Постперестроечный завет

1.
 

На скудных землях Галилеи
Под дланью Ирода-царя
Произрастали иудеи
Науки ради, Бога для.
Обычные, по виду, люди,
По Иегове – всем родня;
Но каждый, словно хрен на блюде,
Кричал как будто – «съешь меня»!
И племя то со дня творенья
Что ни свершало – все не так;
И в душах их полно сомнений,
И суетность, и полный мрак.
Роптали, походя, на Бога:
Почто не научил, как жить?
Платили нехотя налоги,
Но не пытались землю рыть.
На избранность средь прочих равных
Претендовали, как могли,
И подвигами предков славных
Мерцали их глаза-угли.
В золе костров веков сгоревших
Угасли чары прежних царств;
Остался пепел книг истлевших
И память пройденных мытарств.
Вериги созданных обрядов,
Законов неподъемный свод,
Всегда и с каждым были рядом
В цепи непознанных свобод.
И книжники, и фарисеи
Как идеологи судьбы,
От умственных затрат лысея,
Теряли силы от борьбы
За иудейские устои
В моральном облике племен,
Прикидывая, сколько стоит
Лояльность, как и цвет знамен.
Но все евреи в общей массе
Не понимали, как им быть;
Все золото в церковной кассе
Не помогало день прожить.
Молились Господу усердно
Все с той же просьбой – «научи»;
Но Он молчал, на просьбы смердов
Не отвечая: «получи».
Дремучее жизнеустройство:
Всегда, во всем ты виноват,
Где жизнь – не подвиг, так геройство;
Неточный ход – и сразу мат.
Ерусалим – подножье Бога,
Но Он все так же далеко;
Молись ты мало или много,
Но попадаешь в «молоко».
И если ты всего лишь плотник
В заштатном мелком городке,
И дед пастух, и прадед скотник,
То будешь вечно налегке.
Так думал про себя Иосиф,
И вдруг – красавица жена;
За что – себя невольно спросишь –
Кто одарил вот так, сполна?
Ведь сыр бесплатный сплошь с подвохом
И волновался неспроста;
Иметь жену не так уж плохо,
И сын в придачу – красота!
Но вот наследственность в кого же,
А вдруг чего-нибудь не так?
И на еврея не похожий –
Уж очень, вроде бы, простак.
Бесхитростный такой мальчишка,
Какой-то будто весь в себе,
И с виду тихий, даже слишком,
Как звук таинственный в трубе.
Назвали скромно Иисусом –
Жена Мария нарекла,
Ибо божественным искусом,
И только, объяснить могла
Чудесное зачатье чада.
Не Бес попутал, а святой,
И чадо это не из Ада;
Он – плоть от Бога, и герой.
Но в малых городках уездных
Евреям было не до них:
То референдумы, то съезды,
То выборы – сплошной триптих.
Евреи сердцем выбирали
На службу Ирода-царя,
Хотя, конечно, точно знали
Что дважды Ирод – это зря.
Искали общую идею;
И как же было не искать:
Привыкли вместе, сатанея,
На грабли дружно наступать.
Идея в руки не давалась,
Трещало общество по швам,
Почти никак не управлялось,
В бессилье, обнажая срам.
Такой конфуз: земля обильна,
От Бога – мед и молоко,
Но власть лукава и бессильна,
А Бог все так же далеко.
Пытливый коллективный разум
На кухнях бурно клокотал:
Как стать богатыми всем сразу,
И чтоб никто не уставал.
Плодились партии и кланы,
И самостийные АО;
И было даже где-то странно,
И непонятно, для кого.

АО «Единый Бог-Мессия»:
Страна – сплошная вертикаль,
Где власть – единая стихия,
Которой никого не жаль.
Всё для простого иудея,
Но только строго по чинам;
Во имя бедного еврея –
Мы вместе, стало быть, и нам.

АО «КП Равви-Израиль»:
Всё вновь отнять и поделить,
Колоннами и с воплем «Хаиль!»
По кругу за вождем ходить.
Вернуть в союзные пределы
Свои четырнадцать колен,
А несогласных так «уделать»,
Чтоб сами прибежали в плен.
Вернуть партийную копилку
(для тех, кто не войдет во власть)
Как пенсионную подстилку
Чтоб между прочих не пропасть.
Свобода, Равенство и Братство!
Гуляй вовсю, электорат:
Даешь народное богатство,
Мы все поделим, будешь рад.

АО «Союз правее правых»:
Мы все за тех, кто на коне,
Богатство лучше – это здраво,
Ежу понятное вполне.
Мы держим всю мошну за вымя,
Или готовы подержать;
А время – деньги и поныне,
Не время на печи лежать.
Будь то рубильник иль заслонка,
Лафа на банковский кредит –
Мы ценим жизнь в монете звонкой,
Мошна союзу не вредит.

АО «Фруктовое повидло»:
Один, но яблочный, пирог;
В политике все мясо – быдло,
Их лозунги – сплошной подлог.
С интеллигентской прямотою –
Евроремонт страны «под ключ»:
Мы наш, мы новый мир построим;
Кто верит – вместе с нами глючь.
Поверьте и уймите страсти.
Кругом – пятьсот, и все дела;
Мы любим власть не ради власти,
А чтоб работать помогла.

АО «Отвязанные либералы»:
Страна – большой и жёлтый дом,
Мы – архи-психо-маргиналы,
Для нас любая власть не влом.
Нас более чем пять процентов,
И нас непросто разгадать;
Мы продаемся за пять центов,
Купите – сможете продать.
ЗАО «Бюджетное корыто» -
Вот наш священный идеал,
В нем истина и цель сокрыты,
Он в думах наших правит бал.

