Голод

Словно загнанный зверь…
Беспомощно сверлят
сердечную мышцу
протяжные вдохи.
Просто ушла…
И теперь метят
в брюхо неба пустое
слов моих крохи.
Тупо касаясь земли бездыханной стопами,
тело не похоже на жизни плод.
Стальное лицо,
умытое небесными соками,
покорности судеб людских обглод.
Пытаюсь порвать зубами каждую рану,
надеясь на помощь потёртой молитвы.
За что меня так?
Кем утром предстану?
Безумия голодом глазницы залиты.
Истерика!
Боль!
Смех!
Да катись, всё!
Разбитая кружка.
Время цепочкой.
И снова спокойно.
Пыль опустилась.
Зрачки на обоях жрут чёрную точку.
Бескровная ночь в моём личном запасе.
Есть шанс изменить что-то в лучшую сторону.
А раньше не верилось, что будет опасен
мой путь, победами украшенный досыта.
Да бросьте!
Она не может стать последней,
строка, открывшая дверь в безразличие.
Надо просто работать.
Надо просто усерднее
выкапывать пищу
для былого обличия мыслей – рек,
переполненных водами,
мыслей – стран,
нестеснённых границами,
мыслей – огней,
ведущих поступью
в мир, не затронутый лапой традиций,
мой мир,
где нет одноглазых правителей,
где не за чем плакать, если можно смеяться,
где каждый желающий становится зрителем,
где некуда гнать и не за кем гнаться.
Она вернётся.
Я верю в спасение.
Тёплой рукой прикоснётся к молчанию,
и я в порыве былого умения
рифмами оплету вольный стан её.
Бескровная ночь в моём личном запасе.
Есть шанс изменить что-то в лучшую сторону.
А раньше не верилось, что будет опасен
мой путь, победами украшенный досыта.
А пока,
пытаясь порвать зубами каждую рану,
надеюсь на помощь потёртой молитвы.
За что меня так?
Кем утром предстану?
Безумия голодом глазницы залиты.