
Продан был в хороший дом;
Те, кто знал о Потифаре
Объяснили что почем.
Как чиновник Фараона
Он охрану возглавлял;
Чтобы не было урона
Бдил, следил и не пущал.
Потифар – сановник важный,
Взял Иосифа слугой;
Ясно, далеко не каждый
Чести заслужил такой.
Юноша вовсю старался,
И от службы не косил,
За работу первым брался
Не щадя на это сил.
И за эту уникальность,
И за ясный, трезвый ум,
Проще за универсальность,
Он прослыл как уникум.
Вскоре управлял делами:
Домом, слугами, казной;
Дальше продолжайте сами…
И хозяйскою женой.
Вот на сексе и споткнулся,
Не созрел еще, пока;
Опыт этот обернулся
Гневом мужа – старика.
Загремел в тюрьму сердешный,
Не умеешь – не греши.
А тем более не здешний,
Из какой – то там глуши.
И, наверное бы, сгинул
Он в темнице навсегда,
Если бы его покинул
Бог совсем, тогда беда.
Но еврея не оставил
Бог заботою своей,
Он Иосифа прославил
До конца еврейских дней.
Года два провел в кутузке
Наш Иосиф без вины,
И от зэковской нагрузки
Поднабрался крутизны.
Толковал во всю законы
И тюрягой управлял,
Всё схватил в пределах зоны
И начальство подменял.
Появились даже связи
С фараоновским дворцом,
Среди зэков много грязи
С историческим лицом.
Услужил Иосиф в зоне
Как-то зэку из дворца,
Зэк тот снова стал в законе
И припомнил молодца
Что помог ему на нарах
Пережить позор тюрьмы,
И решил облегчить кару,
Выпустив его из тьмы.
Дальше – больше, и еврея
Познакомил он с царем,
Так как часто с ним хмелея,
Был он виночерпием.
Фараону много снилось:
То коровы, то быки,
И от страха что-то мнилось,
Даже плакал от тоски.
То разбитые дороги,
То поникшие хлеба;
Снились дикие налоги
И какая-то труба.
Обнаглевшие вассалы,
И границы на замке;
Аудиторы – нахалы
И бюджет на волоске.
Часто снились кредиторы,
Слишком жадная семья;
И повсюду воры, воры
Ночью и при свете дня.
Стал хиреть и спотыкаться,
Реже в мячики играть
Больше шнапсом увлекаться,
И боялся умирать.
Тут Иосиф говорливый
Фараона просветил,
Мол, народ – он весь блудливый,
Жить для всех – не хватит сил.
Потому-то фараону
Следует себя беречь;
Отодвинуться от трона,
Рядом много сильных плеч
Царь египетский поддался
На лукавые слова
На здоровье обижался:
Сердце, ноги, голова.
И решил, что лучше будет
Дать Иосифу карт-бланш,
А народ не обессудит
Что еврей возьмет реванш.
За тюрьму и униженья,
За страданья без вины;
И в минуты просветленья
Поменял судьбу страны.
Под водительством еврея
Жизнь в Египте расцвела;
Не было страны милее
Для сынов Израиля.
Под воздействием рекламы
Весь обрезанный народ
Вдруг попер в страну Ислама,
Нил, штурмуя прямо в брод
Появились синагоги,
Биржи, банки и привоз;
Потекли в страну налоги,
Раньше – только реки слез
Возникали вдруг науки,
И ремесла, и врачи.
Слышны, стали скрипок звуки,
.Зубы гнили, чтоб лечить.
Адвокатские конторы,
Повитухи – чтоб рождать;
Стряпчие, они же воры.
Прокуроры, чтоб сажать.
Словом жизнь вовсю кипела
Лет четыреста подряд;
Закрутил Иосиф дело,
Подмешав гешефта в яд.
На коммерческой основе
Всё крутилось как часы,
Без кнута работать внове,
Рай для тела и души.
Отравившийся Египет
На пути к своей мечте;
Без евреев он погибнет,
Только так, считали те.
Но менялись фараоны,
И один из них решил
Что евреи вне закона,
Каждый в чем-то согрешил.
Главное, их слишком много,
Во-вторых, они умны;
Не беднеют от налогов
Эти дети Сатаны.
Занимают не охотно,
Без процентов не дают;
Чувствуют себя вольготно
И, почти, совсем не пьют.
Говорливые не в меру,
Даже руки в ход идут,
Если надо – сменят веру
Если смогут – украдут.
И к земле обетованной
Больше, вроде, не спешат;
Им Египет стал желанней;
И грешат, грешат, грешат.
Непочтительны к тому же –
Стыд евреям не знаком;
С ними спорить – выйдет хуже,
Ты же будешь дураком.
Даже, как-то оказалось,
Египтянам места нет
В той стране, что называлась
Как Египет сотни лет.
Исходя из этих фактов,
Или мыслей, может быть,
В ряде нормативных актов
Царь велел евреев бить.
Тот указ всех озадачил,
И по смыслу был таков,
Что евреев обозначил
Как пожизненных рабов.
Впредь еврейкам запрещалось
Даже – мальчиков родить,
Ну а если так случалось,
Полагалось их топить.
Мужикам, израильтянам,
Дали в руки по кайлу –
Пусть на стройках лямку тянут,
Кипятят в котлах смолу.
Для народного хозяйства
Сила рабская нужна,
Меньше будет разгильдяйства
И могучею страна.
Зароптали иудеи,
Захотели в Ханаан:
Вспомнили свою идею
И завет, что Богом дан.
Обратились к фараону:
«Мы тут гости, отпусти;
Наша жизнь подобна стону,
Если что не так – прости.
Мы уйдем к себе за речку,
В Богом данный Ханаан,
Будем там сидеть за печкой:
Мы наелись дальних стран».
«Нет, шалишь, - сказал начальник –
Вы тут всем у нас должны:
Сколько лет деньгу качали
Из египетской страны.
Все, что сперли у народа,
Нужно полностью вернуть,
Вот тогда и на свободу
Отпущу, когда-нибудь.
Приуныли дети Бога –
Перекрыл границы, гад.
Если даже денег много,
Для евреев – только в Ад.
Днем горбатились на стройках,
Ночью делали детей;
Так и жили: тачка – койка,
Так как не было свечей.
От такого распорядка
Наплодилось ребятни,
Никуда не ступишь пяткой –
Всюду ползают они.
Так и ходят, на носочках
Все еврейки по домам,
Каждому дитю – кусочек,
Только и забот у мам.
Стали хитрые еврейки
Избавляться от детей,
То забудут на скамейке,
То у чьих-нибудь дверей.
А не то – в корзине спрячут
И на речку, в камыши;
Там детищи горько плачут
О спасении души.
И такой то вот найденыш
Жил у дочери царя;
Назван этот несмышленыш
Моисеем был не зря.
Потому как означает –
Появился из воды,
Фараон ещё не знает –
Моисей как знак беды
Для Египта и народа,
Даже лично для царя.
Даст евреям он свободу
Не за так, а пользы для.
Но упертый египтянин
Просчитал не до конца:
Моисей – израильтянин,
Память сына без отца.
Ничего ему не свято,
Только символ – свой народ:
Египтяне – супостаты,
Брат еврей – наоборот.

9
 
Вот с таким менталитетом
Вырос мрачный Моисей.
Патриот: еврей с кастетом,
Брат униженных людей.
Получив образованье,
Положенье при дворе –
Был изгоем по сознанью,
Словно волк в чужой норе.
Впрочем, внешне был спокоен,
Жил безбедно и легко;
Льгот и денег удостоен
И от тягот далеко.
Никаким полезным делом
Сам себя не утруждал;
Хорошо смотрелся в белом,
Часто скукою страдал.
Но однажды в бытовухе
Египтянина убил,
И свидетель той «мокрухи»
Там где надо доложил.
Сообщили фараону,
Тот стал топать и кричать –
Мол, такого нет закону,
Египтянина кончать.
Повелел схватить еврея,
Чтоб примерно наказать,
Но хватились Моисея –
Нет его, успел сбежать.
В день побега Моисею
Было ровно сорок лет;
В БОМЖевскую эпопею
Углубляться, смысла нет.
Через степи и пустыни
Как бродяга он бежал
В землю прадедов, отныне
Путь его туда лежал.
Там, на землях Медиама,
Сохранился древний род
Тех потомков Авраама,
Что составили народ
С ним одной и той же крови,
Тех же родственных корней;
Чувства эти были внове –
Общность родственных людей.
Моисей был принят в племя,
Появилась и семья;
Даром не пропало семя –
Подрастали сыновья.
Жизнь простая на природе –
Стал работать пастухом;
Раньше и не думал, вроде,
Ни о чем-нибудь таком.
Со скотиной дни и ночи:
Одиночество, тоска.
Жизнь уж не казалась прочной:
Небо, звезды, облака.
Вечность с высоты глядела –
Зябко, призрачно, вчуже:
Мирозданье без предела,
Словно смерть пришла уже.
И, в такие вот мгновенья,
Моисей хотел бежать
В города, где есть движенье;
В нетерпении дрожать
От какой-нибудь угрозы;
Бить врагов, любить друзей.
Слышать смех и видеть слезы
Как участник жизни всей.
В одичалом состоянье
Моисей стада водил;
Стало пасмурным сознанье,
Но ещё хватало сил
Бороздить пустыни, горы
И окрестные леса.
Так прошли ещё лет сорок;
Стали слышны голоса.
Моисею кто-то свыше
Говорил – «Бросай коров,
А не то поедет крыша,
Ты не так уже здоров».
На году восьмидесятом
Моисей совсем «поплыл»:
Кто - то звал его куда-то,
Участь славную сулил.
Наконец однажды в поле
Куст пред ним заговорил,
Пламенем объятый, что ли,
Куст светился и чадил.
В Моисея как фугасом
Что-то рявкнуло – «стоять»,
И добавил кто–то басом:
«Сколько можно шляться, б-дь.
Брось коров, ступай в Египет,
Там израильский народ
От работы в рабстве гибнет,
Ты спасешь их, обормот».
Заикаяся от страха,
Моисей залепетал –
«В мире всё в руках Аллаха,
Я не молод и устал.
Не по силам мне, еврею,
С фараоном совладать,
Против силы я не смею,
Наш удел всегда страдать».
Куст закашлялся от гнева,
Или тот, кто в нем сидел –
«Не твое собачье дело,
У кого какой удел.
Я твой Бог, всегда и всюду,
Сколько можно повторять.
Больше убеждать не буду,
Так и знай, ядрена мать.
Моё имя Иегова
Или Яхве для друзей;
Не гешефт, а Бог основа,
Я – закон, а ты – еврей.
Потому-то моё слово
Для тебя и есть закон,
Поспешай в Египет снова,
Должен быть наказан он.
Твои силы многократно
Возрастут, ведь Я с тобой,
И теперь твой подвиг ратный
Обеспечен, будет мной».
Куст утух, слегка чадила
Обгоревшая листва,
Моисея дрожью било
И болела голова.
Не хотел он быть героем
В пенсионные года,
Чтоб ходить в пустыне строем –
Брать чужие города.
И скандалить с фараоном
Моисею не резон,
Он, в ермолке, перед троном
Будет несколько смешон.
Но перечить Иегове,
Тоже, вроде, не к чему;
Бог, Он прав в своей основе,
Спорить с Ним не по уму.
Плохо бедному еврею:
Он в Египет – быть беде,
Против Бога – не посмеет;
Нет спасения нигде.
Делать нечего, поехал;
Чему быть – не миновать,
В ожидании успеха
Поминая чью-то мать.
На ослах через пустыню
До Египта всей семьёй,
Стадо милое покинув
На врага пошёл «свиньей».

