Монах

 Монах

 (поэма)

 
Прими, читатель мой, писанье,
Которым втайне дорожу.
Готов услышать нареканье,
Но таково воспоминанье...
Суровой истине служу.



 Пролог
 
Моя история о том,
Какие есть мечты на свете,
О нечестивом, о святом,
О счастье, грусти, о пустом,
О снах, желанных, на рассвете.
Один особенно хорош;
Рассказ ему я посвящаю,
Он на другие не похож,
Его с улыбкой провожаю.
Судите сами, я – поэт –
Без притязаний и амбиций;
Я не достиг ужасных лет,
Где интересов вовсе нет,
Где гнет не чувствуют традиций.
 * * *
Передо мною край надежд,
Смиренья, чести благородной...
Не для попытки он бесплодной,
Не для законченных невежд.
Достоин он любых похвал,
На грани вечности лежал;
Там все свободою дышало,
Напоминало, право, рай,
Любви там сердце трепетало,
Там слов не вымолвить: Прощай...
Как будто юности мгновенье
Встречал, бродивший, каждый раз
И полной грудью наслажденье
Вдыхал, живя, последний час.
Листва деревьев помогала
Перенести горячий жар,
Но здесь хозяин – кугуар
И от его уже оскала
Исчезнуть мог и речи дар.
 * * *
Восход заметно отличался
Непревзойденной красотой,
В нем ангел праведный купался,
На редкость, с чистою душой.
И день как девы отраженье:
Высокой, стройной, молодой,
Где каждый черпал вдохновенье,
Стремился к музе на постой.

Закат невольно восхищал
Игрой живою, беспристрастной;
Так сердце греет идеал
Своей улыбкой сладострастной.
Великолепье замыкала
Ночная прелесть тишины...
Природа явно отдыхала
Своей, не чувствуя, вины.
Там торжество великих дум
Стыдило глупые сомненья,
Там пробуждался спящий ум,
Там Гений жаждал утвержденья!
Та красота сгубила многих...
Доступна разве что молве,
Луне, небесной синеве;
Цветет она не для убогих.
 * * *
Попавший в те места, бывало,
В священный верил ритуал,
Ему чего-то не хватало...
Быть может, истины начало
Умом невольно познавал?
За ним как будто бы следили,
Не отпуская, ни на шаг;
Там жертву ищет, говорили
И днем и ночью сильный враг.
Творилось нечто да такое,
Что страшно даже описать!
Не находил уже в покое,
Ту, прежде божью благодать.

Бунтарь особенно опасен,
Когда из крайности одной
Переметнется он к другой…
Туманен взор его, неясен.
 * * *

Он шел вперед, пути не зная,
Себя нисколько не щадил,
Но над опасностью шутил
В блаженстве дивном, утопая.
Казался с виду отрешенным,
Дав благочестию обет,
Духовно твердо убежденным
В грядущем шествии побед.
То, странно, вдруг преображался,
Дыша прерывисто, хрипя,
То над решением, корпя,
Чего-то искренне пугался.
Надежда в скорби утопала,
Лишая разума на миг;
Где безмятежный добрый лик?
Где то, что мило забавляло?

Там вызывали слезы, дали…
Есть от чего душе болеть!
Увы, им здесь не предсказали
Спокойно в счастье умереть.
Бояться надо озаренья:
Его бесшумные шаги
Как черной магии круги
С душой не ищут примиренья.
Мечта заветная для многих
Реализуется во снах,
В обмане сладком, на пирах...
Там не ищите правил строгих!
Такие чувства навевали
Края таинственные те;
На случай, вряд ли уповали,
Бросая вызов пустоте.
 * * *
Среди высоких южных гор
Сей монастырь, в тиши таился,
Он не давал душе простор,
Но взор чужой к нему стремился.
Там жизнь на шалости скупая
Тиха, бесцветна и бледна,
(Для атеиста – холодна),
Ее клянет, не понимая.
Он придавал упадшим силы,
Поил священною водой,
О том поведали могилы,
(Надгробий надписи унылы);
Им доверяет разум мой.
То было чудо из чудес,
То воплощение Афины,
А к ней особый интерес –
На то серьезные причины!
Широкой каменной стеною
От искушений огражден;
Мораль крепчала – убежден,
Затмив греховное собою.
Был не забыт, по счастью, Богом,
Храним от зависти людской,
Давно к святым его порогам
Тянулся страждущий душой.

Нередко в буйных головах
Идеи мечутся шальные,
Они порой наводят страх
Своим свечением в глазах,
(Так часто выглядят... больные)
Присуще каждому сомненье;
Не всем дано познать покой;
Дарил он щедро отрешенье
Красе, потворствуя, земной.

По слухам, скажем, достоверным
Почет и славу заслужил,
Дух справедливости царил,
Не место, там, поступкам скверным.
Однообразной, монотонной
Та жизнь монахов не была,
Она, на гибель обреченной
Среди неверующих слыла.
Врата дубовые в металле
Изображали путь Христа...
Душе покоя не давали
На них кровавые места.
Мираж тернового венца
Как призрак грозный наказанья,
Изведав силу покаянья,
Держал в покорности сердца.

