Тени за спиной

 

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ

В палате кто-то задыхался,
Но спали нехристи – врачи.
Чуя смерть к дверям кот рвался
И пудель выл, как черт в ночи.
Они щетинясь голосили
Шкурой чувствуя финал.
В эту ночь Отец Василий
Богу душу отдавал.
Заунывно выл пустырь,
По кустам ветрами шарил.
В Вартемягах монастырь
В колокол ударил.
Чистой, восковой слезой
Стекала гранула к подсвечнику,
Батюшка за упокой
Отпевал сегодня грешника.

Вот, она, зараза смерть,
Вот и встреча с Богом.
Стало ясно лишь теперь,
Грешил грешник
Да не много.

Просто это наша жизнь.
А шумно или тихо
Проживешь…
Для всех: Аминь!
Не поминайте лихом.

ТЕНИ ЗА СПИНОЙ

Не на Кубе, не на Мальте,
Не в японской древней чайной,
На Грибоедова случайно
Наши тени на асфальте
Переплелись,
Пересеклись.
В воздухе лучисто чистом,
В разгоряченную погоду
Таинственным, неспешным ритмом
Кружили медленно по городу.
То расходились, то сближались
Две эти тени меж собой,
То, обнявшись, целовались,
У нас, стесняясь за спиной.
И глядели в след нам скромно
Кариатиды и Атланты,
И ассорти с начинкой рома
(Купили что у спекулянта)
Были как нельзя нам кстати
Что ели в «садике у Кати».
Под кустом густой сирени,
Где романтически мечтали,
Где нам завидовали тени,
Которых мы не замечали.



НЕ ПРИШЕЙ, НЕ ПРИСТЕГНИ

Поп свое, а черт свое,
Не любовь, двуликость.
Все у нас не то не се,
Все-то сикось-накось.
Жизнь загадками полна.
А знал бы прикуп
Жил бы в Сочи,
Но твоя душа, как ночи
Не предсказуема темна.
Все одна сплошная драма.
Ты меня уж извини,
Леди, пиковая дама –
Не пришей, не пристегни.

А может черви, может трефе ты?..
Все едино, вечный спор.
Ляпнул я не то и…
Тьфу ты…
В отношеньях перебор.


ДЕНЬ СТРЕЛЕЦКОЙ КАЗНИ

Красная рубаха,
Маска прячет взор.
В небо смотрит плаха,
Режет глаз топор.
Поверхностно глазея,
На жертву,
Вертопрах,
Оценивает шею,
Пристреливает взмах.
Рядом проповедник
С крестом, согнувшись чуть,
Кричит: «Покайся, грешник,
И с Богом…
В добрый путь»!
И вот в привычном взмахе,
Матёро бросив взор,
Взметнулась вверх рубаха,
Вниз сиганул топор.
Чернец перекрестясь
Златым крестом сияя,
Молвил: «Понеслась
Душа, по кочкам к Раю».
А где-то песня страшная
Неслась заупокойная.
Топор – рубаха красная,
Крест – сутана черная.

И помнят даже камни
Поодаль и вблизи,
Тот день стрелецкой казни,
Кровавый, на Руси.


В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

Чистенько, цивильно,
В фойе цветы и коврики,
Инструмент стерильно
Лежит,
На туалетном столике.
Мордашки, лица, рожицы
Между зеркалами,
Как меч дамоклов ножницы
Висят над волосами.
И вот они аллюром
Скачут, как по полю,
Как искры шевелюра
Рассыпалась по полу.
Запахи медовые,
Духи, флаконы, баночки,
Над головой бедовою
Колдует практиканточка.
Лицо сурово-строгое
Напряжено до грани.
Ой, чувствую не доброе.
Ой, чую, оболванит!


КЛИНОПИСЬ НА ПАРТАХ

«Кто здесь сидит, того люблю,
Кладите, в парту по рублю». -
Инкогнито, любимым дамам
На партах чиркали мы эпиграммы.

Красивый почерк Челноковой,
Автограф Таньки Селезневой,
И я корявым почерком
Подписался: Сашка Гном.

Кто-то сердце вырезал,
Стрелой его пронизывал
С монограммой «К+Ю»
И на английском айлавью.

Все пишется и множится
Клинопись, растет,
Смешная чья-то рожица-
Гоша - идиот.

Такая - рассекая,
Да ты сама такая,
Ну, погоди же, Верочка…
Зубрила, выскочка!..

В парты мы врезали
Чувства не тая,
Но нас не понимали,
Порой учителя.

Нахрапом и мастито
Мораль читали нам,
Шпаклевка, краска и мастика
Уничтожали имена.

Но только мне сдается
И чувствую порой,
Под краской сердце бьется
Пробитое стрелой.

И вновь прокручивая дубль
Воспоминаний нежной грусти.
Я б заложил не один рубль
Чтоб назад вернуть те чувства.


ГОЛОЛЕД

Слякотные лужи вод
Заморозило и вот
На асфальте гололед,
Гладенько и чисто.
Заскользил на нем народ –
Ледовые эквилибристы.