АО «Грунтовые дороги»,
АО «Воздушный океан»,
АО «Обитые пороги»,
АО «Просиженный диван».

Так поделилась Иудея
По интересам и уму,
В заботах суетных надеясь
Наполнить нищую суму.
О поисках Святого Духа
Не вспоминал уже никто,
Идею заслонило брюхо
И счастье выиграть в лото.
От фарисейского базара
Испытывая тяжкий криз,
Под дозой красного пиара
Евреи улетали вниз.
Порой им всем уже хотелось
Вперёд, в счастливое вчера;
На языках уже вертелось:
«Осанна, Господи, ура»!

Но тут вступили саддукеи,
Их хор торжественно вещал:
Назад – ни шагу, всем правее,
И счастье вскоре обещал.
Шарахался народ с испугу,
И, в ожидании судьбы,
Месили люди жизнь по кругу
В себя не веруя, увы.
Рождались буйные пророки,
Сулили всем особый путь,
И даже назначали сроки,
А также где - куда свернуть.
Один, общественный, небритый,
За саддукеев голосил;
Другой, в очках, но тоже сытый,
Все независимость просил.
Но наиболее блаженный
Пророк Креститель Иоанн
Крестил подряд и всех бессменно
В еврейской речке Иордан.
Который говорил «Однако»
Всех очень явно презирал,
С одним всегда и тем же знаком,
И тихим голосом орал.
Но коротко, минут пятнадцать
Попрезирал – и прочь кусты:
Не хлебный пост, чего стараться,
Коль в кассе закрома пусты.
А тот, что нос в очках, - тот умный,
Вещал по полтора часа;
И есть за что: согретый суммой,
Так как не верил в чудеса.
Ценил комфорт и где-то женщин,
Немного циник, но пророк,
Особенно для деревенщин –
Для них и выполнял урок.
Другое – Иоанн Креститель:
Любил за правду пострадать,
Святых и нищих совместитель,
Без тормозов – чтобы карать.
Без меркантильных интересов,
По сути, нищий, как Иов,
Живущий для и ради стрессов,
И всеми жертвовать готов.
Любил один вопить в пустыне,
И этот вопиющий глас –
«Доколе?» - слышен и поныне;
Возможно, это он про нас.
Он первым возвестил Мессию
И с этим связанный приход.
Что ожидает Иудею
В процессе ломки наперёд?
Как Дух Святой сойдет на Землю,
И благость спустится с небес;
И скажет только – «Вас приемлю»
Спаситель в ранге МЧС.
2.
 
А в захолустном Назарете,
Вдали от партий и царей,
Все так же подрастали дети
Под сенью скромных алтарей.
В ряду других, обыкновенных,
И сын Марии – Иисус,
Но только выглядел степенно
И углубленно, как индус,
Уже познавший обреченность
Своих божественных идей
И роковую отстраненность
От жизни на Земле людей.
И в храмах Иерусалима
Раввины сразу, наповал,
Валились в шоке от экстрима
Где юный пилигрим бывал.
Вопрос попа – ответ пророка,
Как в партии в режиме «блиц»,
Три хода – мат по воле рока,
Священник – в оторопи ниц.
Он веру понимал по-свойму:
Как свойство праведных людей
Жить просто и всегда достойно,
Не будучи рабом идей.
Ребенок – цельная натура,
Меж гением и дураком;
Вопрос общественной культуры –
Как воспринять его потом?
Но, после детских откровений,
На целых восемнадцать лет,
Таинственной укрытый тенью
Пропал Богоявленный след.
А мир с тех пор не изменился:
Вопил в пустыне Иоанн,
Народ грешил и веселился,
Забыв про Библию, Коран;
И даже норовил налоги
В казну, как прежде, не платить,
Не ремонтировать дороги,
Но воровать и много пить.

Однажды зимним днем промозглым,
Этак в средине января,
Креститель Иоанн серьёзно
Крестил евреев почем зря.

Макал он грешников на пляже
Ближайшей речки Иордан,
И приговаривая даже:
«Ужо я, суки, всем воздам»!
Евреи терпеливо мокли;
Один союзник правых сил
Решительно морозил сопли
И очищения просил.
Но всем в округе сточным водам
Не смыть союзные грехи,
Не оправдать перед народом
Партийность жуликов лихих.
А, рядом плюхаясь, светились
Другие лидеры АО;
Попы с кадилом суетились
В трусах от фирмы «Ничаво».
Не каждый день придет Спаситель,
Авось, зачтется как-нибудь –
Подарит новую обитель,
Поможет старую вернуть.
И непонятно, как прознали –
Звонил, конечно, Иоанн –
Но главного со страхом ждали
И опасались за карман.
Но вот бомжи засуетились,
И прочий оттесненный люд;
К дороге у воды лепились,
И зашипели вдруг: «идут».
Он шёл один, к воде спустился;
Спаситель – видно по всему.
У Иоанна окрестился,
Как бы сказав – быть по сему!
Тут в небе, рядом, громыхнуло,
Спустился двухголовый птах
И чем-то неземным подуло,
И обуял евреев страх.
Раздался голос вездесущий:
«Сё сын возлюбленный Мене»
И вслед, со скромностью присущей,
Сокрылся в мутной пелене.
Народишко с восторгом плакал,
В кустах скреблись силовики,
Из избиркома кто-то вякал
На пляже Иордан – реки.
Чиновники, в порыве рвенья
Забыв партийный диамат,
Свершали над собой Крещенье
Как характернейший парад.
На пляже, тут же, «стриг капусту»
Постельничий при всех царях,
В прикиде «от кутюр» Прокруста,
В своих (на облучке) санях.
Как водится, к раздаче сыра
Бежали первыми они:
Чтобы побольше и без дырок,
Но, оставаяся в тени.
Простые люди не врубились,
Чего им ждать, и от кого,
На всякий случай суетились,
Не зная, впрочем, для чего.
Явление Христа народу,
Погрязшему в своих грехах,
Подобно найденному броду:
Надеждой побеждая страх.
И этим первым впечатленьем
Все ограничилось пока:
Бог помнил их, и нет сомнений.
Чего же ждать от старика?
Засим и разбрелись покуда;
Христос ушёл один в пески,
Народ лечился от простуды
После крещенья у реки.
В пустыне Иисус постился
Точнёхонько все сорок дней,
Отцу духовному молился
И уклонялся от теней
Сомнений и греховных мыслей,
Гнал все соблазны – было что:
Послать всех на …в этой жизни,
И тоже поиграть в лото.
«Зачем мне этот прокуратор,
И вся история с крестом,
Все коммунисты, демократы –
Ведь точно знаю, что потом».
Метался Иисус меж долгом
Чему-то научить людей
И знанием, как мало толку
Евреям от Его идей.
Никто не обрекал моралью
Их иудейские умы
Творить себя свободой дальней
И гордым осознаньем – «Мы»!
К гармонии Земли и Неба
Народ себя не относил;
Алкали зрелища и хлеба,
И каждый жизнь свою сносил
Как черепаха сносит панцирь –
Совсем без мыслей о душе,
С дырою и слезами в ранце
Как Богом данное клише.
Единый нравственный критерий
Для всех, во всем и навсегда,
Как цель и символ, чтобы верить
И славить в этом Господа –
«Программная задача Бога» -
Так представлял себя Христос;
Как вид морального налога
Себя в историю Он внес.
Придя к такому заключенью,
И с облегченною душой
От голода и просветленья
Христос один пришел домой.