Моисей проник как призрак
Через заднее крыльцо,
Общий для еврея признак,
Спрятав в бороду лицо.
Отыскал родню и брата,
Всех других оповестил;
Мол, зовет Господь куда-то,
Только б фараон пустил.
Потому-то все евреи
Почитать теперь должны
Как пророка Моисея –
Все мы Господу нужны.
Вдохновленные евреи
Закричали что пора,
И от счастья сатанея,
Трижды крикнули ура.
Аарон, братан пророка,
Стал курировать «общак»,
Потому как мало проку
В службе Богу натощак.
Моисей кивал согласно,
Важно щёки надувал –
«Перестройка – мямлил, гласность»
И почти всё понимал.
А братан красноречивый
Заливался соловьём –
«Будет наша жизнь счастливой
Как с Египту мы уйдём».

Расходились поздно ночью,
Торопились до утра:
Каждый – «Фараону, срочно!»
Первым настучать сполна.
Потому как думал каждый,
Нужно всех опередить,
И свою лояльность важно
От сомнений оградить.
Человек в подлунном мире
Просто маленький еврей,
Всякий норовит в сортире
Замочить его скорей.
Бог ли спорит с фараоном
Или все наоборот –
В мире предопределенном
Пострадает он, народ.
Даже при таком раскладе
Не смутился Моисей:
Жив не только для и ради
Правоверный иудей.
А скорее по привычке –
Надо ж делать что-нибудь;
Вера в Бога как отмычка
Если к цели заперт путь.
Предстояло Моисею
Фараона убедить
Что в Египте без евреев
Даже лучше будет жить.
С этой целью благородной
К фараону он пришёл,
Не бродягою безродным,
А явился как посол
Бога Яхве-Иеговы
И повел такую речь -
«Мы, евреи, как оковы,
Вам без нас как бремя с плеч.
Мы своё уж отпахали,
Наше счастье не в борьбе,
Вы когда-то нас позвали,
Бог теперь зовет к себе.
Мы народ, избранный Богом,
Только Он у нас и есть,
Он сулит нам очень много,
И посулов тех не счесть.
Ваши города богаты;
Пирамиды, то да сё,
Нас же Бог зовёт куда-то,
Велено идти и всё.
Если ты нас не отпустишь,
Вам же хуже, Бог сказал,
Сам же свой народ опустишь
И нарвешься на скандал.
Обещал Он египтянам
Десять казней как с куста,
Будет ужас постоянным
В вашей жизни неспроста,
А по воле Иеговы,
За израильский народ;
Наказание – основа,
Благочестия оплот.
От себя могу добавить,
Все что Бог пообещал,
Ни убавить, ни прибавить –
Всех накажет, как вещал».
Моисей слегка замялся –
«Слушай, лучше отпусти,
У тебя лишь день остался,
Божий гнев не вынести.
Здесь проблема много шире,
Если можно так сказать,
Тесно стало в этом мире –
Лишних надо истреблять.
Иегова за порядком
Наблюдает на Земле,
И следит, чтобы в достатке
Пищи было; и вполне
Управляемою флора,
Фауна и мы с тобой;
Дирижирует Он хором –
Будто палочкой и мной.
Мой народ как регулятор;
Нам, евреям, повезло,
Сам вселенский провокатор
Нами возбуждает зло.
Красной тряпкою – евреем,
Перед мордою «быка»,
 Машет мною, сатанеют
Египтяне на века.
То же и в других пределах,
И в другие времена:
Нас пускают всюду в дело,
Бог, диктатор, Сатана.
Всюду все во имя Бога,
Все служители церквей
Утверждают, дескать, много
Зла приносит он – еврей.
Или, скажем, мусульманин,
Православный, кришнаит;
Может быть любым названье,
Важно чтобы был убит.
Он – соперник по доходам;
Может быть любым лимит,
Важно, именем народа,
Остальное – Бог простит.
Если мы ожесточимся,
Бог добьется своего;
Если мирно распростимся –
С Богом, только и всего.
Моисей закончил тихо,
Без надежды – знал ответ,
Неминуче это лихо,
И услышал таки – «Нет».
Фараон ответил сухо –
«Десять казней – это бред,
В головах у вас разруха;
Передайте Богу – нет».

Что тут скажешь, вездесущий
Бог сценарий написал;
С волею ему присущей,
Скрупулезно воплощал
Все что сам же и замыслил
С целью угодить себе.
Для людей, в известной смысле,
Создал сказку о судьбе.

Фараон погорячился,
По наивности большой,
Все-таки ожесточился
Богом или Сатаной.
Потому-то все что прочил
Вдохновенный Моисей
Совершилось все и точно,
По программе казней, всей.
Десять гадостей ужасных
На Египет Бог послал;
Отдавался делу страстно,
Пыл Его не угасал.
Оторвался Иегова
На египетской земле;
В каждом доме из под крова
Стон и вопли по стране.
Напоил Он землю кровью-
В реках не было воды;
Моисей лишь дрогнул бровью-
Смерч опустошил сады.
Град побил в садах пшеницу,
Все доела саранча;
Невозможно было скрыться
Никому от палача.
Скот погиб и гибли люди:
Каждый первенец семьи,
Бог казнил – какие судьи?
В чем виновные они?

В обветшалости Завета
Много воли – нет ума;
Очень не хватает света.
Сплошь египетская тьма.
Впрочем, волю сценариста
Нам, пожалуй, не понять,
Думать не удел статиста,
Волю нужно исполнять.
Доведенные до точки
И народ, и Фараон
Порешили: надо срочно
Гнать евреев в шею, вон!
Те собрались очень быстро,
Миллиона полтора;
Через море, путь не близкий,
И рванули со двора,
Прихватив добро чужое –
Компенсация за плен;
Оставляя за кормою
Пирамиды, прах и тлен.
Через море, как посуху
,Даже ног не замочив,
Моисей, единым духом,
Всем народом проскочил.
Своевременно, однако,
Потому как фараон
Захотел затеять драку,
Посчитав, что оскорблен.
Сдуру, кинулся в погоню
Через море, прямо вброд,
Видно думал, не утонет,
Как израильский народ.
Роковое заблужденье,
Бог хранил израильтян;
В это чудное мгновенье
Он имел всех египтян.
В Красном море, как котята,
Тысячи погибли враз;
Наказал Бог супостатов –
Замочил как на заказ.
И, по случаю урона,
Даже праздник учредил,
Спас евреев из полона,
Фараона победил.
Пасха! Иегове – слава,
Чтобы все и каждый знал –
Бог найдет на всех управу;
Знают, пусть кто правит балл.

10
 
Бодро музыка играла,
Пел израильский народ,
От пустынного причала
Отправляяся в поход.
Сладко головы кружились
От свободы и надежд;
И в наивности гордились
Непорочностью одежд.

Бог повел через пустыню
Моисея со толпой
В те пределы, где отныне
Обретут они покой.
И покой тот будет вечным,
И у каждого свой век,
Ибо время быстротечно,
Впрочем, как и человек.
Если бы евреи знали
Как затянется поход,
И Земля, что обещали,
Будет далеко не мед.
Не рванули бы в пустыню
Пехом покорять пески,
От которых волки стынут,
Воют даже от тоски.
Люди мучались от жажды,
Били по пустым котлам –
Пить в пустыне мог не каждый
Воду с солью пополам.
Проклинали Моисея,
Так как не было еды,
И от голода борзея
Ели суп из лебеды.
Вспоминали фараона,
Дескать, он – отец родной;
Лучше быть рабом у трона
Чем у психа с бородой.
Что завел нас на закланье
Всех неведомо куда;
В добровольное изгнанье –
Все мы сгинем без следа.
Моисей и Иегова
Порешили их не злить,
Жизнь у них и так сурова,
Лучше изредка кормить
Завалили манной кашей
Все окрестные поля –
«Так что голод вам не страшен,
Вы, евреи это зря».
Но решили что не зрелых.
В Ханаан нельзя вести,
В рабстве не бывает смелых,
Им невзгод не вынести.
По сему, решил Создатель,
Тех евреев обновить;
Пусть созреет обыватель,
Частью просто отравить.
И поведал Моисею –
«Торопиться, смысла нет,
 Чтоб созрели все евреи,
Ты води их сорок лет.
Пусть избавятся от лени,
Укрепят свою мораль;
Верить надо без сомнений,
Чтобы не было им жаль
Отдавать за Бога душу,
Тело, жизнь и кошелек;
Научиться небо слушать –
Путь познания далек.
Отведи народ к Синаю,
У подножия горы,
Волю Божию познаешь,
Заповедные дары».