Пророки, впрочем, терпеливо
Своих монахов берегли,
Как пастухи овец ревниво
С любовью нежною пасли.
В себе соблазны подавляя,
(Во вред мирские словеса!)
Плоть беспощадно усмиряя,
Бросали взор на небеса.
Им представлялось сновиденье:
Они в кругу своих друзей,
А Бог дарует всем прощенье
И счастье льется как ручей.
Молитвы вовсе заслоняли
Собою к жизни интерес,
Влеченье к женщинам скрывали,
Все ж, одного коснулся бес.
 * * *
Монах, тем бесом совращенный,
Того не ведал, что творил,
Но по упрямству, убежденный,
Считал, что праведностью жил.
Ложился он с заходом солнца,
Изведал тяготы труда,
Сидел часами у оконца
Приливы, чувствуя, стыда.
Беда еще не миновала,
Винил во всем грядущий день...
Едва лишь только рассветало
Бродил по келье словно тень.
Губил себя в плену сомненья,
Надеждой душу согревал,
Приятны, стали наважденья,
Хотя умело их скрывал.

Какие видел он картины?
Быть может, дальние края?
Иные зреют для чужбины,
Для изнуряющей кручины…
Здесь уточнять не стану я.
Хочу напомнить о морали,
Хочу сказать: Все это сон!
О, нет конца моей печали...
Я сам немало удивлен.

В нем измененья зарождались,
Но их никак не замечал,
Их повсеместно опасались –
О том молящийся слыхал.
 * * *

Шли тихо годы заточенья.
Где опыт жизненный его?
Всю глубину опустошенья
Он не изведал оттого.
А долга бремя заставляло:
Иконы, четки перед ним...
Бесследно время исчезало,
Все было здесь ему чужим.

Не стану клясться головой,
Помог ли в том обычный случай?
Рассказ, читатель, слушай мой,
Себя догадками не мучай.

Так вот, несчастного, она
(Стрела лукавого Амура)
Лишила ангельского сна;
Напомню, кстати, времена,
Когда прекрасная Лаура
Цвела в петрарковских стихах,
Ее взываю к жизни прах...
Я говорю ее словами,
Она преследует меня,
Целует жаркими устами...
Но перейду, пожалуй, я
К своей истории начальной,
(Назвать ее нельзя банальной),
На то достаточно причин;
На их уже перечисленье
Потрачу вечер не один,
(Среди чудесных, старых вин);
Во мне искать ли самомненье?
 * * *
Монах естественней казался,
В ее отсутствие грустил,
Невольно чувствам предавался,
Боюсь сказать, что... полюбил.
От жизни то ли он устал?
Иль жертвой стал воображенья?
Но только Бог чего-то ждал,
Чтоб суть рассеять заблужденья.

Любой я против клеветы;
Насмешки могут быть живые...
Но там, где водятся плуты,
Обычно, боли головные.

Слепец прозреет постепенно...
С него покров сняла она,
Стал понимать, что жизнь бесценна
И, что печально, лишь одна!
В своей наивности, скорей,
Он обнажал черты героя
В себе, не чувствуя, изгоя
До наступленья тяжких дней.
 * * *

Под впечатлением виденья
В ночи он часто бормотал,
Ловил часы уединенья,
Дрожа всем телом от сближенья,
Но перед ним не отступал.
Сурово море бытия!
Оно несет погибель многим
И он пошел путем пологим
Надеждой светлою, живя.
Не отвергая все земное,
Заблудший, тешился мечтой,
Иначе небо голубое
Он представлял над головой.
Еще одно, увы, несчастье
Он мимоходом приобщил:
D`Anjou будило в нем пристрастье;
(Черту стыда переступил.)



Вино бодрило, расслабляло
(Родник целительный, живой...)
Держало крепкою рукой
И от себя не отпускало.
В нем зарождался дух гурмана,
Стремился к тайне женской он...
Играя часто роль султана,
(Он содержанье знал Корана),
Не рассуждал как Цицерон,
Он не испытывал тревоги
За вольнодумие свое,
Ему привиделись чертоги,
Где обитали полубоги
В бесценном образе ее.
 * * *
Свою судьбу, ища впотьмах,
(Его завидую я силе),
Преображаясь на глазах,
(Увы, не только на словах),
Не думал вовсе о могиле.
Так, становясь все больше другом
Веселья, женщин и вина
Его порочным стала кругом
Ночных фантазий глубина.

Под кружевами сарафана
От счастья птицею порхал
С улыбкой хитрой донжуана,
Но голос разума молчал.
В таком, известно, состоянье
Грехов уже не перечесть...
Я ж перейду на одеянье
Его, оставив, скромно честь.
 * * *
Свободно пояс обвивался
Вокруг монашеских одежд,
Узлами, правда, прерывался
На случай радужных надежд.
Гордился обувью своею,
Была удобной и простой,
На шее крестик золотой;
К нему я, словом, тяготею!