Пока Христос один в пустыне
О смысле жизни размышлял,
Креститель Иоанн отныне
Пороки власти обличал.
Вопил (ну ладно бы, на кухне)
О том, что Ирод – казнокрад,
Что экономика-де рухнет
От неоправданных затрат.
О том, что мытари и стража –
Сплошь лихоимцы и хамло,
Воруют зело борзо даже
И в мире процветает зло.
Что обнаглели басурманы
У нас и в ридной стороне,
Что мова стала иностранной,
Народу чуждая вполне.
Особенно досталось бабам,
И даже Ирода жене:
Что, дескать, нравственность их слаба –
Погрязли в блуде и вине.
Царица Иродина, Ада,
(жестоки женщины, увы)
Решила: уничтожу гада
Усекновеньем головы.
И, надо же, добилась, курва;
Она и Саломея – дочь
Перед царем плясали бурно
И соблазнительно всю ночь.
На утро царь, едва с кровати,
С ней расплатился головой
Пророка Иоанна – Нате!
О времена, о век такой!
Какой пророк, какая слава!
Но в гневе брошены слова,
А злоба женщины – как лава,
И вот: на блюде голова.
Весь дар великого Предтечи
Не стоил пары женских тел;
И кончен бал, и гасли свечи,
И дух пророка улетел.
Первосвященники смутились –
Как оценить сей царский жест? –
Принципиально разделились:
Поднять ли голову на шест
Как символ единенья с властью,
Или тактично промолчать;
Бороться с властью как с напастью,
Или совсем не замечать.
Опять же, жертва был пророком,
А значит – божий человек.
Не оплошать бы ненароком –
Ведь он же короток, наш век.
Священники поднаторели,
Как всем и сразу угодить;
Осанну Господу пропели,
Решили праздник учредить
По случаю сего убийства –
«Усекновенье головы»:
Сакраментальное витийство
И для царя, и для молвы.
А чтобы уж совсем запутать
Где тут глава, а где тут хвост,
И жертву таинством укутать,
То тут же объявили пост.
Церковные дела – потёмки,
И мраком поглощен их путь;
Им Бог судья, а не потомки,
Не в вере, а в терпенье суть.

3.
 

После крещенья и пустыни
Спаситель нации родной
Поклялся Богу, что отныне
Пойдет Он по миру с сумой.
И в виртуальной той котомке
Хранится первозданный свет;
Поможет он пройти по кромке
Того, чего в помине нет.
Поклялся Он Отцу на Небе
Стать жертвой Мира для Него,
Хоть сомневается в потребе
Зачем она и для чего.
И где же, как не в Иудее
Возможным было столько жертв:
В ней все правители – злодеи,
А весь народ скорее мертв.
Но прочь ненужные сомненья,
И познакомимся с братвой:
«Добьемся мы обогащенья
Своею собственной рукой».
Нашел помощников отменных
В трущобах мудрый Иисус
Не сразу, как бы постепенно,
Но каждый – далеко не трус.
Всего же было их двенадцать,
Родной их город – Назарет;
Все были рады постараться
Во всем, по молодости лет.
Умом особо не блистали,
Но были честными пока,
И если уж чего-то знали,
То это было на века.
Когда-то город был столицей
И звался Санкто-Назарет;
Теперь такое и не снится,
А просто «точка таки. net»
Сейчас же в Иерусалиме
Весь иудейский цвет страны;
Однако, кое-кто и в Риме
Не зря просиживал штаны.
Еврейский Ирод царь Антипа
Совсем ничем не управлял,
Разве оркестром, что ли, типа;
Или в лапту в трусах играл.
Общак держали казначеи,
Владельцы банков и АО.
Делили, что еще ничейно,
Определяя статус-кво
По принципу дремучей силы,
Без обсуждений и афиш
Сажая чужаков на вилы:
Свое не отдадим, шалишь!
И только римский прокуратор
Долги с евреев вышибал,
Те, что проели демократы,
И каждый царь себе урвал.
Фигура Понтия Пилата –
Как стержень в облике страны,
Как страшный образ супостата
И порожденье сатаны.
Он в роли доки-дипломата
В навозе истину искал;
То молвил языком булата,
То молча руки умывал.
Святыня Иерусалима –
Храмина Спаса на воде –
Стремилась вверх и только, мимо
Людей несчастных и в нужде.
Кресты с фальшивой позолотой
Сияли, сытых веселя,
И колокол по фене ботал,
Проглатывая как бы – бля.
Живые идолы, и в камне,
Внимали шумной суете,
И каждый понуждал: воздай мне,
Я лучший, только я, не те.
И город весь самодовольный
На веси прочие взирал,
Прикрывшись кепочкой фривольной,
И жирной мордою сиял.