Вновь, унылый путь к Синаю,
По дороге в никуда;
Где Синай никто не знает,
Моисей ведет туда.
По завету Иеговы,
Должен сорок лет водить,
Чтобы стал народец новым,
Старый надо уморить.
Дабы справиться с задачей,
Действуя не наугад,
Бог травил народ удачно,
Размещая в пище яд.
Так, послал голодным людям
Тысячи перепелов;
От души, отведав блюдо,
Каждый вскоре был готов
Объясниться с Иеговой:
Мол, хороший аппетит
К пище, может быть здоровым,
Вере в Бога не вредит.
Пикничек, во славу Бога,
Кто нажрался – тех убил;
Бог карает жадность строго,
Жалко, не предупредил.
Тысячи рабов халявы
Обрели в песках покой:
Не бывает без отравы
Пищи даром никакой.

Наконец пришли к Синаю,
Оказалось, с той горы,
Иегова просвещает
Как евреи жить должны.
Отвалил Он Моисею
Свод законов на камнях,
Сорок дней тот вез потея
Камни сверху на санях.
Десять Заповедей божьих,
Словно красные флажки,
На пути по бездорожью
(Преступления и грешки).
В тихом омуте соблазна
Независимость ума,
Ложной гордости опасность,
И тщеславных мыслей тьма.
Суета, томленье духа,
Побуждение упасть –
День и ночь зудят как мухи,
Помогая не пропасть.

В первой заповеди, скромно,
Бог поведал, кто есть Who;
Что всесилен и огромен,
И сотрет их всех в труху.
Что всегда про всех все знает:
И поступки, и слова.
Мысли их не уважает,
Так как мало в них ума.
Чтобы все Его боялись,
И молились лишь Ему;
Ублажать Его старались
Верой, а не по уму.

Заповедь вторая учит:
Нет кумира у людей,
Человек – всего лишь случай,
Как туман или ручей.
Посему его желанья,
Страсти, мысли и дела –
Бесполезные камланья,
Как остывшая зола.

Третья заповедь сурова:
Не звони по пустякам;
Поясняю, Иегова
Не помощник дуракам.

В четвертой заповеди Бог
Не поощрял работу,
Чтоб каждый помолиться мог
Как минимум в субботу.
А впрочем, лучше каждый день,
С утра и до обеда;
Отринув суету и лень
Всевышнему поведать
Свой нескончаемый восторг,
Перед лицом господним,
И воскурить свечей под сто
За светлое сегодня.

А в пятой заповеди Он
Пророчески предвидит,
Что каждый, дьяволом смущен,
Родителей обидит.
И будет тот порочный круг
Во все века вращаться –
Обиды сеем мы вокруг
И будем обижаться.
Повиновение – маяк,
Который путь укажет,
А ежели чего не так –
Бог всякого накажет.

А дальше было «не убей» -
Как заповедь шестая,
Придумать что-нибудь сложней
Задача не простая.
Заходим в мыслях далеко,
Когда обиды мало,
Но Бог все сделает легко,
Чтоб совесть не страдала.
Он зло давно переиграл,
Ему известен прикуп,
И жизнь, которую Он дал,
За грех пойдет на выкуп.

Вот и заповедь седьмая:
Жизнь людская – есть разврат,
Кто об этом забывает,
Тот мостит дорогу в Ад.
Словоблудие греховно,
А тем более дела;
Все евреи, поголовно,
Носят бренные тела.
Это главная оплошность –
Суета вокруг себя;
Грех – любая заполошность,
Бога слушайся любя.

Заповедь восьмая – это
Означает, не кради!
Счастья «на халяву» нету,
Не твое, и отойди.

Во статье своей девятой
Учит Бог, не доноси;
Не хули друзей заклятых,
И о том же их проси.
Праведность – талант от Бога,
Выше нету ничего,
Только Бог достоин Бога,
Ты не праведней Его.

В заповеди, во десятой,
Зависть – худший из грехов;
Возжелать всего и много,
Лишь соблазн для дураков.
Радуйся чужой удаче,
Ибо этот катаклизм
Для тебя всего лишь значит
Наивысший мазохизм

Завершив свой труд упорный
Моисей спустился вниз,
Полагая что бесспорно
Свод законов это приз
Лучшему из всех народов,
Как билет на небеса;
Те скрижали были, вроде,
Как патент на чудеса.
Подарив израильтянам
Свой «божественный компас»,
Бог решил, что Он тем самым,
От грехов евреев спас.
Моисей, когда явился
С кирпичами вместо книг,
Неприятно удивился
Тем, что цели не достиг.
«Слишком заповеди сложны,
Не удобные в быту,
Золото всегда надежней,
Означает простоту.
Конвертируется лучше,
И весомей чем слова,
И не делается скучным,
Как прочтенная глава».
Никуда не годен, словом,
Этих заповедей воз,
И вердикт звучал сурово –
Камни с буквами в обоз.
Так евреи оценили
Твердокаменный трактат,
И в полемике разбили
Монолитный реферат.
Моисей сопротивлялся
В ходе заседанья ВАК,
Психовал и обижался,
Заявлял что не дурак.
Что научная основа
Заповедного труда –
Это Божеское слово,
А совсем не ерунда.
Но евреи заявили –
«Хватит головы дурить,
Без твоих камней прожили,
Неча за нос нас водить.
Сорок лет как, идиоты,
По пустыне за тобой,
Словно потеряли что-то
Бродим дикою толпой.
Где Земля обетованная,
Молоко и мед для нас,
На халяву Богом данная?
Дай хотя бы просто квас.
К черту всех, тебя и Бога,
Золото – вот наш кумир!
Вы наобещали много:
Землю, волю, крепкий мир.
Где все это и другое,
Все что люди «за бугром»
Почитали как земное
Счастье, а у нас облом?!
Суетились активисты –
«Моисеюшку долой!
Ханаан, он где-то близко,
Может там, за той горой,
Хватит шляться нам по кругу,
Должен вождь быть молодым,
Старость это не заслуга,
Надо мудрым быть и злым».
Тут же выбран был толпою
Некто, Иисус Навин,
Став, по случаю героем,
Как судьбы капризной сын.
Моисей стал экс - и вице-
Патриарх, ни дать, ни взять;
Должен был един в двух лицах,
Связи с Господом держать.
Порешив единым махом
Скользкий кадровый вопрос,
Подгоняемые страхом,
Продолжали супер-кросс.
Молодой руководитель
Отыскал меж разных стран
Богом данную обитель
За рекою Иордан.
Оказалось, зря спешили –
Места для евреев нет;
Там давно другие жили,
Хананеи, сотни лет.
Ждал непрошеных евреев
Неприступный бастион,
Крепость древних хананеев
Под названьем Ирихон.
Моисей, от этой встречи,
Как-то сразу занемог,
Ото всех ушел под вечер
В мир иной, где нет дорог.
Истомленною душою
Верить в Бога завещал;
Вспоминать его порою,
Как от жизни защищал.