Я не заметил у него
Привычек хитрых шарлатана,
Он не обидел никого;
Искал совета одного
У безобидного обмана.
Но мог, кому доверить он
Свои душевные сомненья?
Идущим к богу на поклон
Под колокольный долгий звон
Во имя самоотреченья?
Образовалась пустота,
Ее заполнила природа.
У зова сердца неспроста
Краснеет даже красота
Под сенью звездной небосвода.

Его тянули приключенья,
От монотонности страдал,
Великих строк нравоученья,
Как раньше, с жаром, не читал.

Есть искушения – они –
Сродни затмения светила:
Погаснут разума огни,
Не восхищают больше дни,
Грядет ночей бессонных сила!
Я слышу будто разговор,
Предвидя суть плохих событий;
Я на пороге тех открытий,
Где неуместен вовсе спор.
Для злобы двери отворились
(Ее известны всем плоды...)
Тут даже ангелы взмолились,
Шептались, суетно крестились
В свои, не веруя, труды.
 * * *
Палач над жертвою глумился,
Ночами плоть его казнил;
Однажды, девою явился
И тихо с ним заговорил:

 Сатана

Сними с себя предубежденья,
Любуйся женской красотой,
Не жди напрасно приглашенья;
В крови у жизни молодой
Необъяснимые влеченья.
Ты только, слышишь, не теряйся,
Ей можно голову вскружить,
Галантно с нею обращайся
Да не забудь, при том, шутить.
(Я говорю о незабвенной...)
Совет тебе по праву мой
И ты познаешь суть Вселенной;
Спеши, не думая, за мной!
Глоток пленительной свободы!
Во имя женской красоты
На гибель шли, смеясь, народы...
Восторг понять не в силах ты!
А ноги стройные! А кожа!
Есть и достойнее места...
Забвенье свадебного ложа...
Твоя, не это ли мечта?
О тех местах же непристойных
Скажу, возможно, невпопад:
Они часты в речах запойных,
По ним страдают: стар и млад;
Туда спешит умалишенный,
Задетый музою поэт
И даже клирик отрешенный,
Дававший святости обет.
Запретный плод отведай смело!
Веселья жаждет и она;
Насмешек время пролетело
И летаргического сна!
Не будешь ты разочарован,
Желают страсти одного...
Кто лишь настойчив да раскован
Скорей добьется своего!
Меня порой обида гложет,
Я говорю с тобой как брат;
Ужели душу не тревожит
Сей вожделенья, полный, взгляд?!
Далек от зависти и я,
Предай анафеме святыни!
Они – для суетной гордыни
И для холодного огня.
Так потерпи, еще немного...
Тебе совет поможет мой...
В ней только кажется все строго,
По нраву ей характер твой.

Смущенье ложное всегда
Лишает чувства наслаждений;
Я ошибаюсь иногда,
Но здесь увидел без труда
Взаимность чистых устремлений!
 * * *
Свежа, полна очарованья!
Бывает взбалмошной. Постой!
В ней также плещутся желанья
Прозрачной, чистою волной.
Ты, кстати, вправе усомниться,
Тут речь без пафоса – ясна;
Мой друг, ты должен, распрямиться!
Привычка старая вредна.
В любой момент она согреет,
Хотя любовь и губит быт;
Закон суровый не забыт,
Пред ним, аж, истина немеет.

Не обращайся с ней лениво,
Не спорь впустую, горячо,
Не будь заносчив; горделиво
Глядеть не смей через плечо!

Не бойся божьей тени грозной…
Еще внимания, чуть-чуть:
В ее проникни молча суть
Своей игрою виртуозной.
Встречал я легкие отказы...
Они, для женщины – бальзам!
То их веселые проказы;
Не верь, прошу тебя, слезам!
Спешить не стоит без причины;
Смотри и впредь не оплошай!
Пишу реальные картины;
Не делай только глупой мины,
Я помогу – не унывай!
Когда она в порыве страсти
Тебя прижмет к себе рукой –
О козырной же вспомни масти...
Лиши невинности святой!
У плоти есть свои границы,
О том написано давно.
Марать не стану я страницы,
Мне не по нраву небылицы,
В них верить, попросту, смешно!
Бывает так, по неуменью,
(Скажу без ложного стыда),
Но полно – это ли беда?
Не предавай себя сомненью.
Порыв любви ослабевает,
Минуты счастья позади,
А дева просит, умоляет:

 Дева

Еще немного, подожди!!!
Во мне горячие желанья,
Могу в объятьях задушить...

 Сатана

И только вздохом назиданья
Твои напрасные старанья
Готова искренне простить;
Здесь ничего не изменить.

Так часто, в молодости ранней,
Ошибок жаждет дерзкий ум,
Забав беспечных в радость шум,
(Его присутствие желанней),
Там нет следа глубоких дум.
Открою тайну: лишь терпенье,
Обилье ласки и тепла
Лишает зависти и зла,
(Я опускаю здесь сравненье.)
Когда на ясном небосводе
Еще красуется луна,
Слова как птицы на свободе,
(Я умолчу о переводе);
Желает втайне, их, она!