Явления Христа в столицу
Совсем никто не ожидал:
Какой Христос, какие лица?
И с регистрацией скандал.
На подступах Христа ко храму
Отца иудиных сынов
Случилась небольшая драма –
Храм для евреев не готов.
Непрезентабельного вида,
Христос с холщовою сумой
Смотрелся очень уж обидно
И неуместно, как чужой.
Толпа учеников немытых
Робела за его спиной
Перед братвой охраны сытой,
Закрывшей двери, как стеной.
Дежурный поп, весь в черной рясе,
С крестом и в золотых перстнях,
Лицом упитанным был красен,
И с пузом бабы на сносях,
Приветствовал кивком небрежным
Христа и дикую братву,
Затем уныло и прилежно
Стал вешать на уши ботву.
Сейчас, мол, в храме службы нету,
А если есть, то не для всех:
Была бы звонкая монета –
Найдется множество утех.
Мол, храм вместил мирские службы:
В нём есть прекрасный ресторан,
Господь благословил на дружбу
Братков других и разных стран.
Есть варьете и автоматы,
И бар, и даже кегельбан;
Конечно же, в у. е. оплата –
Да будет щедрым ваш карман!.
У нас прекрасные монашки –
Услуги платные, увы –
Такие, знаете, милашки,
Святые - с ног до головы.
Табак заморский и напитки,
Недорого с учетом льгот:
Господь избавил от убытков,
А царь простил налоги, вот.
Всё в миг исполним, что хотите,
Проблем с властями никаких:
Мы в божеской и царской свите –
Они для нас, а мы – для них.
Закончив речь без вдохновенья,
Священник подмигнул братве:
Свершим же, братия, моленья
До помутненья в голове.
Братва, насупившись, молчала:
В карманах – никаких у. е.,
Халявы жизнь не предвещала,
А Бога грех дразнить всуе.
И только Иисус от гнева
Решил и стал права качать:
Храм божий создан не для девок,
А в Боге истину алкать.
Потом, в порыве вдохновенья,
Побил священные горшки,
С менялами продолжил пренья,
Припомнив старые грешки.
Но – все на подступах, а в храме
Не довелось им побывать:
Храм не для нищих, Боже с нами,
Чужих не велено пускать.
Пришельцев вытурили в шею:
Ступайте лучше в Назарет,
Или сходите в галерею,
Но дальше мавзолея – нет.
На выставке всех вас заждались
Две бабы, с серпом и веслом;
Серпом – по …(сами догадались),
Чтоб зря не покидали дом.
Попытка сходу взять столицу,
А вместе и авторитет,
Как орден с бантиком в петлицу,
Не получилось, таки нет.
Неопытность такого рода
В стремленье власть заполучить
Не на плечах всего народа,
Заставила Его остыть.
Необходимо планомерно
Долбить тупой электорат,
Чтоб подготовить правоверных
На случай умственных затрат.
4.
 
Власть Бога в Иерусалиме,
А, впрочем, как во всей стране
Вершила церковь, как и ныне,
А значит, как бы не вполне.
Отбросив промысел и случай,
Что явно свыше, от Него,
Власть получал лишь тот, кто круче
И не боится ничего.
А значит, это царь иль кесарь,
Пред ним и церковь – антураж;
И будь ты хоть во храме слесарь,
Земля и люди – так, пейзаж.
Закон и нравственность едины,
Как звенья из цепи оков
Что крепят слуг и господина,
А значит, и весь мир таков.
Закон и нравственность – цепочка,
Едины Бог и сатана;
И жизнь людская из кусочков
Плодов фантазии и сна.
Так рассуждая отстраненно,
В обиде на столичный град,
Толпа учеников смущенных
Являла скорбный сей парад
Отринутых провинциалов
Исходом от надменных врат,
Подальше от роскошных залов,
Туда, где догорал закат.
Задумчивый Христос поодаль
Шёл, размышляя о благих
Желаниях других народов
И тех, кто вел куда-то их.
Блаженны отроки династий:
Наследство голубых кровей
Облагораживало страсти
И правых делало правей.
В чести их не было изъяна,
Корона исключала хвост;
Без страха перед чернью пьяной
Дворцы менялись на погост.
Их утешала вера в Бога,
Простой, но трепетный расчет:
Пусть я один, а их так много –
Господь, наверное, зачтет.
Менялись времена и нравы:
Другая власть – вся в сапогах;
И тоже были в чем-то правы –
Извилин больше на ногах.
И цель была: вперед и выше,
И всех догнать и перегнать;
И так поднялись, что не слышно,
Как часто стали умирать.
Опять же, не за так – за веру,
Чтобы скорее всех согреть;
Но как-то потеряли меру
И стали попросту гореть.
Опомнились, и осудили:
Вожди, они же все как мы,
Должно быть, где-то мало бдели
И от тюрьмы и от сумы.
И вновь большие перемены:
Вождей не меряно кругом,
Евреи трудятся в три смены,
Всё, что построили – на слом.
Страна – большая распродажа,
В ходу у. е. или кастет;
Все можно, маски-шоу даже:
«Семья, престол, авторитет».
Душа широкая, как сито,
Гуляй, рванина, от у. е.,
Вождям – заветное корыто,
И клюква остальной стране.