Из-за речки, словно тучи
Отощавшей саранчи,
Поедали стен могучих
Вековые кирпичи
Черные глаза евреев –
Ярости дремучей клин.
«За страну, за Моисея»-
Заорал Исус Навин.
Иордан прошли посуху –
В речке кончилась вода,
И, как водится, по слухам,
Вновь попали не туда.
Вместо Боговых посулов,
Вновь ворота на замке:
Стены, копья караулов,
Меч во вражеской руке.
Многотысячной толпою
Закружились вокруг стен;
«Хананеи не откроют,
Не пойдут к евреям в плен.
Ишь, какой слепили город,
Им легко и сытно жить;
Их не завоюешь скоро –
Впору от тоски завыть.
Разве мы о том мечтали
Сорок этих страшных лет» -
Иудеи так кричали,
Что, казалось, меркнет свет.
В этот жуткий миг страданий
Все пронзил ужасный стон,
Концентрация желаний –
Рухнул город-бастион.
Суетливо хананеи
В плен сдавалися гурьбой,
 Утверждая, что евреи
Им приходятся родней.
Всем вдруг сразу полегчало;
Жизнь, порою так груба,
Но по разному звучала
Ирехонская труба.
Поражение, победа -
Все имеет звук судьбы,
Важно слышать что поведал
Зов неведомой трубы.
Иисус Навин услышал -
Прочь сомнения и страх,
У тебя такая «крыша»,
Раскатаешь в пух и прах.
Всех язычников Ливана,
Персов, греков, египтян;
Все народы Ханаана,
Даже злых Филистимлян.
Быть под крышей Иеговы –
Можно только лишь мечтать;
С Богом сбросите оковы
И научитесь летать.
Ваш народ – избранник Бога;
Мне евреи по душе,
Главное что вас не много,
Вы послушные уже.
Выполняйте все заветы
Что оставил Моисей,
В них найдете все ответы;
Цель и средства жизни всей.
Все что в мире, все от Бога,
Я ваш ум и ваш талант,
Ваша жизнь – ко мне дорога,
Иегова ваш гарант.
Ваше дело – Бога славить,
Жизнь без Бога это шок;
Но не вздумайте лукавить –
Всех евреев в порошок.
Поощренные евреи
Кинулись «рубить окно»
В кладовые хананеев,
Что им грезилось давно.
С Божьего благословенья,
За каких-нибудь семь лет,
Завершилось покоренье
И в мечтах забрезжил свет.
Ханаан лежал в руинах,
У израильтян в ногах,
Став отныне Палестиной
Словно кость в чужих зубах.
Возбуждая аппетиты
Мелких и больших царей,
Волки не бывают сыты
У не запертых дверей.
Земли, посланные Богом,
Жаль, наверное, вчуже,
Разделили под предлогом
Как давно свои, уже.
Чтоб досталось одинаково,
Без скандалов и обид,
Племенам родни Иакова
За вполне пристойный вид.
Потому и называли
Племенами земли те,
Что заслуженно давали,
По душевной простоте.
От своих имен балдея,
Жили люди в городах
Под названьем Иудея,
Или с Гадами в ладах.
Были земли Симеона,
И Ефрема, и других;
И любой созрел для трона,
Как потомок или псих.
Так что с самоуправленьем,
В общем, не было проблем,
Одержимые стремленьем
Управлять всегда и всем,
Вдохновленные евреи
Обходились без царя,
Иисус Навин старея
Понял, что трудился зря.
Вдруг вокруг не оказалось
Подходящей головы;
Тут не, кстати, смерть подкралась,
Что ж поделаешь, увы.
Иисуса закопали
На Ефремовой горе,
Чудными смотрелись, дали
На сиреневой заре.
Но душа уж отлетела
Прямо к Богу на доклад,
Видимо давно хотела
Отыскать дорогу в Ад.
Патриархи и пророки:
Древний Ной и Авраам,
Охраняли от пороков
И, подобно докторам,
Души берегли от тела,
Полагая, что в душе
Каждый знает те пределы
Где порочна жизнь уже.
Моисей открыл основы
Парапсихологии,
Ибо жизнь весьма сурова
Без идеологии.
Проповедовал успешно,
В смысле адаптации,
И водил евреев грешных
В ходе медитации.
Все усилия пророков
С Иеговой во главе,
Принесли не больше проку
Чем прививки булаве.
Получив свои наделы
Каждый знал, без дураков,
Что с землею надо делать
Без оглядки на Богов.
Да и между племенами
Были зависть и раздор,
Жили, как хотели сами –
Каждое другим в укор.
В окруженье хананеев,
На захваченной земле,
Начинали жить умнее,
Так как поняли вполне
Что изрядно поотстали
И в науках, и в трудах;
Сорок лет в песках искали
То с чем были не в ладах.
Но, пока спасали души,
Одичали навсегда,
И теперь хотели кушать,
Ну, хотя бы иногда.
Потому забыв про Бога
И моральную скрижаль,
На себя трудились много,
Поздно спохватились, жаль.
Брали в жены ханаанок –
Аберрация ума;
Так же в пользу иностранок
Говорили их дома.
Быт простых аборигенов
Привлекал израильтян;
Их манили перемены
И доступность прочих стран.
И ремесла, и культура,
Даже местные божки;
Вычурность архитектуры
Избавляла от тоски.
Но все чаще хмурил брови
Где-то в поднебесье Бог,
Как начальник, этой нови
Он перенести не мог.
Идеологи, к тому же,
Доносили из племен –
Подавать, мол, стали хуже,
И казне большой урон.
Стали в суете евреи
Про налоги забывать,
Вякать чаще и смелее;
А детишек обрезать
Так и вовсе перестали;
Говорят что мол, ножи
Ненароком потеряли.
Да и в армии служить
Их не манит перспектива –
Споцефистились совсем,
Захотелось жить красиво,
Безопасно вместе с тем.
Озадачили евреи
Господа, в который раз;
Бог подумал свирепея –
«И на черта Я их спас?
Утопил бы вместе с Ноем,
Вот и не было б проблем;
Сорок лет водил их строем,
Отбирал как в свой гарем,
Одарил их всех землею –
Просто мед и молоко,
Вроде были все со мною,
А все так же далеко.
Что ж, похоже, бескорыстно
Им не нужен даже Бог,
И, добавил с укоризной –
Вера в Бога лишь предлог,
Средство выпросить подачку
Без учета на весах,
Да и к старости заначку –
Пансион на небесах.
Эти чертовы евреи
Заморочились в себе,
Будто бы и нет важнее
Их самих в своей судьбе».
И решился Иегова
Им напомнить, что к чему,
Стали бить евреев снова,
Каждый раз по одному.
Племена по одиночке
Стали в рабство попадать,
По своей натуре склочной
Руку помощи подать
Не спешили братьям в вере;
Полагая – смысла нет;
И считая чувством меры
Соблюдать нейтралитет.
Заскорузлая мыслишка –
В мире каждый за себя,
Не способствовала слишком
Жить кого-нибудь любя.
Каждый как в своей берлоге,
Всех старался обхитрить,
Независимость от Бога
На халяву получить.
Но когда под гнетом страшным
В их глазах померкнул свет,
Завопили очень страстно –
«Выше Яхве Бога нет».
Пылью пейсы посыпая
Умоляли «Помоги».
Слезно Бога заклиная
Чтоб погибли все враги.
Бог, в порыве всепрощенья,
Все обиды забывал
И являл благословенье
Комиссаров назначал.
Чтобы те освобождали
Верноподданный народ,
И права во всю качали,
Но уже наоборот.
И, на фоне диктатуры,
И под знаком божества,
Драли снова по три шкуры
По веленью естества.
Были божьи назначенцы
Всяк по-свойму знаменит,
Все свои, переселенцы,
Каждый бил иль был побит.
11.
 
Первым же из выдвиженцев
Был главком Гафониил
Сепаратный пыл туземцев
Радикально охладил
С помощью животной силы,
Но без умственных затрат,
Много трупов намесили
Усмиряя Грозный-град.
Город, обратив в щебенку,
Тот герой слегка утих,
Жертвы обходил сторонкой,
Главным образом своих.
И на тепленьком местечке
Очень многих пережил;
Не вылазил из-за печки,
Очень выгодно служил.
Будучи еще не старым,
Сохранил в душе покой
И не мучился кошмаром
Как заслуженный герой.

Над потомками Ефрема
Измывался царь Еглон;
Чтобы вызволить из плена
Сняв с евреев тот полон
Бог назначил комиссаром
Неизвестное лицо.
Было то лицо не старым
И закрытым как яйцо.
Это был врожденный киллер,
И спокойный как комод;
Мощный, словно «катерпиллер»,
А по имени Аод.
Получив заказ от Бога,
Он Еглона завалил,
И как тать с большой дороги,
Без рекламы, сам «свалил».
Моавиты растерялись
От оказии такой,
И моментом разбежались
От израильтян домой.
Захлебнулся от восторга
Весь израильский народ –
Их возглавил очень гордый
Божьим промыслом Аод.
Будучи вождем, в законе
Целых восемьдесят лет
Он, конкретно, в этой зоне
Был большой авторитет.
Но не долгим было счастье,
Обнаглевшие враги
Стали подлинной напастью
На еврейские мозги.
Замороченное верой
И «загадочной душой»
Населенье было серым,
А науки никакой.
Технология убогой,
В технике один рычаг,
Не проложены дороги,
Из удобств на все овраг.
Дикие израильтяне
Понахапали земли,
Но как не старались, сами
Обустроить не могли.
Да не очень и хотели,
Полагая – так сойдет;
Много пили, мало ели,
Ничего, авось попрет.
 Безалаберность такая
Раздражала прочий люд;
Наблюдал, как пропадает
И земля и скорбный труд
Царь от племени Асора
Ханаанец Иавин;
Захватив довольно скоро
Часть от этих палестин.
Обложил высокой данью
Всех евреев без труда,
Он своей суровой дланью
Вел Израиль в никуда.
Но сценарий этой драмы
Иегова закрутил;
К бенефису славной дамы
Он народ освободил.
Дама та звалась Деборой
И имела божий дар –
Всюду всем и без разбора,
За доступный гонорар,
«Прорицала» все что надо,
Все превратности судьбы,
И бывала очень рада
Угодить во всем, увы.
Богу нравилась Дебора
За публичность и кураж;
Главное что очень скоро
Мужиков вгоняла в раж.
Именно с её подачи
Те решились воевать;
Говорила что иначе,
Век им воли не видать.
Поднимала населенье
На священную войну,
И как в чудное мгновенье
Взбаламутила страну.
Проявляя чувство меры
Бог Деборе разъяснил
Все что делать в день премьеры;
Остальных оповестил.
В целом эту постановку
Мыслил Он как режиссер,
А в натуре и трактовке
Допускал любой простор.
По призыву и веленью
«Порешать» земельный спор,
Без испуга и сомненья,
Где-то у горы Фавор,
Тысяч несколько евреев,
Издавая грозный вой,
Постепенно сатанея,
Встали правильной толпой.
Кто с дубиной, кто с камнями
Для прадедовской пращи;
А иные и с мечами –
Бойся враг и трепещи.
Оппоненты в этом споре
Явно были посильней,
Искушенней в битвах что ли,
И смотрелись веселей.
Сплошь железные доспехи,
Копья, сабли и щиты;
И, гарантия успеха,
Мощный символ красоты –
Кованые колесницы.
Пароконный экипаж
Управляемый возницей,
Сделанный на спец заказ.
С косами на оба борта,
По две штуки на оси,
Чтоб врагов любого сорта
С удовольствием косить.
И таких сооружений
Было ровно девятьсот,
Хананейских устремлений
Механический оплот.
Между тем заря в полнеба
Осветила рандеву;
В шуме, грохоте, с разбега
Мчались тачки в кутерьму.
Хананейская лавина
Из железа и копыт,
На евреев по долине,
Выпучив глаза, летит.
И свирепой этой силе,
Вроде не было преград –
Победят в привычном стиле
И готовы для наград.
Но отважная Дебора
В белом платье и с мечом
Защищает от позора
Хилым девичьим плечом,
Вместе с Богом Иеговой,
И кричит – «no pasarun!
Мы вас поколотим снова,
Лишь у Бога верный план!»
И у тех сломалось что-то,
Хананеи сгоряча,
Тут же вляпались в болото,
В первых солнечных лучах.
Указав мечом, Дебора
Крикнула евреям – « Фас,
Всех мочите без разбора,
Пусть запомнят суки нас».
Ринулись израильтяне
По болотам и в лаптях,
Раздолбали чудо сани,
Как не званные в гостях.
Хананеи удирали
С поля боя, кто куда;
Бога всуе поминали,
И исчезли навсегда.

Быть наследницей Победы
И Деборе не легко,
Чтоб сомнения не ведать
Нужно видеть далеко.
Сорок лет она старалась
Сблизить с Богом свой народ,
К сожаленью, оказалось,
Все совсем наоборот.
Непутевые евреи,
Только минула беда,
Примирились с Хананеей
Будто было так всегда.
И, с цикличностью природы,
Богом избранный народ,
То отведывал свободы,
То терпел постыдный гнет.
Люди жили суетливо,
Без оглядки на века,
Их носило прихотливо,
Словно в небе облака.
И герои проявлялись
Часто сами по себе,
Потому что ожидались,
Так же как и дым в трубе.