Благодари за откровенье;
Я говорю полушутя...
Мое не хуже просвещенье;
То было бога упущенье;
Ты как наивное дитя!
Твое печалит лепетанье,
Мое надежнее плечо;
Так приложи свое старанье,
Возьмись за дело горячо!
И хоть не знаешь толком брода,
Ты ж не бесчувственный чурбан?!
Того ли требует природа?
К чему затеял балаган?
Вниманья женщина желает,
Монеты звонкой иногда;
Не бойся Страшного суда,
Пусть он тебя не занимает.
Забрось скорей свое ученье,
Забудь, что Бог предначертал;
К чему духовное мученье?
Ужель еще ты не устал?!
У жизни есть черта иная...
Ее обходишь стороной –
Твоя же – горькая, сухая
Как разговор... с глухонемой.

Ход рассужденья моего
Доступен каждому, понятен,
Он в меру должен быть занятен,
Хвала звучала для него.
На обещания пустые
Не трачу время – никогда!
Пути мне ведомы простые,
По ним идут толпой живые,
Причем, без всякого труда.
Одних окутаю молвой,
Другим глаза открою шире;
Я им понятия о мире
Толкую с ясной головой!
И ты, не сразу, постепенно
Поймешь, что истина одна,
Себя почувствуешь блаженно,
На то ведь я и... Сатана!

Нам никогда, мой друг, не поздно
Азы науки познавать!
Глядеть не стоит одиозно...
Когда-то нужно начинать?!
На жертву я пойти готов
Во имя дружбы, но не славы,
Избавлю душу от оков,
Я воздержусь от крепких слов
Над злом, не требуя, расправы.
Тебя в обиде не оставлю,
Ведь в людях лучшее ищу,
Я подвиг твой в веках прославлю...
Охотно позже навещу.
 * * *
Монах в лице переменился,
От страха выпучил глаза,
В четвертый раз перекрестился
Да в спешке спутал образа.
Его кидало в жар и в холод...
В поту, несчастного, чело;
Хотя и был он очень молод,
Но смерть искала только повод,
Найдя, считала – повезло!
И даже шорохи ночные
(Игра невинная мышей),
Натужный скрип к тому ж дверей –
Все слышал будто бы – впервые.
Замечу, кстати, с этих пор
Ему не слал бы я упреков;
Меня избавьте от намеков...
Итак, продолжу разговор.
 * * *
Теперь и в келье страшно стало,
Тепло не радовало дня,
Судьбу неистово браня,
Все чаще выглядел устало.
Он заключал в свои объятья
Любовь, надежду и мечту...
В душе заполнить пустоту
Желал минутой сладострастья
И утешал себя в рыданье,
Пришлось не раз слезу глотать...
Нередко мысли о венчанье
Им стали, уж, овладевать.

Зашел он слишком далеко,
Не понимая, суть последствий;
Я назову причину бедствий –
Мне сделать это нелегко.
Терзаясь жаждой покаянья,
Старался боль в груди сдержать,
В минуты полного отчаянья
В нем кровь текла как будто... вспять!
Грешил, вины не сознавая,
И на глазах, увы, худел,
Псалмы, все реже повторяя...
И плохо спал и хуже ел.

Открыл знакомую страницу...
Но сердцу было все равно;
Что видел он? свою темницу,
Где жить до смерти суждено.

Немало знал и я людей,
Живущих странною судьбою,
Где прав безжалостный злодей,
Он, для неправедных путей,
Спешу заверить, с прямотою.
 * * *
Та дева, чувства обнажая,
Была наполнена тоской;
Улыбкой доброй поражая,
Влекла как эхо за собой.
Ей только крыльев не хватало,
В ней все божественно цвело...
Итак, его очаровала.
Стыдливость томная бросала
Тень любопытства на чело.
Спешил, безумный, к ней навстречу,
Но странность горькая уже
(Я без иронии замечу)
Свой след оставила в душе.
Пытался вспомнить, временами,
Как в детстве мать его звала,
Но только, знайте, между нами,
В нем страсть единственно жила.
Она же – страсть – его питала
Мужчину, пробуждая в нем,
Приятно тело возбуждала,
Стояла часто на своем.

В подобных случаях совет
Необходим, без промедленья!
Уже достаточно примет,
На них пролить желаю свет;
Мне дорога свобода мненья!

К нему она, в ночи являясь,
Час, приближая роковой,
Ласкала нежною рукой...
Он, в женских прелестях купаясь,
Священный долг не помнил свой.
Во время отдыха, смиренно,
Переступал, страшась, порог,
Все мысли путались мгновенно,
Сосредоточиться не мог.
И будто пулею сраженный
Валился грузно на постель;
Понять не трудно – искушенный –
Не разводил бы канитель.


