Уважение к жизни

Ты…
Прости,
если воздухом тронутый
воротом вешаюсь на руки-вешалки
баб,
обречённых конвейером города,
в шеи целую их шрамами-метками.
С каждой пройду то шаром,
то кубиком,
разочаруюсь,
расплачусь чернилами;
вновь обрасту над кухонной руганью
правильных форм стальными щетинами.

Скажут:
«Дурак,
одиночеством сгорбленный».
Крикнут:
«Любить не умеешь по правилам».
Всё это мимо,
сквозь уши помоями.
Я рассмеюсь:
«Вы брешете правдами».

Ты.
Прости их…
Собакам не ведомо,
что их любовь – числовая прогрессия,
тряпка,
мешок, набитый обетами,
в пасти подкинутый для равновесия
особей в стае,
клыков вожделением
гложущих жадно сырую любовищу.
Не знают они,
что в последнем кормлении
сыты не будут до нового сборища.

Ты, любимая,
не пререкайся
с моим безрассудным полузверением.
В этом, на первый взгляд, траурном
танце,
есть капля здравого мировоззрения.

Ты
наизусть
в финальном аккорде
помнишь лишь две последние ноты,
кляксой запачкав в искусной породе
дней остальных моих сладкие соты.
Дай в руки вожжи,
позволь не мириться
до самых последних,
до крохотных вдохов,
как раньше, стираться,
бриться,
мыться,
как раньше, не помнить,
что вдохи уж плохи.

Дай оттянуть прощальный концерт
в ближайшие лет, наверное, двадцать,
и я обещаю вовремя спеть,
себя провожая шумом оваций.
Только позволь
своей правой рукой
в главе не последней
мне расписаться,
и я клянусь последней главой –
в последних двух строчках
тобой восхищаться.