12
 
В появлении Самсона
Тоже был какой-то знак –
Для небесного патрона
Нужен был герой-простак.
Чтобы в нем души не чаял
Неустроенный народ,
Тот, что сам не отличает
Омут это или брод.
И Самсон был в полной мере
Своевременный субъект,
В той, полезной Богу сфере
Где не нужен интеллект.
И враги филистимляне
Сразу не смогла просечь
Всей опасности смутьяна,
С пейсами до самых плеч.
В поисках, чем отличиться
Сам не знал куда пойдет;
То ли где-нибудь жениться,
То ли так, само пройдет.
Затевал без смысла драки,
Погубил зачем-то льва,
Поджигал на поле злаки,
И считал – все трын-трава.
Опозорил город Газы
Тем, что выкрал ворота;
Словом, всем вредил зараза –
Снял ворота как с куста
И отнес их на вершину
Дальней из соседних гор.
«Измывается, скотина» -
Был всеобщим приговор.
Грозные филистимляне
Раздражались все сильней;
Чтобы лох израильтянин
Так не напрягал людей,
Повелели всем евреям
Хиппи изловить и сдать.
Непременно и быстрее,
И публично наказать.
Дрогнули израильтяне
И Самсона, в кандалах,
Как кукиш врагам, в кармане,
Повели, скрывая страх,
В филистимские пределы
Чтоб пощаду отмолить;
Скорбный вид, при этом сделав –
Значит, так тому и быть.
Разрушитель, божьей силой,
Словно разъяренный слон,
Был доставлен в стан постылый
И публично посрамлен.
Даже дети и бродяги
Издевались, как могли,
И, казалось, для бедняги
«Бал закончен» и вдали
скрылась навсегда удача,
И покинул Бог его;
Перед ним лишь смерть маячит,
Ну а дальше – ничего.
Но язычники наивны
И попались на живца,
Жажда жизни неизбывна,
Как приманка для глупца.
Измываясь над Самсоном
Позабыли люди страх;
Тот напрягся и со звоном
Путы разлетелись в прах.
Кость осла закономерно
Оказалась под рукой,
И пошел крестить неверных –
Со святыми упокой.
Словно бесом одержимый,
Убивал врагов Самсон,
Помогал ему незримо,
Но вполне эффектно, Он.
Бог, конечно же, не бросил
Заводного мужика,
Как рекламу, что приносит
Славу Богу на века.
Этот хиппи с волосами
Словно грива у коня,
Был обласкан небесами,
Верность Господу храня.
Филистимцы разбежались
От израильских границ,
Многие лежать остались
Проиграв кровавый блиц.
За спасительную драку
Избран был Самсон вождем,
Званием судьи, однако,
И героем награжден.
Но остался тем же лохом,
Бабником и драчуном:
Сила без ума - с подвохом,
И Титан без Бога – гном.
Кончилось, конечно, скверно;
Неразборчивая связь
И попалась лоху стерва –
Продола Самсона, мразь.
А сдержаться было трудно,
Та девица – хоть куда;
Но с душою барракудной
И продажной навсегда.
Звали пассию Далилой
И Самсон влюбился враз;
С той полубезумной силой
Коей разум не указ.
Рассопливился в постели
И Далилу просветил:
Как он добивался цели,
В чем его источник сил,
Рассказал без опасенья
Что вся сила в волосах,
И что призрак облысенья
Для него смертельный страх.
Носом, чуя конъюнктуру,
И возможность куш урвать
Будучи совсем не дурой,
Та задумала продать
Земляка филистимлянам,
И, когда уснул Самсон,
Как всегда привычно пьяным,
То подстригла как газон.
От Самсона отвернулся
Главный покровитель – Бог,
Не беда что обманулся,
Плохо, что помочь не смог.
Всеми брошенный воитель –
Сам избит и ослеплен,
Некогда освободитель,
Он свободы был лишен;
И в кутузке, под охраной,
День и ночь в одной поре,
Удивлялся доле странной –
Жить в плену, на цепуре.
Озабоченный отмщеньем –
Потихоньку обрастал,
И под маскою смиренья,
Вновь, как прежде, мощным стал.
Случай подвернулся вскоре –
Обмывали новый храм,
Выпивки конечно море,
Нравы – подлинный «бедлам».
Для любого террориста
Этот праздник – божий дар:
Все ругают сионистов,
И восторженный угар
Сладко головы туманил
Праведных филистимлян,
И Самсон, хоть на аркане,
Тоже был и сыт, и пьян.
Филистимцы – патриоты
Пили только самогон,
Им подсказывало что-то,
Так велит их Бог Дагон.
Коллективный свальный разум,
Под воздействием вина,
Был опустошен не сразу,
Но, в конце концов, до дна.
Перед идолом-Дагоном
Тренькал струнами Самсон,
Скорбною мольбой и стоном
К помощи взывал, шансон.
Отомстить за поруганье,
За жестокий мрак в глазах;
Дать возможность наказанья
Всех врагов. На небесах
Яхве принял с пониманьем
Все о чем просил Самсон;
Месть – понятное желанье,
Так же поступал и Он.
Чувствуя согласье Бога
И окрепший снова пакт,
Стал он стены храма трогать
Чтоб свершить кошмарный акт.
Отыскав опоры крыши
И взмолившись – «Помоги»,
Дабы Бог его услышал
И погибли все враги,
Повалил Самсон что надо:
Крышу, стены и балкон,
Как последнюю отраду
Слушая смертельный стон.
Но и сам не уберегся,
Да не очень и хотел;
Рядом с жертвами улегся
Среди прочих мертвых тел.
Осуждать – не много толку
То, что сделала рука,
Х… стеклянный не надолго
Проживет у дурака.

Вновь Израиль погружался
В историческую тьму,
Потихоньку размножался
Несмотря на кутерьму.
По причине слабой власти
В разобщенных племенах,
И страдая от напастей
Как народ, познавший страх.
Филистимские злодеи
Обирали, как могли,
И несчастные евреи
Тлели как в золе угли
Без публичного героя;
Пили много, от тоски,
Что не ходят нынче строем
Под кнутом стальной руки.
Ясно, если нету рыбы,
Рыбой станет даже рак;
Где найдешь еврея – глыбу,
Но сгодится и дурак
Если он посланец Бога.
В этом счастье или рок;
Тема, лучше уж не трогать,
Коль избранник – то пророк.

13
 
Бог же выбрал Самуила,
Так, не худший вариант,
Иегову осенило –
Он же главный фигурант.
В этой роли телефона
Между Богом и толпой,
Самуил, на общем фоне,
Был фигурой не простой.
Он глава-администратор,
Знает, что и где сказать;
Иногда, как провокатор,
Мог любого наказать.
Но из лучших побуждений,
Для народа своего;
Так сказать из убеждений,
Личного здесь ничего.
Чтобы трепетную веру
В Бога Яхве сохранить,
Самуил страдал, но в меру,
Чтоб себя не позабыть.
Отыскав Ковчег Завета
Поместил его в музей,
Нечто вроде культпросвета,
Но похож на мавзолей.
Так, под сенью Иеговы,
Строил собственную власть;
Призывал всех чтить Основы,
Чтобы вовсе не пропасть.
Племена же разбредались
В ереси и кто куда,
Сыновья и те старались
Жить без Бога и труда.
Нужен был еврей – диктатор,
Бог, Он все же далеко;
Царь иль просто император,
Чтобы верилось легко.
Чтобы нес он все заботы:
И кормить, и защищать.
В общем, в этом роде что-то,
В основном чтоб не пущать.