 * * *

Была обитель, мой читатель,
Как цвет невинности мила,
Но в горе, бедствуя, вздыхатель,
Не находил себе угла.
Пора, пожалуй, мне представить
Уже по имени его;
Оно способно позабавить
Меня не только одного.
То имя было очень скучным,
Не на устах у добрых фей,
Немузыкальным, ненаучным,
Звучало просто – Тимофей!
Так, в четырех стенах блуждая,
Держа молитвенник в руках,
Бесстыдно, муторно зевая,
Глаза от скуки закрывая,
Все чаще думал о грехах.

Вот Богу видно надоело,
К нему явился он во сне
И молвил так:

 Бог

 Возьмись за дело!
Мое терпенье перезрело,
Ты с Сатаною – наравне!
Я вижу страшное начало,
Ведь то безумия налет...
Тебе хлопот не доставало?
Иуда ты, Искариот!


И вот, похоже, убежденья
Пришли на помощь в самый раз,
Его молитвенного бденья
Хватало... только лишь на час.
Он снова к Богу, с искупленьем:

 Монах

Терзаюсь тем, что сотворил,
Терзаюсь даже наслажденьем
Да тем, что клятву преступил!
Не сплю давно уже ночами,
Меня преследует обман,
Чужими брежу я словами,
Я ослеплен ее дарами…
С моих очей сними туман!
Дай срок, прошу тебя, мой Боже,
Мне раны сердца залечить!
Так будь же, будь со мной построже...
Доколе слезы должен лить?!
Доколе в келье сиротою
Я должен совестью страдать
И измываться над собою
И в мыслях дальше согрешать?
 * * *
Господь узрел: его сомненье,
Всепоглощающую страсть,
Болезни страшное теченье
И, ту, губительную власть.
Она в объятиях держала,
Сжимая в мертвое кольцо,
Уж смертью хладною дышала
В его невинное лицо.

Часы настали испытаний;
Кому неведомы они?
Мрачнее, тягостнее дни...
Ошибки ищут оправданий.
Освободиться нелегко
От заблуждений своенравных,
Тут надо мыслить широко,
Вникая в беды глубоко,
Живя законом – благонравных!
Восторги прежние вдали,
(Я говорю о божьем слове);
Его надежды отцвели,
Вдруг оказался на мели,
Но для соблазнов – наготове!
Он испускал ночами стоны,
Его терзали душу сны,
Где враг несет в бою уроны,
Где у гробов стенают жены,
Где шаг не сделать без вины!

Полно причудливых путей
У глуповатого героя,
На поводу он у речей...
Судьба запутанных страстей
Из жертвы делает изгоя.

Переживания мои
Не удержать, пожалуй, втайне,
Я озабочен ими крайне...
Во имя нравственной любви!
Даю вам кельи описанье
Свое, используя, старанье;
Настало время. А теперь,
Приотворю тихонько дверь.
 * * *
Там простотою все дышало:
Из двух досок в углу кровать,
На ней льняное одеяло
И рядом столик, чтоб писать.
У изголовья крест, икона
Да обгорелая свеча;
Земля ждала его поклона.
Судьбу нелегкую влача,
Он слушал духа наставленья,
(Урок принес покой ему)
Хвала смиренному уму!
В нем нет порыва откровенья.
Слова победу одержали
Сопротивленье подавив,
Еще сильнее убеждали,
При этом, так, предупредив:

 Дух

Порой опасно заблужденье;
Ты – для Всевышнего слуга;
За независимое мненье
(В том вижу вероотступленье)
Не пощадит и Он врага!
Но коль разгневаешь Его,
Познаешь ты стихии силу
И Он добьется своего –
Сведет изменника в могилу!
Молись за счастье вдохновенно,
Он за твоей стоит спиной...
Люби ж Творца самозабвенно
И жертвуй полностью собой.
Твое Он примет послушанье
И щедро, знай, вознаградит;
За бескорыстное старанье
В раю, быть может, поселит.
Спасет от гибели прозренье;
В тебе незрелость вижу я;
Где столь желанное терпенье
Да вера твердая твоя?
Запомни, сын, достойных мало;
Душой мне незачем кривить;
Надеюсь, время не пропало;
Старайся больше не грешить.
 * * *
Он шел дорогою широкой,
Уже уверенней шаги...
Слепого, прежние круги,
Тянули к жизни одинокой.
А дни летели с девой шумно.
Но как оковы рабства снять?
Монах считал, что неразумно
В тени возлюбленной стоять.
Без свежей вести в келье душно,
Не помогал тенистый сад;
Ему там был душевный ад!
Вести себя не мог двурушно.
И вот он в клетке, будто зверь,
И мечет гневные укоры...
За безграничные просторы
Он умереть готов, теперь!
Не жил по внутренним часам
Привычек старых, поневоле;
Стремился к чуждым берегам,
К свободно дующим ветрам
Своей, бросая, вызов доле.

