Пролог

 
«И кричали они:
Маму вашу так!
И бросались, кто на дот,
А кто под танк..»

Михаил Ножкин



Двадцать второе июня.
Ровно четыре часа…
Утро. Рассвет встал юный.
Дымом пропахла роса.

Кто в это мог поверить?
Киев бомбили фрицы.
В горе открылись двери,
Строгость легла на лица.

Голосом Левитана
В душах до самого дна -
Чёрного утра рана -
Словом одним – Война!

Как же? Зачем, Боже,
Тот, что всегда – иже?
Наши поля с рожью,
Пламя зачем лижет?

Сталин искал выход.
Гитлер Русь "барбароссил".
Остановить их бы,
Остановить, отбросить.

Парень лежит в поле.
Пулей сражён вражьей.
Ворон кружит вольно
Над неживой пашней.

Школьник почти – парень -
Годиков восемнадцать.
Немцы вокруг – твари.
И всюду они – наци.

В первый же день бойни.
Крови людской – море.
Прокляты, будь, войны,
Проклято, будь, горе.

Вместо ружья – лопата -
"Мосинка" – на троих.
Разве же мы - солдаты:
Так, да раз-этак их!

Их не возьмешь матом -
"Тигр" и "Фердинанд".
Уши заткнуть ватой -
Кричать на разрыв гланд.

Строй. Понурые лица.
Плен или смерть? Выбор.
Фрицы идут блицем.
Ровно, Бобруйск, Выборг.

Пленный хохол плачет.
Слёзы застили взор.
Этот уже - не мальчик -
Выжил в голодомор.

Рядом еврей шагает,
Что-то бурчит под нос.
Он ведь пока не знает -
Лагерь, печь, холокост.

Русский - Иван – Павел?
Кудри белей снега.
Машу в Рязань отправил,
С сыном двух лет Олегом.

Мимо идут колонны
Бряцает сталь траков.
И от бессилья - стоны -
Как же всё так, как же?

Двадцать второе июня.
Смерть и совсем пацаны
Сколько сожрёт их, юных,
Молох голодной войны?...