Бог не стал тянуть резину,
Сел пастух на царский стул;
С племени Вениамина
По прозванию Саул.
Отбирал по внешним данным
(Глуповатый красавец),
Выглядел немного странным,
Но готовым под венец.
По наивности народной –
Где-то водятся цари,
Те, что с целью благородной
Служат людям, хоть умри.
Вот такого управленца
Бог евреям и послал,
Самуил для назначенца
Пастырем духовным стал.
Кто кому и чем обязан,
Если нужно объяснить,
Что и царь обетом связан
Только Господу служить.
Но царя играет свита,
Ибо в ней секрет сокрыт –
Может карта будет бита,
А быть может, он убит.
Тут не сложно ошибиться,
Ведь и свита свите рознь,
Можно с ней договориться
Или жить как будто врозь.
Но науку царедворства
Царь Саул не проходил,
И в начале, без притворства,
Супостатов победил.
Необученной толпою
Победил аммонитян,
Со словами – «всех урою»
Вновь побил филистимлян.
Армией, аж тысяч в триста,
Был повержен царь Агаг;
Побежден с оценкой «чисто»
Основной и страшный враг.
Но в докладах Богу в уши,
Комиссарил Самуил,
Что и как Саул нарушил,
Вольнодумство проявил.
Получалось очень много
Накопилось и грехов:
Не советовался с Богом,
Зря помиловал врагов.
Не убил царя Агага
Хотя Бог велел убить –
Рассопливился, салага,
Должен был всех истребить.
Богатейшие трофеи
Сохранил и поделил;
Как он, в целом, думать смеет,
Коль программу получил
От него, от Самуила –
Неоправданный наглеж.
Или собственную силу
Выказать уж невтерпеж?
Даже новую рубаху
Самуилову порвал –
То-то натерпелся страху
По пути с царем в Галгал.
В городе «зачистил» пленных
И Агага зарубил
Ради принципов нетленных
Педантичный Самуил.
Известил Саула прямо
Что уволен тот с царей;
И конечно, сверху знамо,
Богу многое видней.
А Саул хоть огорчился,
Но и ухом не ведет,
Дескать, Бог погорячился,
А остынет, и пройдет.
Так и разбрелись покуда
Каждый в город свой родной;
Бормотал Саул – «паскуда»,
Самуил – «прощай герой».
Бог поведал той же ночью
Что их новый царь – Давид.
«Самуилу очень срочно,
Разбудите, если спит!
Привести царя к присяге,
Поезжайте в Вифлеем,
Доложить о каждом шаге,
Сообщить об этом всем».
В этом путаном указе
Ясно, впрочем, лишь одно –
Иегова в прочной связи
С Самуилом заодно
Против экс-царя Саула;
 И понятен Божий знак
Чтоб спихнуть его со стула,
Только непонятно как.
И войска, и та же слава –
Все находится при нем;
Тут указа будет мало,
Власть всегда игра с огнем.
Но и Самуил не даром
Хлеб у Бога ел с руки,
Не в привычках комиссаров
Прямо в лоб водить полки.
Тайно посетил Давида
В Вифлееме у отца,
И не подавая вида
Посвятил в цари юнца.
Голову полил елеем,
Но велел семье молчать,
Те, от счастья тихо млея,
Не решились отвечать.
Сам Давид не удивился,
Самуилу спел псалмы,
Много и с душой молился,
Но не более, увы.
Молод был, но с хитрецою
И себя не проявлял;
Бегал по полям трусцою,
Ловко стадом управлял.
А Саул от беспокойства
Быстро голову терял,
Много пил, и от расстройства
Плохо войском управлял.
Филистимцы оборзели,
Стали чаще нападать;
К стенам царской цитадели
Привели большую рать.
Был у них один верзила
По прозванью Голиаф,
Матершинник и чудило,
И вгонял евреев в страх.
Вызывал на бой любого
Если в ком-то смелость есть
Отстоять престижность Бога,
Совесть нации и честь.
Поливал Саула грязью
И лишенцем называл;
На потерю с Богом связей,
Очевидно, намекал.
Тут-то вдруг и появился
Очень вовремя Давид,
Бой недолго и продлился,
А громила был убит.
Камень, пущенный Давидом
Из пастушеской пращи,
Голиафу, очевидно,
В лоб пришелся – «не взыщи».
Меч из ножен великана –
Покатилась голова,
Миг растерянности странной
И лавиной сверху – «Ааа…».
Филистимские бродяги
В ужасе бежали прочь;
Голиафа смерть, бедняги
Не сумели превозмочь.
Столь публичного дебюта
Сам Давид не ожидал,
Получилось очень круто,
Миг – и знаменитым стал.
Трубы славили героя,
Юноша по службе рос;
Бог ему карьеру строил:
Путь в цари – да не вопрос.
Тут Саул и спохватился,
Власть терять не захотел;
Заспешил, засуетился
Чтобы не уйти от дел.
Дочку замуж за Давида
Даже впарил сгоряча;
Для отката, очевидно,
Дескать, с царского плеча.
Он не верил даже сыну,
Всех и вся подозревал
В том, что власть его отнимут
Как игрушечный штурвал.
На убийство покушался
И Давида и других:
Может, чертом искушался,
Как любой нормальный псих.
Но пока в дворцовых дрязгах
Царь фантомов отражал,
На границах сталью лязгал
Филистимский арсенал.
Страх перед судьбой растаял:
«К черту этот царский стул,
Бей врагов, спасай Израиль» -
Крикнул нации Саул.
Но энтузиазмом странным
Силу волей не сломить,
Тысячи на поле бранном
Свои головы сложить
Вынуждены понапрасну –
Плач, отсталая страна;
Может быть душа прекрасной,
Но и голова нужна.
Филистимцы отобрали
У евреев часть земель,
То о чем давно мечтали –
Всю долину Езраель.
И единство развалилось
Понеся большой урон;
Иудея отделилась
С центром в городе Хеврон.
На собрании решили
Чтобы стал царем Давид,
Богу угодить спешили
Делая пристойный вид.
«Ортопед» двора Саула
По коленам Авенир,
Продолжал с упорством мула
Сохранять еврейский мир
В оппозиции к Давиду,
Дабы в мутной той воде
Учинить ему обиду,
Преуспеть в чужой беде.
Северных племен десяток
Всех оставшихся колен,
Как израильский остаток,
Ввергнул он интригам в плен.
Власть делить всегда занятно,
И в гражданской той войне,
С виду не всегда понятной,
Плохо каждой стороне.
Но играл на этом поле,
В этом матче и Господь;
Не понятно разве что ли
Чья там победила плоть.
Впрочем, плоть и пострадала,
Много плоти, тысячи.
Потому и проиграла
Как игра цене свечи.
Смерть царей и Авенира-
Фишки на столе игры,
Стоимость войны и мира;
Жертвы – символы «горы».
Вот свисток судьи, в финале
Царь Израиля Давид,
Тот, кто верил, это знали,
Проигравшим – страх и стыд.

Не сбавляя оборотов
Царь крушил филистимлян,
Изгоняя обормотов
Как с полей сохой бурьян.
Став единым вседержавцем
Над Израилем – страной,
В знак изгнанья всех мерзавцев
Царь устроил Центро-строй.
Захватил у ивусеев
Город Иерусалим,
Где не пашут и не сеют,
И где жизнь сплошной экстрим.
Крепость на горе Сионе
Превратил в столичный град
И решил что там, на троне,
Никакой не страшен гад.
Перенес Ковчег Завета,
Символ Бога для людей,
Знак согласия и света –
В полотняный мавзолей.
Скромность Яхве украшала,
Запретил Он строить храм
Наподобие вокзала –
Он Всевышний, а не хам.
Между тем Давид отстроил
Для себя большой дворец,
Властный ритуал освоил,
Стал властителем сердец.
Покорял врагов соседей,
Жен чужих и дочерей;
Собеседников в беседе
И замки от всех дверей.
Государство процветало,
Благоденствовал народ;
Крупных мерзостей не стало,
Прирастал и царский род.
Первую жену, Мелхолу,
Очень гордую на вид,
Отодвинул от престола
В тень обидчивый Давид.
Но другие восполняли
Женский элемент семьи;
Все и вовремя рожали
Заполняя дом детьми.
Всех держал он под контролем,
И священников- жрецов,
Всюду получая долю
Даже от святых отцов.
Некогда благочестивый
Романтичный пастушок,
Стал заносчивым, спесивым
И бесстрашным как горшок;
Что, пройдя огонь и воду
Станет на ручей ходить,
И на дне, не зная броду
Будет вечно воду пить.

Как-то под вечер, на крыше,
Царь расслабился слегка,
Все под ним, и только выше
Колготились облака.
И от скуки наблюдая
Мельтешенье разных тел,
Царь соседку замечает
И тот час остолбенел.
Поразительно красивой
Показалась вдруг она;
Волосы - могучей гривой,
В остальном – обнажена.
Женщина резвилась в ванне
И смеялась над собой;
Голос был не слышен, странно,
Но она была судьбой.
У Давида потемнело
От волнения в глазах,
Почему и как посмела:
Это чудо, это страх.
Невозможно – вдруг растает,
Он влюбился в первый раз;
Каждый это чувство знает,
Это был слепой экстаз.
Тут слуга ему поведал
Что зовут Вирсавия,
Что она жена соседа
На правах бесправия.
Муж – значительный вояка,
Или вроде что-то так;
Не сказать, чтоб забияка,
А скорее уж простак.
И как раз сейчас воюет;
На войне как на войне,
Может быть, жену ревнует
И оправданно вполне.
Царь забыл про все на свете,
Штурм недолгий и прямой,
Ведь цари, они как дети,
Подавай любой ценой.
Кто же устоит пред ними,
Женщина? Она слаба,
Если царь её обнимет …
То прошепчет лишь – «судьба».
Сей роман остросюжетный
Затянулся как война,
А война вопрос бюджетный,
То есть царская казна.
Но развязка наступала
Потому что рос живот,
И Вирсавия познала
Счастье материнства, вот!
Урия, вояка справный,
Продолжал громить врага;
Знал об участи бесславной
И почесывал «рога».
Жаль, погиб при исполненьи
Выполнив приказ царя,
И сгорел, избегнув тленья;
Быстро и наверно зря.