У ритма жизни есть конец;
Живут, иные, без традиций;
Признаться должен, наконец,
Я не для жалобных петиций!
О равнодушии глухом
Наслышан каждый, в самом деле,
Не говорят о нем тайком,
Его нельзя сравнить со злом,
О нем известно... с колыбели.
 * * *
Меня немного побранят:
В его я чувства углубился...
Читал молитвы все подряд
Да по инерции постился.
Таким потерянным не видел
Его давно уже никто;
Себя он тоже ненавидел –
Не знал пока еще – за что?
Томился думою и взгляд
Прощальный меряя наряд,
К судьбе готовил неизбежной,
Где свет надежды безмятежной
Горел звездой на небосводе...
(То был кратчайший путь... к свободе)

Мои сравнения порой
Пересекают все границы;
Не обхожу я стороной
(Для осмеяния строкой)
Любые, кстати, небылицы.

Легко разжалобить слезами.
(Таким господь его не знал);
Любимой сердце предлагал
И под тяжелыми шагами,
Казалось, пол уже стонал.

Я часто слышал хор церковный,
Уводит он в печальный мир,
Где есть для всех один кумир,
Как привидение – бескровный.
Дрожал болезненно монах,
Но то агония страданий,
Им не владел, как прежде, страх,
Искал он новых испытаний.
Бросать не стану я укор
На чувства данные природой,
Не исключаю вовсе спор,
(Об этом дальше разговор);
Пропитан дух его – свободой!

Бежал от жизни он спокойной,
Забыв о прожитых годах,
Томился страстью непристойной
Уже не только на словах.
Освобожденье наступало
В нелегкой внутренней борьбе,
(Не в упоительной мольбе),
Таких, не долго ждет опала.
Ее трагедия ясна:
Там нет священного союза,
Там умолкает даже муза,
Там гробовая тишина.
Немеет там язык от горя,
Там сыро, холодно, темно,
Там от бессилья с Богом споря,
Лишь только плакать суждено.
Так, у библейского стиха
Искать защиты не старался
И перед тяжестью греха
Уже ничуть не содрогался.

Церковный даже ритуал,
Где духом как бы воскресал,
Он принимал за исключенье;
Его глубокое значенье
Умом раба не постигал!
Слабеет чувство там вины,
Где есть уверенность и сила,
Там объяснения скучны,
(Там происк виден Сатаны);
Не все берет с собой могила.
Творились право чудеса,
Я в них и раньше слабо верил,
Теперь сомненья голоса
Осудят вскоре небеса;
Свою я истину измерил!
Имен достаточно святых,
Их держит часто слабо память.
К чему напрасно разум маять?
Не лучше ль помнить о живых?!
 * * *
Монах упрямо, всем назло,
Не замечая в ней изъяна,
Сам излучал уже тепло,
Но ветром хитрого обмана
На скалы челн его несло.
Другим как будто в назиданье
Решил самим собою быть;
Глупцом, увы, легко прослыть;
И впрямь ужасно наказанье!
Любовь возвышенная крепла,
Ее бесстрашно защищал
И вместе с нею, как из пепла,
Он возрождался и мужал.
В такие хочется часы
Его назвать своим героем;
Фемиды праведной, весы,
Здесь не покрыты пыльным слоем.

Кому-то, может быть, смешно
(Понять легко его желанья),
Но путь пройти ему, дано...
Ведь в жизни этой все равно
По большей части... лишь страданья.
Ночь обостряла ощущенья,
Он деву страстно целовал
Себя, в те чудные мгновенья,
Отцом семейства представлял.
 * * *
О, сколько сразу перемен!
Смятенье чувств игрой опасной
Напоминает шторм измен
С его картиною ужасной.
Великолепна утра свежесть,
Роса на травах и цветах;
Неповторима тайны прелесть
С сияньем радуги в очах!
Ее он видел в помутненье,
Ей губы щедро подставлял,
Молился он в мировоззренье,
Уже на новый идеал.

Уйти от жизненных красот
При слабом разуме – несложно,
А здесь как раз, наоборот,
Был предрешен борьбы исход,
Где отступленье – невозможно!

Несла та дева расслабленья,
Она умела баловать;
А как же чувство наслажденья...?
Его, увы, не описать!
Воображение бессильно
Перед сиянием любви,
Оно так щедро и обильно
Пускает корни вглубь свои.
О, если б только увлеченье
Пленить неверного могло?
Теряла цель свое значенье,
Жестоко сердце Бога жгло.
Хоть бескорыстная мольба
Горела думой благородной,
Но сына блудного судьба
Всегда считалась неугодной.
Как будто кто-то солью рану
Из чувства мести посыпал,
Он слал проклятия обману
И боль, как мог, превозмогал.

На перепутье без труда
Принять решенье быстро сложно;
Где есть соблазны, там всегда
Недалеко и до... суда;
Встречать их нужно осторожно.

Любовь все глубже проникала.
А что же непреклонный дух?
С ним был он слишком долго сух,
Она его не понимала.
Я отдаю живым манерам
Дань уважения; так вот,
Как впрочем, чутким кавалерам,
Любым они угодны сферам,
Где легкий промах, уж, не в счет.
Добавлю, походя, о том
(Полушутя, полусерьезно),
Что можно выглядеть курьезно,
Коль совесть в ссоре со стыдом.

