Скукожилась в старом болеющем теле душа

Скукожилась в старом болеющем теле душа…
И охнуть боится, поскольку, действительно, больно.
Покончить бы сразу со всем: палашом, с «калаша»,
И стать в новой жизни какой-нибудь лампой настольной.

И ярко сиять, освещая нехитрый уют:
Сукно на столе – первой трети прошедшего века,
И стопку бумаги – серьёзный, не начатый, труд,
И дальше, в углу, только краем, гитарную деку.

А днём угасать, отступая пред старым окном –
С облупленной рамой, окрашенной столь многослойно,
Что очень непросто её отворить перед сном –
Но свет пропускающим, в сущности, очень пристойно.

А ночи – пусть будут мои – до рассветной зари!
А если устану – мне лампочку просто заменят.
И только, когда за окном отключат фонари,
Хозяин уснёт – от усталости, а не от лени.

И я задремлю, обесточено, сникнув к столу
Невзрачным своим абажуром, слегка запылённым,
И люстрой пригрежусь себе на роскошном балу,
Где пары кружат – молодых и прекрасных влюблённых…
* * *