Растоптал Давид вояку
Словно сапогом золу,
Чтобы тот уже не вякал
На царя, что крал в тылу.
Подлость выплыла наружу,
Люди знали что чему,
Царь Давид уселся в лужу –
Хитрости не по уму.
Бог царя через пророка
Очень даже постращал,
В искупление порока
Смерть младенца обещал.
И исполнил. Сын Давида
И Вирсавии погиб,
Чтобы стало очевидным
Где допущен перегиб.
Вымолив себе прощенье
Царь поправил все дела,
И Вирсавия, в смущеньи
Снова сына родила.
Был малец угоден Богу,
На сей раз, безгрешен он;
Многие запомнить смогут
Это имя, Соломон.
Над устройством государства
День и ночь корпел Давид,
И в наследниках на царство
Был сугубо плодовит.
Претендентов на наследство
Развелось как саранчи,
И как следствие последствий,
Всяк на всякого стучит.
Но проворней всех в погоне
Был сынок Авессалом,
Счастья не найти в законе,
И сказал ему «шолом».
Посему и реверансы
В этом деле не к чему,
И пока соперник в трансе,
Власть похитить самому.
План: убийство конкурента,
И как следствие мятеж;
Неожиданность, главенство,
И собой заполнить брешь
На вершине царской власти.
В шоке подданный народ,
Через год утихнут страсти.
Вышло все наоборот.
Правда, был убит брательник,
Сводный, старшенький – Амнон.
Зависть может быть смертельной;
Власть – единственный резон.
А мятеж вполне удался;
Хитрость, жажда перемен,
И Давид не удержался,
Но бежал, не сдался в плен.
Будучи в бегах от сына
Царь Давид вдруг осознал;
Сердце ноет, руки стынут,
А семья – сплошной скандал.
Как мужик, гордясь собою –
Вот ведь сколько наплодил,
Понял, что играл с судьбою,
А потомством наследил.
У царей другая доля,
Не такая как у всех;
Ум стратега, сила, воля,
Благородство и …успех.
Царь – строитель государства,
А не дачи для себя;
И сажает ради царства
Всех врагов, в душе скорбя,
А не сад и корнеплоды
Чтоб способней водку пить;
И воспитывать народы –
Не завистников плодить.
В общем, понял царь в изгнанье
Что отец он никакой;
Что его удел – страданья,
Подвиг для страны родной.
И собрав большие силы,
Тех, кто любит воевать,
Приказал сажать на вилы
Всех кто любит блефовать.
В суматохе тех сражений
Был убит Авессалом;
Царь услышал с сожаленьем,
Остальные – поделом.
Так Давид вернулся вскоре
В город Иерусалим,
Сразу же утихли споры;
Те, кто против – стали с ним.
Жизнь вернулась помаленьку
К домятежным временам,
Царь на арфе меньше тренькал,
Отдавая племенам
Убывающее время
Для сохранности страны,
Чтоб короны тяжкой бремя
Сыну впарить без войны.
Надо было торопиться,
Волновался он не зря –
Даже юные девицы
Не могли согреть царя.
Он дряхлел, осталось мало,
Поднимался редко флаг:
Ничего не помогало,
И девица Абисаг.
Юная жена Давида
Согревала, как могла,
Но пропало вдруг либидо,
Значит крышка, все дела.
Сыновья пенсионера
Напрягались под ковром;
Власть заманчивая сфера
И опаснейший синдром.
Адония, сын Агиффы,
Отличался красотой;
К власти прямо, через рифы,
Шел веселый и крутой.
За плечами претендента
Северные племена;
Весь Израиль, сто процентов,
Почитай что вся страна.
Иоав, главком верховный,
Также жрец Авиафар,
Были за него же, словно
Он и есть тут Super star.
Но в божественном раскладе,
В партии за царский трон,
То есть то, за что и ради,
Был один лишь – Соломон.
Он – надежда Иудеи,
За него пророк Нафан;
Он – противник Адонеи,
Но в политике профан.
Части профессионалов,
Жрец по имени Садок;
Этого совсем не мало
Если так решил пророк.
И, пожалуй, главный довод
Он – любимчик у отца.
Согласитесь, это повод
Чтоб поздравить молодца.
Дальше выброс компромата,
Подкуп, праведный шантаж,
Внебюджетные затраты;
Может даже божья блажь.
Но в итоге все как надо –
Царь отныне Соломон,
Все, почти что, очень рады;
Всюду царствует закон.
И по случаю победы,
Был торжественный банкет;
Там евреям царь поведал,
Что его счастливей нет.

А Давид поставил точку
В управлении страной;
Днем последним, словно строчкой,
Тихо отбыл в мир иной.
Бурно прожитые годы,
Семьдесят тревожных лет,
Были как игра природы
Между вечным «да» и «нет».
И Давид играл азартно
В том размере бытия,
Где от финиша до старта
Было главным только Я.

 14.
 
Соломон на царском троне
Оказался в двадцать лет;
К легкомыслию не склонен,
И пороков явных нет.
Получив в наследство царство
От достойного отца,
Быстро распознал коварство
Тех, кто не сберег лица.
Черный список супостатов
И навязчивых врагов,
Возглавляло имя брата
Адония, был таков.
Там же Иоав коварный,
Хитрый жрец Авиафар,
Враг семьи Семей бездарный,
Автор множественных свар.
Всю указанную нечисть,
Соломон велел – «В расход»,
Чтобы не коптили вечность,
Пачкая небесный свод.
Главный же завет Давида –
Бога Иегову чтить;
Для души, а не для вида,
И людей тому учить.
«Не скупись на жертвы Богу,
Все вернется во сто крат;
В послушании дорога,
А без Бога – только в Ад».
Соломон не поскупился
И зажарил тьму скота,
А потом всю ночь молился
Чтоб пролезла жертва та.
Соломон просил у Бога
Наделить его умом;
Женщин разных очень много,
И большой красивый дом.
Иегова рассмеялся –
Был стандартным тот набор,
Он давно не удивлялся:
День и ночь – все тот же хор.
Быть богатым и здоровым ,
А не бедным и больным,
Есть хорошая основа
Стать приятным и не злым.
И народ души не чаял
В самом лучшем из царей;
На заботу укрощая
Каждый сам в себе зверей.
Стал Израиль терпеливым,
А Иуда не бузил;
Соломон не суетливо
Всех евреев примирил.
Сам женился на царевне
Из египетских кровей,
Породнившись с очень древней
Из всех царственных ветвей.
Все границы под контролем,
Где-то силой, где родней;
Воевать устали что ли,
Но войнушки ни одной.
Сляпал вертикаль из власти-
Всюду главный только он;
Чтобы не пылали страсти
Делай, так как Соломон.
Сделал армию мобильной,
Посадил всех на коней,
Стал платить весьма стабильно
Тем, кто для царя нужней.
Основным приоритетом
Стала царская казна;
Чтобы что-то сделать где-то
Всюду денюшка нужна.
Суд вершил опять же лично,
Всех готов был разрубить,
Способ помогал отлично
Несогласных убедить.
На четвертый год правленья
Соломон решил, пора
Богу возвести строенье
Круче царского двора.
Храмом в Иерусалиме
Должен быть прославлен Он,
Бог, конечно же, кто ныне?
Ну а так же Соломон.
Все подобные проекты
Суть посланья небесам
От того, кто в том объекте
Хочет утвердиться сам.
Сотни тысяч рабской силы
По желанию царя
Делало ему «красиво»
И, наверное, не зря.
Надо ж чем-то отличиться
В быстротечности времен,
Чтобы в прах не обратиться
Как названия племен.
Весь Израиль и Иуда
Жили как герои драм
Полные семь лет, покуда
Строили для Бога храм.
Истощили все запасы;
В клочьях старые штаны,
Но на все готовы массы
Ради Бога и страны.
Нечто каменное с башней
Появилось на горе,
Было «нечто» в меру страшным,
И тянуло как к дыре.
Хрипы смертные звучали
Жертв невинных на полу:
Люди Бога величали,
Корчились как на колу.
Им казалось что сжигая
Скот (не братьев ли своих)
Бога лучше постигают
Предавая смерти их.
А создавший это чудо
Дальновидный Соломон
И не представлял откуда
Храму нанесут урон.
Кто на жертвенник столетий
Бросит память их отцов
Заменив кинжалы плетью,
Войны – сделками купцов.
И потомок просвещенный
На руинах храма, в знак;
В меру Богом утомленный,
Выстроит хмельной кабак.
И как призрак из Европы
Словно заблудившись, вдруг
Через этот храм, по тропам,
Завершит безумный круг.
Но подобные веденья
В дыме жертвенных костров
Как безумные мгновенья,
Как кошмар тревожных снов
Не смущали Соломона;
Он не видел просто их,
Будучи совсем не склонным
Омрачать победный стих.
Жизнь как праздник созиданья:
Строить, увлекать, любить;
Каждый год – этап познанья,
Повод что-то сотворить.
И творил дворцы и храмы,
Флот, торговлю и детей:
Из девицы делал маму,
Дни из множества страстей.
Был фигурой одаренной:
Притчи и стихи писал,
Божьей волей вдохновленный,
От болезней мир спасал.
Как прославленный целитель
Взялся излечить Восток;
Был, к тому же просветитель,
Мудрость ставил на поток.
И, казалось бы ему то
Явно не грозил порок,
Но и мудрый, почему-то
Носит при себе свой рок.
Соломон в вопросах веры
Был старателен, но слаб,
Ибо обожал без меры
Всех подряд смазливых баб.
И в отличие от Бога
Соломон скучал без них –
Женщин не бывает много,
А тем более плохих.
Впрочем, можно и влюбиться;
Для себя, не на показ,
Но не всякий раз жениться,
И уж не семьсот же раз.
А еще иметь наложниц,
И не менее трехсот;
Для царя не так уж сложно
Слыть поклонником красот.
Угождая многим женам
Царь терпел и их богов;
Жертвовал и бил поклоны,
Порождая тем врагов.
Неразборчивые связи
В вере – это тяжкий грех;
В вере верным быть обязан,
Бог – не баба для утех.
Иегова рассердился
На блудливого царя
И, как прежде убедился
Что евреям верил зря.
Соломон любвеобильный
Истрепавшийся вконец,
Стал и старым, и бессильным
Как и до него отец.
В шестьдесят сошел в могилу
Чтоб от женщин отдохнуть,
Передать деревьям силу
И на корни их взглянуть.

 15
 
Бог в обиде на евреев
Бросил их на самотек;
Нет удачи иудеям,
Мирным будням срок истек.
Ровоам – наследник царства,
Не сумел сдержать раскол;
Жадность, суета, коварство
Разорвали протокол.
Не признал Израиль власти
Ровоама над судьбой
Всех племен; отсюда страсти
С переходом в мордобой.
 Государство разделили
Как супруги огород;
Рядом, но раздельно жили,
Всюду и во всем разброд.
Бог не смог им дать идею
Для чего им вместе жить:
Образумить Иудею
Чтоб с Израилем дружить.
Ничего взамен желудка
Кроме веры в небеса,
Но без пищи для рассудка,
Только бред о чудесах.
В дефиците пониманья
Воля только кулакам;
Растащили б мирозданье
Как в Иуде божий храм.

Фараон громил Иуду,
Храм и золото дворцов,
А в Израиле, покуда,
Весь народ лепил «тельцов».
Бог не мог терпеть измену,
Стал на сторону врагов –
«Будут всем вам перемены
В виде шерсти и рогов.
Разгоню Я вас по свету;
Вы изгои навсегда,
На земле вам места нету,
Передышки, иногда».
Бог исполнил обещанья,
Бил евреев кто хотел,
А в ответ одни стенанья,
Никаких реальных дел.
Было множество пророков,
Толковали – что да как,
Дальше – никакого проку,
Что ни сделают – впросак.
Подоспели ассирийцы –
Сплошь отвязанный народ;
Хладнокровные убийцы,
В крови не искали брод.
Ассирийский полководец,
Он же царь по кличке Фул,
Разметал смешной народец
Словно кур взбешенный мул.
Пал Израиль пораженный
Под ударами копыт.
Иудее посрамленной,
Словно потерявшей стыд,
Удалось смягчить тирана
Отдав золото и честь,
И податливостью странной
Источая мир и лесть.
Лишь Самария осталась
Недоступною врагам;
Гордая, но все же малость,
Верная своим богам.
Завершил разгром евреев
Царь по имени Саргон;
Пощадил лишь Иудею,
Подарив Ахазу трон.