Опомнившись от размышлений,
Христос позвал учеников:
«Не время ныне для сомнений,
Расклад иной, а смысл таков:
Ужо я вас, не обессудьте,
Спаситель Я, или куда?
Свой бред о правде позабудьте,
Искать её уж некогда.
Опомнитесь, и не воруйте,
Не мародерствуйте пока,
Глаза бесстыжие разуйте –
Над вами Бог и облака.
Отныне дом для нас – дороги,
Мы отправляемся в народ;
Несем мы нравственность убогим,
И никогда – наоборот.
Вам больше ничего не надо,
Всё, что вам нужно, Бог подаст;
Народ наш – паства, то же стадо,
Он – как земли дремучей пласт.
Вы силою Моей и Бога
Лечите души и тела,
И упирайтесь в землю рогом,
Пока она вас не взяла.
Нам нужно организоваться
В какое ни на есть АО;
Не важно быть, важней казаться
Святее Бога самого.
Контору назовем … ну, скажем,
«Единые дороги в Рай»,
И сами верные укажем:
Живи, плодись и умирай.
В политсовете – Петр и Павел
Как идеологи Христа;
Они учение прославят,
Толкуя Господа с листа.
И в этом главная наука:
Закон трактуют по уму,
И те, к кому попал он в руки,
И комментарии к нему.
Андрей – апостол первозванный –
В наш невод верный, но пустой,
Уловит всех, немного странных
Своей душевной простотой.
Задача у него попроще,
Не как у Паши и Петра:
Он ловит только тех, кто ропщет,
И только трезвых, и с утра.
Теперь – особо важный сектор:
Создать еврейский профсоюз,
Такой извилистый, но вектор,
Как гимн, торжественный, но блюз.
Сугубо сплошь принципиальный,
Всегда на страже, и везде;
В добре и честности – кристальный,
Невинный чтоб, но при пи….
Удерживая всех от блуда,
Соблазнов сатанинских от,
Возглавит профсоюз Иуда,
По батюшке Искариот.
И, наконец, как червь сомнений
Для ревизорского ума,
Комиссию для всяких прений
Возглавит пессимист Фома.
Как скептик и знаток традиций,,
Он восторгаться не спешит;
Лишенный напрочь всех амбиций,
Не суетится, не грешит.
Фома не верит по призванью,
И никогда, и никому,
Считая лучшим осязанье
Как объяснение всему.
Все остальные активисты –
Ну, что-то типа стройотряд:
Весельчаки-пропагандисты –
Дорогу строим, но не в Ад.
Даем бесплатные концерты,
И лекции, и чудеса;
По исцелению эксперты –
Врачуем дух и телеса.
Наш лозунг – нравственность без меры,
В ней – просвещенье, цель и суть,
Из жизни главные примеры;
Мы победим…когда-нибудь».
Программа действий Иисуса
Повергла активистов в шок:
Экспрессия и бездна вкуса –
То, что звучало между строк.
Под базу выбран Капернаум
Был, городишко так себе:
Без банков, казино и саун,
И жизнь, естественно, в борьбе.
Народ, конечно, диковатый,
Но слушали, раскрывши рот;
Годился, словом, под пенаты,
И под соборности оплот.
Расклеили кругом афиши:
«Сеанс леченья от простуд»;
Но и афиши были лишни –
И так понятно, что попрут.
Наутро площадь перед баней
Заполнила толпа людей:
Избавиться от лишних знаний,
И, на халяву, от соплей.
Менялись сплетнями и перцем
Взамен на сплетни и горох,
И клялись печенью и сердцем,
Что их товар не так уж плох.
Пространство быстро наполнялось,
До горизонта слышен гул;
Желание одно осталось –
Чтобы хоть кто-нибудь обул.
И, в самый пик, от нетерпенья,
Оглохли все от тишины,
И наступило облегченье:
Пропали сопли, спасены!
На крыше бани, в балахоне,
Христос лицом к толпе стоял;
Гнездился голубь на ладони
И нимб над головой сиял.
Поднятая рука пророка
Простерлась тенью над толпой;
На фоне неба, одиноко,
У каждого над головой.
Спокойный голос ниоткуда
Как будто шепотом сказал:
«И таки где ваша простуда?
Вы веселы и полон зал.
Давайте говорить о Боге,
О жизни, чести и душе;
Вы вспомните – нам по дороге,
Или забыли все уже?
Вы вспомните: когда вам плохо,
К кому взываете в тщете?
Вы, как обманутые лохи,
Себя вините в простоте.
А между тем, Он с вами рядом,
Но вы не слышите Его
В себе; отсутствующим взглядом
По куполам – и ничего.
Вы в суете: семья и дети,
Телега, дача, огород;
Кубышка вместо солнца светит,
На гнев небес – громоотвод.
Вы вспомните, с какой любовью
Вы поливаете чеснок,
А грядки с перцем и морковью,
Что запланировали впрок?
И как пололи и рыхлили,
И собирали урожай;
Неужто сразу позабыли,
Едва затаривши сарай?
Потом всю зиму пожирали
Из погребов свои плоды,
И с умиленьем вспоминали
Их приносящие труды.
Теперь всмотритесь в ваши души,
И что увидите вы там?
Что дуете друг другу в уши,
А ваш язык! …пардон, мадам.
Двенадцать заповедей Бога –
Неужто это не про вас?
По-вашему, их слишком много,
И вы провозгласили: пас.
Покайтесь, люди, и молитесь,
Ищите Господа всегда;
К земным богатствам не стремитесь,
А счастье – в вере, господа.
За сим – к столу, то бишь к колодцу,
Отведать рыбы и вина;
В программе – песни инородцев,
И вопли «горько» и «до дна».
Сегодня свадьбы в Галилее,
Евреям выпить не грешно;
По пьяни все вокруг милее,
И даже грустное – смешно».
Толпа у журавля с бадьею
Оторопело замерла,
Христос шепнул – и вдруг струею,
Бадья мадерой истекла.
Апостолы Петро и Павел
Не уставали наливать;
Народ, хмелея, Бога славил,
Иные стали подавать
На храм, на новые ворота,
На поворот сибирских рек,
Еще кому-то и на что-то,
Пока не прозвучало – «брек»!
Меж тем в колодец опустили
Огромный невод или сеть,
И рыбы столько наловили,
Что стало некуда присесть.
Апостолы и браконьеры,
И пьяницы, и женихи,
Прониклись трепетом и верой
От этих фокусов лихих.
Рекламный бенефис удался:
Христос отныне на коне,
Но также скромен, не зазнался,
Таинственный еще вполне.
А тайна и успех едины,
Загадочность всегда влечет,
Она – как ранние седины
И принимается в зачет.