 * * *
Беспрекословно прежней вере
Монах уже не доверял,
В его надуманной химере
Ведь было все, что бес желал.
Кому неведомы забавы?
Не режет слух веселья шум;
Там нет серьезных, правда, дум,
Там нет борьбы во имя славы.
Ему же в радость было все;
Могу добавить я еще:
Шутил, открыто улыбался,
В глаза с достоинством смотрел
Как будто с долгом рассчитался
И даже, чуть, помолодел.

Я о фантазии ночей
Не выражаюсь бесталанно;
Пишу для совести своей;
Казаться стоит ли умней?
Насмешка – гостья нежеланна!

Мужская гордость восставала,
Стремясь упущенное взять,
А дева только повторяла:

 Дева

Хочу еще, еще, опять!!!

Он изливал бальзам любовный
В ее таинственную суть;
Его характер, прежде, ровный
На удивленье – хладнокровный,
Теперь, избрав желанный путь,
Готов... на Бога посягнуть.
Так продолжалось до рассвета;
И, вот, он выбился из сил...
А что до Ветхого завета –
Он оставался без ответа,
Его он редко тормошил.
 * * *
Монахи стали понемногу
Его при встрече избегать,
Но с уважением дорогу
Не перестали уступать.
Не утаить уже причуд,
У слухов есть глаза и уши,
Они не плохо всюду лгут
И хороши для долгих смут
В боях на море и на суше.
Во время чтений (не секрет)
Идут о чем-то разговоры
И даже праведный клеврет
Иначе видит божий свет;
Кому бросать на них укоры?

В такой, конечно, атмосфере
Молиться стало тяжело,
Несли служители потери,
К закату дело быстро шло.
Вздыхая, горько сожалею
О том, что так случилось все;
До осуждения ее
Я опуститься не посмею!

Напомню вам о снисхожденье:
В себе его ищите след;
Так в легком часто поведенье
Лежит начало тяжких бед.
Всегда приятно чувство меры.
Кому достанется оно?
Жаль, знатоком Великой веры
Ему уж стать не суждено.
Как Тимофей, на чудеса,
Природа, в принципе, способна...
И содрогнулись небеса;
Ей слава мира – неугодна!
Гоняя тучи, ветер злобный
Метался в поиске врага,
Он от него за два шага,
Вот случай выдался удобный.

О нем я тоже расскажу,
Не нарушая формы слога,
На стих судьбы переложу,
Не трепеща пред силой Бога.

Гроза к жестокости взывала,
Горели ближние дома,
На пепелище смерть гуляла,
Сошла, несчастная, с ума.
Перевернулась вверх ногами
С тех пор вся жизнь в монастыре;
Монахи бредили ночами
В греховной, путаясь, игре.
Средь них немало любопытных
Теряли вид достойный свой,
Поступков много незавидных,
Один из них передо мной.
 * * *
Однажды, в День Благословенья
Они собрались у дверей
И наблюдали без стесненья,
Напротив, с чувством умиленья,
Что вытворял там, Тимофей.
Там было чем себя насытить...
(Прозрел бы, кажется, слепой);
В них поселился демон злой,
Желая каждого унизить.
Глаза их, точно, вылезали
От удивленья из орбит,
Одежды друг на друге рвали...
Господь, такое, не простит!
На них он двинется в поход
С суровым словом осужденья
В счастливый, веруя, исход
Событий переломит ход;
Теперь, зачинщиков глумленья
Он призовет скорей к ответу,
Подвергнув чувства их – запрету!

Не стану в дебри углубляться,
Тень ни к чему на всех бросать,
Поступком страшным застыдятся;
Там стали многие кривляться
И хором жалобно стонать.
Стон перекрыл раскаты грома,
Распространился до небес,
Взяв на себя грехи Содома,
А управлял всем этим... бес!
Так, среди них он забавлялся,
С охотой руки потирал,
От смеха по полу катался
Да жертвы новые искал.

Каноны, строгие, морали
Не соблюдал уже никто,
Тянули, их, иные дали,
Где нет ни скорби, ни печали,
Где интересы есть зато:
Сегодня – это; завтра – то.
В успехе дерзком торжествуя,
С великой радостью губя,
О лжи с пристрастьем повествуя,
Он не жалел ни в чем себя.
Его ужасные труды
Рождали горькие плоды,



Поил он ревностью их души,
Меняя с хитростью покрой;
Их открывал для ссоры уши,
Желая зависти слепой
Придать оттенок... золотой.
 * * *
На свете есть еще примеры
Которым стоит подражать
И Бог воскликнул:

 Бог
 Лицемеры!
На вас проклятия печать!
Вы позабыли Добродетель
И силу Слова моего;
Я ваш – Отец! Я ваш – Радетель!
Ужасной пошлости свидетель;
Не пощажу я – никого!
Но тут слегка заколебался;

 Бог

Своих ли подданных губить?
Проступок нужно осудить!
Со мною Дьявол заигрался!