Царь Ахаз не суетился,
Ассирийцев не дразнил,
В стену головой не бился,
Победителю служил.
Признавал любого Бога
Лишь бы тот не убивал;
В общем, никого не трогал
И на случай уповал.
После тихого ухода
В час урочный, в мир иной,
Очередь рулить, у входа
Столь загадочной страной
Получил сынок Ахаза –
Езекия, гордый тип.
И настойчивый, зараза,
Сразу же в войну и влип.
Чтобы защитить столицу,
Город Иерусалим,
Обещал до смерти биться;
Ну а впрочем, хрен и с ним.
Главное что ради Бога,
Иеговы, так сказать,
Смерть кратчайшая дорога;
Для евреев – благодать.
Ассирийцы Иудею
Раскатали под орех;
Убивали не жалея,
Всюду каждый раз и всех.
Иерусалим, покуда,
Вновь как прежде уцелел;
С ним ожила и Иуда –
Стало быть, так Бог велел.
Даже как - то отыскали
Моисеевский Завет,
Верить вроде снова стали,
Что священней книги нет.

Яхве что ль подсуетился –
Ассирийцы сникли вдруг,
И евреям шанс явился,
Забываться стал испуг.
Реже вспоминали Бога –
Суета вокруг себя,
Позабыли в храм дорогу
В трубы медные трубя.
Между тем забвенье страха –
Явно злостный эпатаж;
Может быть предвестник краха,
Политический пейзаж
Образумил бы евреев
Будь внимательней они.
Но узнали о халдеях
Лишь увидев их огни
Под стеной Ерусалима.
Поздновато, так сказать;
И прошла удача мимо,
Тоже видно умирать.
К удивленью иудеев,
Контролировать Восток,
Стали племена Халдеев-
Злейший для евреев рок.
Сделав Вавилон столицей
Царь халдеев повелел
Расширять свои границы
Сколько сам того хотел.
Век шестой до Новой эры,
Для евреев как страны,
Стал концом публичной сферы,
И под знаком Сатаны.
После длительной осады
Взят был Иерусалим;
Уничтожен без пощады;
Все кто в нем, и те, кто с ним.
Все исчезло вместе с дымом:
Храм, постройки и дворец –
Было Иерусалимом,
А теперь пришел конец.
Таки Навуходоносор
Разгромил святой Сион;
Без волнений и вопросов,
Словно бы и не был он.
На Земле обетованной
Больше места не нашлось,
Проиграв на поле бранном
В плен гурьбой идти пришлось.
В положении бесславном:
Нет ни Бога, ни земли;
Даже более бесправном
Чем и выдумать могли.
Тот исход был самым страшным,
Безнадежным – в никуда.
Больше не было отважных –
Пропасть горя и стыда.
В лагерях под Вавилоном,
В положении рабов,
Семь десятков лет у трона
Главного своих врагов,
Иудеи размышляли
О причинах всяких бед;
Чем попало промышляли
Поняв, что свобода – бред.
Все возможные исходы,
Всякий раз, из всяких мест,
Были следствием свободы
Всех евреев ото всех.
Невозможно жить всем вместе,
Но отдельно и не так,
В поисках особой чести –
Брать полтинник за пятак.
Нужно в стороне от Бога,
На чужбине, как-то врозь.
Быть евреем, но не много;
Не толпою, а насквозь.
Избранной, обетованной
Будет личность, не народ;
Весь народ бывает странным,
А без Бога просто сброд.

После окончанья плена
На халдейской стороне,
Стали образом нетленным;
Без гражданства и во вне.
Все – евреи без остатка,
Каждый вроде за себя;
Просто гражданами, кратко,
Грустно пейсы теребя.
Оседали в Вавилоне,
В близь и около него;
Кто мечтал уже о троне,
Многие, страшась его.
Сплошь халдейская столица
Была скопищем чудес;
Иудеям и присниться,
Как послание небес,
Не могло такое диво
Как Сады Семирамид;
Башня Мардука, спесиво –
Старше многих пирамид,
Возвышалась над домами.
У евреев котелки
Шевелились с волосами
От восторга и тоски.
Город был богат безмерно
И могущество его
Также и закономерно;
У евреев – ничего.
Вавилон трудился много:
Строил, жил и воевал,
А Израиль был в дороге –
Бога под себя искал.
Третье тысячелетье
До рождения Христа
Город на Востоке плетью
Всем указывал места.
Приютились и евреи –
Для столицы лимита,
Кучковались иудеи
В ожидании Христа,
В образе кого угодно,
И не важно даже где;
Будь цена за это сходной.
С остановками везде.
Добывали пропитанье,
Торговали, чем могли;
Добивались процветанья
Так же как и в наши дни.
И неведомою силой
Оседали при дворе:
Кто маэстро, кто светило;
Главное что при царе.
Толкователи, пророки,
Разработчики идей;
Квоты, займы, суммы, сроки;
Даже в сауны ****ей
Поставляли в лучшем виде.
Объяснят всегда любя;
Даже мухи не обидят,
А не то чтобы себя.
Даниил, Есфирь, другие;
И, конечно Мардохей,
Знаменитый Неемия –
Что ни имя, то трофей.
Все довольные друг другом,
Но, такие времена –
Счастье не бывает круглым,
И халдеям вдруг хана.
Подоспел невесть откуда
Юный полководец Кир,
Вездесущий как простуда,
Политический вампир.
Создал супер-государство
Из случайных мелких стран
Претендующих на царства:
Персов, Курдов и Цыган.
Разогнал лихих халдеев
В аравийские пески,
Амнистировал евреев
Погибавших от тоски
По Земле обетованной,
С видом на гору Сион,
И мечтой, довольно странной,
Бога посадить на трон.
Не в пример тупым халдеям
Кир противиться не стал,
И позволил иудеям
«Монастырь и свой устав».
Разрешил им всем вернуться
В город Иерусалим;
Вновь как прежде окунуться
В то, что так любезно им.
Приказал вернуть евреям
Золото и серебро,
Утварь что их души греет,
И священное добро.
Помогал переселиться
Ибо все расходы – тлен,
Надо уберечь столицу
От евреев взятых в плен.
Наконец – исход обратный,
В исторический предел;
От походов многократных
Всякий раз народ редел.
Погибали – это ладно,
Так сказать в борьбе за мир;
Но терялась так же стадность –
Каждый третий дезертир.
Многих больше не прельщает
Титул, избранный народ,
Каждый третий защищает
Персональный бутерброд.
Сорок тысяч патриотов
Вышли в Иерусалим;
Все ревнители субботы,
Каждый – вечный пилигрим.
Почитали смыслом жизни
К Богу повседневный кросс:
Службу Яхве и отчизне.
Жертвенность, да не вопрос!
Самой первой сверхзадачей
Было строить новый храм;
Близость к Богу – вот удача,
Мы – Ему, Он – может нам.
Прагматизм такого рода,
По взаимности расчет;
Мы Тебе свою свободу –
Ты, что в голову взбредет.

Уйма трудностей великих,
С кучей денег и камней
Сочеталась в меру дико,
И продлилась много дней.
Низкое сооруженье,
Славно из камней изба,
Повергало дух в смятенье
Как ушедшая судьба.
Словно пункт переговорный
Между Богом и толпой,
Только сильный и проворный
Божий нарушал покой.
Между малыми и Богом
Шел торговый разговор;
Малые просили много,
Часто несусветный вздор.
Бог же требовал смиренья,
Аскетизма для ума:
Телу – пост, и духу бденья;
Проще – посох и сума.
Часто недопонимали
Ни друг друга, ни себя;
Но на время уповали
Обижаясь и скорбя.

Жизнь, однако, продолжалась,
Строился Ерусалим;
Государство возрождалось,
И евреи вместе с ним.
Артаксеркс, царивший в Сузах,
Дал наместника стране,
Чтобы не была обузой
Ни для Бога, ни казне.
Неемия, приближенный
И доверенный царя,
Был евреем убежденным
В том, что был рожден не зря,
А с божественной задачей
Возродить Ерусалим;
И считал большой удачей
В Боге породниться с ним.
Как наместник он возглавил
Стройку города и стен;
Мудро и удачно правил,
К Богу, проявляя крен.
В день, когда отгородились
От других большой стеной,
Плакали и веселились,
Как в тюрьме на всех одной.
А в финале ликованья,
Уважаемый еврей
К Богу зачитал посланье,
Как молитву жизни всей.
«Ты единый и вовеки
Создал все и создал нас;
Мы, евреи – человеки,
Перед Богом без прикрас.
Мы все время ошибались
И грешили, иногда;
Жить хотели и старались,
Ты наказывал всегда.
Вытурил людей из Рая,
Толи яблок пожалел;
Род людской стоял у края,
Хорошо хоть уцелел.
За активный образ жизни
Ты устроил всем Потоп,
Заменил веселье тризной,
Не возрадовались чтоб.
Ты в Содоме и Гоморре
Поучил народ слегка,
Нахлебались люди горя,
Благо «легкая рука».
Обещал святую землю –
Вляпались в Египте в плен;
Полумеры не приемлешь,
Не желаешь перемен.
Сорок лет морил в пустыне
Свой возлюбленный народ,
Молоко и мед отныне,
Если кто-то не умрет.




































Дал моральные законы,
Звал подняться на Синай;
Мы народ не устремленный,
Оказалось вот он, край.
И теперь мы просим милость,
Научи примером нас;
С нами все уже случилось,
Нужен Ты и Твой Парнас.
Мы должны Вас здесь увидеть
И не обознаться вдруг,
Могут здорово обидеть,
Даже с приложеньем рук.
Но и если мы обидим,
То, что создал – Сам вкуси;
Будешь отовсюду видим,
Верь - не бойся, не проси.