Из Капернаума и дальше
По свету и родной стране,
В борьбе с неверием и фальшью,
Назло царям и сатане,
Христос повел агитбригаду,
Осознавая свой удел
И, даже где-то как награду,
Евреев отрывать от дел.
Все суета, томленье духа –
Работа, служба и семья;
Для Бога дух важнее брюха,
Как, впрочем, все: и мы, и я.
В Самарию пришли под вечер,
Колодец города Сихарь
Стал местом и причиной встречи:
Там, где народ, там и пиарь.
Достаточно одной бабенки
С кувшином вместо головы,
Чтобы, забросивши пеленки,
Стать переносчицей молвы.

Самария для иудеев –
Язычники и алкаши,
Посмешище в глазах евреев,
Как чукчи в северной глуши.
Стараясь быть поближе к Богу,
Молились на вершинах гор:
К Всевышнему своей дорогой
Гребли другим наперекор.
Не признавали синагоги,
И даже Иерусалим,
Считали глупостью налоги
И все, что относилось к ним.
От правоверных иудеев
Держались строго в стороне;
Для тех и вера – портупея,
Или как сбруя на коне.
С таким-то вот электоратом
Христос и встретился в пути:
И с хитрецой, но простоватым,
Желавшим выгоду найти.
Не с лозунгов и обещаний
Христос к сеансу приступил,
А вник в похмельные старанья
И всех с колодца напоил
Своим для каждого напитком,
И каждый ощутил комфорт,
Прилив доверия с избытком,
Но без соплей и пьяных морд.
Как будто заглянув им в души,
Всем рассказал о них самих,
И каждый с упоеньем слушал,
Что не было и нет плохих.
Что каждый Богу интересен,
И Бог не в храмах – Он везде;
Без Бога мир евреям тесен –
Нельзя прожить всю жизнь в гнезде.
Затем признаньем ошарашил,
Что Он – Спаситель и Христос,
Что тем, кто с Ним, и черт не страшен,
А все проблемы – не вопрос.
Последовал процесс леченья
Убогих, старцев и калек,
И неформального общенья
По схеме: «Бог и человек».
Толпа внимала Иисусу;
Он брал, навскидку, одного
И подвергал его искусу
Просить помногу и всего.
Счастливчик замирал с испугу
И тут же брякал про мозоль,
Потом советовался с другом
Про сушь и головную боль.
Христос со свойственным вниманьем
Советовал: с утра – рассол;
Кивал страдальцам с пониманьем
И не советовал тосол.
Исправил несколько горбатых,
Хромой отбросил костыли;
К диете побуждал богатых
И через сутки упылил.
Мелькали города и веси,
Повсюду – слава и аншлаг;
Израиль становился тесен
Как исторический ГУЛАГ.
Лечили всех и просвещали,
Заочно и глаза в глаза,
И Царство Божье обещали
Бесплатно, а, быть может, за.
Но вот – пути исповедимы –
Пришли однажды в Назарет,
Где родина и запах дыма,
Где жил безвестно тридцать лет
Мальчишка – юноша – мужчина,
Сын плотника – теперь Христос;
И не было другой причины
Придти туда, где жил и рос.
Не славы ради и вниманья,
А в ностальгическом бреду;
Любви хотел и пониманья,
Мечтал: увижу и найду.
Но так устроены евреи:
Всегда завистливы, глупы;
Сосед не может быть умнее –
Синдром влияния толпы.
И как поверить правоверным,
Что плотник, может быть, пророк;
Казался розыгрышем скверным
Им всем преподанный урок,
Когда Христос в священной книге
Прочёл евреям про себя
Что Он духовные вериги
От Бога принял, возлюбя.
Что он теперь – утеха нищим,
Отрада брошенных сердец;
Что нет евреев в Боге лишних,
И Он для всех земной отец.
Что всех освободит от плена,
Слепые смогут лицезреть,
Что Царство Божие нетленно,
И не позволит умереть.
Евреи сумрачно молчали,
И, в ожидании чудес,
Терзались злобой и печалью
На неразборчивость небес.
А ну как Иисус – избранник,
И вправду получил патент
От Бога, а не просто странник
И сумасшедший трансцендент.
Пусть лучше будет шарлатаном,
Для всех понятным и простым:
Уютней с жуликом – братаном,
Чем с коммунистом и святым.
Дискуссии не получилось:
Побить камнями – все дела!
Толпа евреев горячилась,
Расправиться с Христом звала:
Традиционность аргументов
И камни тут же, под рукой;
В полемике – без сантиментов
И «со святыми упокой».
Другие проявили робость –
Хотели сбросить со скалы
В какую ни на есть, а пропасть,
Но, оказалось, все малы.
Христос неспешно, без эмоций,
Прошел к воротам городским,
И ни один из этих поцев
Не стал препятствием людским.
И кто бы смог в людском обличье
Природу Господа избыть:
И думать даже неприлично,
Не то, чтобы Его убить.

