Комната...

Мне часто снится эта комната, в которую я не входила - вбегала, влетала столько раз в счастливую пору своего детства.
Радио пело, говорило... на него не обращали особо внимания - оно жило своей жизнью. На окнах - герани и фиалки, много цветов...таких сильных, тянущихся к солнцу, нигде больше не видела. И всегда на подоконнике лежал перекидной календарь с закладками на именинах. В углу под иконами- маленькие букетики вербы, перевитой бумажными цветами - на "здоровье". На шкафу, под самым потолком, сидели две старые шарнирные куклы Кати-маленькой. Я немного помню её: рыжие веснушки, звонкий задорный голос.Катя ходила уже в школу и казалась мне очень серьезной. Катю-маленькую приводила портниха Зина, строгая, некрасивая, но счастливая в замужестве дочь Кати-большой.

Помню добрые, грустные- задумчивые Алины глаза. Мы всегда сидели рядом и шили. Я часто запутывала нитку, и Аля откладывала свое шитье, чтобы помочь мне. Еще я любила смотреть, как Аля распускает у зеркала свои густые, черные с проседью волосы... словно большая птица взмахивала крыльями. Аля, в джинсах и красивых вязаных кофточках,всегда казалась мне моложе своих лет. Старшая дочь, она словно была частью мамы - Кати- большой, а для меня - няни Кати. Два года я фактически жила в их доме. Мы дружили семьями.
Помню, сначала няня Катя мне не понравилась. Она пришла рано утром к нам домой и принесла две вещи, которые меня жутко заинтересовали: черный кожаный очешник и маленькую книжку. Книжка эта называлась Псалтырь. Пролистала под столом украдкой: картинок там не было, и я положила её обратно. Няня Катя была другого мнения. Она читала её каждый день, подолгу, устремляя взгляд в одну точку и тихо что-то нашептывая... Потом, в доме у няни Кати, я нашла массу других интересных вещей и скоро перестала отвлекать старушку, когда она читала свои псалмы.
А когда не читала, мы играли в "грабителей" и "магазин" или мастерили что-нибудь, или просто сидели на кухне, светлой и просторной от лимонных накидушек на креслах. Самым увлекательным был поход в "спаленку", затемненную, со старинными ходиками на стене и стеклянными фигурками в серванте. В углу этой комнаты стоял сундук, а в нем были сотни, нет, тысячи всевозможных лоскутков разных цветов... и всё это богатство можно было использовать по своему усмотрению на наряды куклам и всякие затейливые штучки, какие только не приходили мне в голову.

 Больше трех своих дочерей няня Катя любила белокурого мальчика с голубыми глазами - внука Левушку. Левушка был самый добрый, самый талантливый мальчик на свете, как говаривала его бабушка. Она писала ему трогательные стихи, письма... много писем... и я заочно любила его и Веру, хрупкую женщину с такими же голубыми, как у сына глазами, и нежной улыбкой... Вера приезжала с Украины лишь однажды, без своего Левушки... и мы подружились сразу, она усаживала меня на диван и заплетала мне косы, и много-много говорила, и смеялась, и вся сияла теплым радостным светом. Сколько раз мне, взрослой, хотелось обладать даром предвидения и отвести руку Левушки - подростка, непонятого, непризнанного,когда он затягивал петлю на тонкой своей шее. Помню, что няня Катя стала носить всё черное и в одночасье сгорбилась, сникла, постарела...
Прошло пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет, столько воды утекло, а мне всё снится эта комната...