Продолжение пятого сосуда

Днём папа пошел на работу и мама куда-то ушла, Марика осталась в доме одна.
Не отходит от окна: что-то кому-то щебечет: сама с собой, как пташка.
Смотрела, смотрела - придумала: "Пойду." Пойду в тот мир широкий, светлый и золотой.

Обуви нет - обмотала ноги тряпками.
На голову платок так-сяк: "Пойду!"
Приловчилась, открыла двери, ступила во двор.

Как ударил свет! Как блеснул снег, как начал щипать мороз - и головка закружилась, и сердце забилось, и слёзы из глаз - так что уже ничего и не видно. Споткнулась, голыми ручёнками в снег, а он - кусать, а он колоть. Еле-еле убежала.

А в доме долго и горько плакала, дыша на покрасневшие пальчики, которые зашлись от мороза.

 Ручки отошли, нагрелась - опять к окошку. Посмотрела - и слёзы засияли в глазах самоцветами.
Всё забыла, всё простила тому обманчивому миру, тому холодному и колючему, за то, что такой светлый и широкий.

А только скрипнула дверь, Марика - навстречу маме, как пушинка, весёлая, счастливая.
 - Мама! А я ходила к братику в гости, подарков набрала!
 - А что же он подарил тебе, доченька?
 - Подарил синее платьице и поясок желтый, а пряжечка серебряная, и башмачки с красными кисточками, и рукавички тёплые, тёплые.
Удивляется мама:
 - А-а! А где же ты их дела, эти подарки? Может продала?
 - Вон, там лежат! - махнула Марика куда-то в угол, не глядя.
 - А ты покажи мне, доченька, покажи!
Марика идёт в угол, озабоченно смотрит, потом поднимает свои большие глаза, надувает губки, всплёскивает ручонками, как взрослая, удивляется.
 - Нет! Куда же всё делось? Хм... Это наверно вова украла.
Так и есть! Украла...
Грозит пальчиком на топчан:
 - Ты зачем украла моё платьице? Зачем украла?
И мама, как её эхо, за нею:
 - Зачем ты украла Марикино платье?
 - Вот я тебе!

Марика вертится по комнате, схватила у печьки ухват.
 - Вот, я тебе покажу, как воровать!
Осмелела, раскраснелась, даже ушки загорелись: толкает ухватом под топчаном, покрикивает:
 - А-ну, вылазь сюда! А-ну, вылазь!
Вова испугалась, не вылезла. Тогда Марика набралась духу и начала сама тянуть её из-под топчана ухватом. А она хитрая, увидела, что дело плохо, и сразу превратилась в грязное тряпьё, старые, зацвевшие башмаки и другие ненужные, заброшенные вещи, влажные, почти мокрые...
Фу! Какой запах!
 
Марика смеялась и радовалась и била уже, била вову ухватом и за платьице, и за башмачки, и за всё, за всё...

А ночью, когда спала, кашляла, так глубоко, как взрослая.
 - Опять она возле окна сидела! Чтоб я её больше там не видел! Слышишь? - Сердито говорит отец.
Мать молчала.
Ударили морозы. Окошко совсем замёрзло - ничего теперь не видно.
В доме от дыхания ходит пар. Холод, темнота...

(Продолжу позже, сорри)
http://www.stihi.ru/2007/07/02-2191

Выражаю глубокую благодарность Татьяне (Кариатиды Сны )  за помощь в правке текста.