Пропал туман, исчезло детство
В родной когда-то стороне;
Осталось зло и самоедство
В людьми изгаженной стране.

5.
 

Нить, что привязывала к дому,
Неслышно вдруг оборвалась,
И родственность с людьми фантомно
Преобразовывалась в страсть
Насильно исправлять природу
И человека изнутри;
Влиять, как флюгер на погоду,
И по команде «раз, два, три».
Над головою Иисуса
Нимб круглосуточно сиял,
И, с непорочностью Эльбруса,
Он миру весь Себя являл.
И дело, как всегда, за малым:
Все тот же грешный человек,
Которому недоставало
Всемерно осложнять свой век.
Он, человек, был не согласен
Терпеть любой авторитет;
И получалось – труд напрасен,
Когда он отвечает «нет».
Прикрыв тихонько дверь за прошлым,
Христос не вспоминал обид;
И мстить евреям было пошло,
Пусть лучше испытают стыд.
Наивна благость Иисуса:
Евреи стыд свой не простят,
Не может чести быть у труса -
Те, кто стыдился, отомстят.
Пыль поднимая на дорогах,
Христос свершал агитпоход:
Дарил надеждою убогих
На безболезненный исход
Из этого плохого мира
В мир новый и совсем иной,
И, с дозой в голове эфира,
Всем говорил «пойдем со мной».
Свершая чудеса попутно,
Христос себя же прославлял;
О целях говорилось смутно,
Но главное – он исцелял.
Излечивал по одиночке
И в группах, иногда и всех;
Бесплатно и без проволочки –
Отсюда слава и успех.
Попы и власть, и фарисеи
Теряли свой авторитет:
Какой-то лох, мол, смуту сеет,
И на него управы нет.
Какое-то, мол, Божье Царство
Собрался учредить в стране -
Цинизм, однако, и коварство;
Нам хватит «брежнего» вполне.
Какое равенство и братство?
Он впрямь как будто озверел:
Что, нефть – народное богатство?
И газ? Совсем офонарел.
Есть уважаемые люди,
Они и будут все делить;
Пусть прокуратор всех рассудит,
На то и власть – за всеми бдить.
Но обыватели балдели:
Христос всесилен и мудрец!
Его так ждали, и хотели
В наивной простоте сердец,
Что Он возглавит это царство,
Став первым батюшкой – царем;
Что сотворит из государства
Один для всех призренный дом.

Стекались тысячами толпы
Бомжей, убогих и калек
В надежде приобщиться к толку
И как-то скоротать свой век.
Молва, как волны, разбегалась
И к запредельным городам,
И, как цунами, разрасталась,
Смывая дураков и там.
Кто с жадностью, кто с любопытством,
Кто просто, потому что все;
Хватало веры и бесстыдства,
С пороками во всей красе.
Но не было лишь равнодушных –
Христос профессией владел,
И, обещая всё послушным,
Он делал с ними, что хотел.
Однажды, возойдя на гору,
И, видимый со всех сторон,
Поведал людям и простору,
Каков он есть, Небесный Трон.
И в этих тезисах Нагорных
Христос для всех расшифровал,
Кто будет в Царствии придворным,
А остальным - лесоповал.
Внимали тягостно евреи
Таким причудливым словам:
«Врагов любите, иудеи,
воздастся сторицею вам.
Тому, кто ударил вас в ухо,
Рубашку отдайте в ответ,
И, чтоб без потери для слуха,
Услышать и этот совет:
Не жертвуйте зубом за зубы,
И глазом за око взамен;
Ведь нравы политиков грубы,
Особенно в век перемен.
Стучите, и двери откроют;
Просите, и мигом дадут;
Любого конкретно уроют,
Вотще, прокуратор и суд.
Ни в чем никогда не клянитесь:
За Бога решать – это грех;
Под силою не суетитесь,
Бог – высший начальник для всех».

Но были у Христа удачи,
Сопоставимые с судьбой;
А это что-нибудь, да значит,
Чтобы довольным быть собой.
Он накормил – таки однажды
Пятью хлебами тысяч пять;
Халяву эту помнит каждый,
Хотя не каждый смог понять,
Как, ничего не создавая,
Сумел, что надо, изменить,
Чтоб, не имея урожая,
И научиться так делить.

Евреи зашлись от восторга:
Вот Тот, кто нам нужен в цари –
Без всякой работы и торга
Нас пищею всех одарил.
Не надо горбатиться в поле –
Достаточно выбрать царя;
Мы разве безбожники, что ли,
И стали евреями зря?