Явился он к монаху снова
И молвил:
 Бог

 Сын, остепенись!
Альковных похождений зова –
– Предупреждаю – сторонись!

Представь, когда один в пустыне
Ты изнываешь от жары –
Ужель прекрасной половине
Несешь сердечные дары?
Ужель тебя ласкают грезы,
Где безмятежности покой
От счастья видит только слезы?
Где вызывают смех угрозы?
Где не колдуют над судьбой?
Иль предаешься сладкой неге
Про смерть грядущую забыв?
Конечно, ветренен порыв!
И здесь о вражеском набеге
Напоминает мой призыв!
Что знаешь ты о женской сути?!
Она – стихия черных дней!
Зачем стоишь на перепутье
Своих желаний и страстей?

Слова о помощи твои
Едва слышны, не долетают...
Во имя истинной любви
Придешь в объятия мои...
Их, для покорных раскрывают.
И вот мираж – спаситель странный
Явился словно ангел вдруг,
А, ты, доселе бездыханный –
Воспрял, избавившись от мук.
Где корни истины? В смиренье!
Клянусь адамовым ребром!
При постоянном очищенье,
Под изнурительным трудом...
 * * *
Так, отчитав, он испарился,
Решив, что цель свою достиг;
Монах, казалось бы, смирился,
Но это был лишь только миг.
Все в Тимофее восставало,
Мечтал о лучшей он поре;
Уж обстановка угнетала,
Его, в родном монастыре.
Среди глубокой, темной ночи
Во сне воспитывал детей,
Взывали к помощи их очи,
Тянулись руки к ним сильней.
И, вот, у жизни полноправной
Монах урок прилежно брал
Забыв, при том, о цели главной:
Высокой, чистой, благонравной,
Которой прежде доверял.

Спасенья не было уже,
Ждать бесполезно утешенья,
Быть ни к чему настороже,
Царили в кельях вожделенья.
Молитвы быстро утомляли,
Клонило в сон буквально всех,
Уже над библией зевали
Забав, желая, да потех.

Господь бросал, но только в гневе
Продажной совести упрек;
Ах, увлеченным невдомек
Открыть свою погибель в деве!
Обряды путали подчас,
Ведь лень предстала частью быта;
Замечу с грустью, без прикрас,
Ее угроза не забыта.
Святой доселе монастырь
Напоминал уже пустырь.

Я не сужу чужих ошибок,
Свои и проще и смешней,
Они скорее для улыбок,
Для легкомысленных людей.
Кто часто слишком молчалив,
Тот непременно будет в тягость,
К тому подкралась тихо старость;
Свои страдания излив,
Она, его отравит младость.

А здесь компания друзей,
Где хмель с утра уже во взорах;
Там наступил разврат идей,
Где каждый будто дуралей;
Там одержимость в глупых спорах!

Господь опасность сознавая,
Искал пути, минуя зло,
Свой ум предельно напрягая,
Но все не так, как надо, шло.
Он предавался рассужденью:

 Бог

Что за нелепая судьба?
Учил я строгости, смиренью,
Взывал их души к примиренью,
В умах же их – одна гульба!
Как образумить мне заблудших,
Вернуть достоинство и честь?
Искоренить я должен лесть;
Позор лежит на самых лучших!
Задача, скажем, не простая...
Хотел бы их за все простить...
Где ж середина золотая?
Кого в содеянном винить?

Не спится мне, я весь в тревоге,
Но по какой пустить дороге?
Благие где лежат деянья?
Где нет причин для оправданья?
Я должен выбор дать свободный
Без принужденья и похвал,
Где покаянья капитал –
Источник жизни – благородный!
И, коль надумают – решат –
Туда наверно поспешат;
Но в чьих окажутся руках?
Меня охватывает страх.
Предвижу горе да невзгоды;
Стою на сильных я ветрах
И чую запах... непогоды.
Чинить не стану им преград,
Займусь другими я делами;
Известна суть моих наград,
Живу я там, где райский сад,
Где тоже скучно... временами.





 Эпилог

Прошли столетия – не годы,
Сия история верна,
О ней прослышаны народы;
Там необычна тишина
И к ней я слухом прикоснулся
И перенес себя туда
Легко и быстро – без труда;
В природе я не обманулся.
В плену сильнейшего волненья!
Ни сон, ни явь... в мечтах стою
И жду счастливого мгновенья,
Передо мной его виденья...
Здесь душу я открыл свою!
Но монастырь с тех пор забыт,
Звон колокольный не тревожит,
Край безмятежностью покрыт,
Бог красоту безмерно множит.
Там воцарился прочный мир,
Его чудесно возрожденье...
Будил в умах воображенье
Тот сатанинский долго пир.
Легенда, правда, утверждает,
Что ночью в келье свет горит,
Что дух монаха там блуждает
Да с девой кое-что творит...


21.06.96 – 26.06.96