К такой постановке вопроса
Христос не готовил ответ,
На хлеб не учитывал спроса
Последние несколько лет.
Он думал, что главное – воля;
Она, в сочетанье с душой,
Евреев избавит от горя,
И в мыслях исчезнет застой.
Наивный, Он так ошибался:
Не в душах еврейский оплот –
На хлеб дармовой отзывался
Готовый к работе живот.
Теперь уже тысячи лохов
В надежде прожить без трудов
Шатались без дела, оглохнув,
И ждали призыв: «будь готов»!
А Он колебался и медлил,
Зачем-то по водам ходил,
Молился и был непоседлив,
И все говорил, говорил…
В борьбе между духом и телом
Рождался святой коммунизм,
Спаситель меж ними, весь в белом;
И, красный почти, сионизм.
Народишко подраспустился,
Начальству хамил, и попам,
К свободе ума пристрастился,
И все прилипало к рукам.
Запахло большим переделом
В коммерции, прежде всего;
А тот, кто окажется в белом,
Не выйдет живым из него.
Христос был недаром пророком –
Предвидел, что будет потом,
И всем говорил ненароком:
Планида евреев – погром.
Затем урезонивал нервных:
В пути к перманентной борьбе
Бог ценит в покорности верных,
А праведность – прежде в себе.
Евреи же все порывались
Как прежде, отнять и делить;
На тех, кто умней, обижались,
Не в силах себя изменить.

Но власть, вместилище пороков,
Ценила всякий компромат,
И даже в партии с пророком
Кооперировала мат.
Не где-нибудь, а в центре поля,
На клетке Иерусалим,
И с жертвою Христа, по роли
И воле Бога, но не с Ним.

Велась подрывная работа,
Внедрялись вокруг стукачи:
Следил и записывал кто-то,
Чтоб сразу во всем уличить.
И в ереси противу церкви,
И в кознях противу царя;
Другие злодейства померкли,
Лишь записи их не горят:
Христос объявил себя Богом,
И хочет избраться в цари,
И в Рим не заплатит налогов,
И кесаря тем разорит.
Задумала власть фарисеев
Покончить с бродягой Христом,
Который был худшим злодеем,
Достойным распятья крестом.
И даже апостол Иуда
По прозвищу Искариот,
Стучал регулярно, паскуда,
Как честный еврей – патриот.
Облаву на Божьего сына
Готовили, в целом, попы;
Ведь церковь – доходнейший рынок,
Ловушка для глупой толпы.
А тут вдруг Христос ниоткуда,
Зовет неизвестно куда;
Прилипчивый, словно простуда,
Мол, все-то не так, господа.
И церковь, в Его пониманье,
Типичный и злой паразит,
Помеха в быту и познанье,
А вовсе не к Богу транзит.
И, больше того, иудейство
С его заскорузлой мечтой,
По сути, как вера, - злодейство,
А избранность – гонор пустой.
Естественность – главная ценность,
Ее, в пониманье Христа,
Губила еврейская леность
И нравственность от живота.
Христос упразднял государство,
И мыслил, что главный мотив –
Какое-то странное царство,
И в Боге уже – коллектив.
Начальство при этом раскладе
Терялось из вида совсем,
И даже без дум – чего ради?
Но это понравилось всем.

Меж тем приближалась расплата;
Готовый страдать за людей,
Христос понимал, чем чревата
Опасная сила идей.
Сознанием, кожей, душою
Предчувствовал смерть Иисус;
Он не был по жизни героем,
Но все же, пожалуй, не трус.
Обидно быть жертвой за что-то,
Не ясно, во имя чего,
Без пользы совсем для кого-то,
И даже неясно – кого.
Мелькало: напрасно… полжизни…
Теперь уже ясно, что вся,
И мать, и отец – с укоризной;
И крест, и мученья – а для?
Учение – бред, кто учитель?
И как по учению жить?
Блуждает во тьме просветитель,
Сомнений не в силах избыть.
И люди кругом с подозреньем –
А знает ли что-нибудь Сам? –
И взгляды надменных с презреньем,
И этот двусмысленный храм.
И толпы кругом любопытных,
И нет состраданья в глазах;
И зрелище для ненасытных,
И жажда – проявится страх.
Готовился первосвященный,
Неправедный в чем-то, но суд,
Для публики в меру почтенной
И падкой на всяческий блуд.
Решительности не доставало –
Колеблется синедрион;
Убить пожелавших немало:
Парламент и церковь, и трон.
Но главное – толпы евреев,
В какой ни на есть, а стране;
Не все же они иудеи,
Хотя и иуды вполне.
Однако подумали здраво,
И вроде бы наоборот:
Убийство – такая забава,
Что сразу утешит народ.
Священная каста решилась,
Легко утвердив приговор,
Задуманный Богом. Учтивость?
Привычное дело – топор!
Технически все безупречно –
Арест состоялся в ночи;
Христос относился беспечно
К тому, что кругом палачи.

Попы, по наводке Иуды,
В момент повязали Христа;
Продал по дешевке, паскуда,
Любовь разыграв, как с листа.
И тут закрутилась машина:
Судья – прокуратор Пилат,
Евреи – в качестве аршина,
Мерило – власть, электорат.
А проще – дремучая сила,
Не Бог, не нравственный закон;
Судьба во времени месила
Колоду на грядущий кон.
Игра закончилась! Банкроты.
Должно быть, сжульничал крупье;
Мы все – евреи-идиоты,
Срок тянем по одной статье.
Кто на кресте, кто за забором,
Кто в Богом брошенной стране,
Где каждый обречен быть вором
И жить с мечтою, но на дне.
А в небе – звезды полной мерой,
Жизнь – привилегия и честь;
И лучше делать это с верой,
И даже смысл какой-то есть!
Короче, так случилось вскоре,
В теченье повседневных дел,
Что стал Христос не нужен боле,
И всем смертельно надоел.
Попы и царь, и прокуратор
Сошлись, как водится, в цене:
Пилат (палач – администратор)
Успешно справился, вполне.
Казнили пышно и с размахом –
Распяли Бога на кресте,
Чтоб убедить евреев страхом
Держать желания в узде.
Вбивали в голову навечно -
 
Судьбу безропотно сноси,
А счастье – фокус быстротечный.
Не верь, не бойся, не проси!