Кто-то ласточкой летит,
Кто-то кем-то уже сбит
И в две дырочки сопит
Грубо возмущаясь.
В двух шагах пацан скользит
Смехом заливаясь.

Кому слезы, кому смех,
Кому боком выйдет снег
Что таит пушистый мех
Под собой. Безобразие!
Поскользнулся, ноги вверх…
Вот оказия!

А вот у трех примерших лип,
Как запорожец глупо влип,
Внедоржник - мощный джип,
Ревет, рычит, психует,
Этот монстр, заморский тип
Словно лох буксует.

И вот так за годом год
Скользит этот хоровод,
Развлекается народ.
Просто смех!
Осторожно гололед…
Ноги вверх!


МУХОМОРЫ

Буераки, косогоры,
Грибы скромненько стоят,
Лишь пижоны-мухоморы
Выставляют свой наряд.
Конопатый макияж,
Блестки игл от хвойных лап,
Юбочки задрали аж,
Чуть ли не до самых шляп.
Но где-то Леший, где-то Лихо
Бродит, вертится кругом,
Кто-то с дуру, кто-то с психу
Пнет по морде сапогом.

Не понять, конечно, нам
Красоты той бесподобной.
Зато безмозглый наркоман
Видит шик в красе улётной.


ЯИЧНИЦА

Он мог бы быть наверно
Отменным петухом,
Но жизнь закончил скверно
Будучи яйцом.
Жизнь такая хищница
С безнравственным законом.
Зажарен был в яичнице
С луком и беконом.
Кудахтали наседки
Пока огонь скворчал,
А где-то по-соседски
Петух рассвет встречал.



БЕЗРАБОТИЦА

И чтоб душа могла трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь…
Н.Заболтский

«Достала безработица» –
Вздохнул протяжно БОМЖ.
И хочется и колется
Да проку не на грош.
Хотя душа устала
В безделье отдыхать,
Но так как папа Карло
Резона нет пахать.
Тело чтоб потело
Мышцами дрожа,
Чтоб день и ночь корпела
Натружено душа.
Искать в труде успех
И быть всегда голодным,
Ведь это ж курам на смех
Сизифов труд бесплодный.
Вы извините, братцы,
Сей труд не для меня…
И пили тунеядцы
Стаканами гремя.
Сжигая спиртом души
Грусть чтобы превозмочь…

И души их баклуши
Били день и ночь.


БЫВШИЙ КОЛХОЗ МИЛЛИОНЕР

На кого ж ты стал похож,
Сельский быт, как старый мерин,
Процветающий колхоз,
Что слыл миллионером?
Водилась живность тут и там.
И у тети Дуси
Топтались куры по дворам,
Лапчатые гуси.
Облюбовавши также место,
(Над крышами кружились),
По хозяйски, по-соседски
Аисты гнездились.
Был коровник и сарай
С коровой и телком…
Ну, а праздник Первомай
Отмечали всем селом.
Эх, гулялось весело!
Однако ж между тем
Накрыл колхозное село
Ветер перемен.
Колхозы не рентабельны
Стали на Руси.
Нет в стране хозяина.
Накось выкуси.
И колхозная страда
Отошла со временем.
Бродит в поле нищета
Старым мерином.


КИСКА

Лицо, склонив к коленям низко
(Аж от боли скулы сводятся)
Навзрыд заходится Лариска.
Это ж в коем веке, Киска,
Плачешь ты от одиночества?

Сколько было мужиков?!
Кто любил, кто лапал,
Но достойных женихов
Кот наплакал.

Нет достойной, нужной пары
Для супружеской четы,
Всё блудливые котяры
Да в мешках коты.

И чего ты только хочешь,
Гордая Лариска?
Ни фига мышей не ловишь
В этой жизни, Киска.

Самую себя изводишь
В собственной судьбе.
Независимая бродишь
Само по себе.

А сколько было мужиков
Кто бы только знал…
Да приличных женихов
Бог не дал.


НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ

По-соседски в двух шагах,
Но двух слов не свяжем.
Мы на разных этажах
С тобою проживаем.
Промелькнут порой колени
Молодой соседки,
Что уносят вверх ступени
Через лестничные клетки.
Я вздохну лишь: Э-хе-хе,
Не связав опять двух слов,
В приглушенном тихом эхе
Удаляющих шагов.
Где перекрытия бетонные
Преградой вечно нам,
Территорию влюбленную
Делят пополам.
Потому-то от тоски
Я, придя, домой,
Молча слушаю шаги,
Твои, над головой.


ДЕТДОМОВЕЦ

Коснувшись прошлого чуть-чуть
Фрагментом детства, как из комы,
Ложится тяжким весом грусть –
Напоминанье по детдому.
Проблемы старые и темы
Всплывают, кружатся, витают.
Халтурно крашеные стены
На нервную систему давят.
Металлические кружки,
Киселя разбавленного жбан,
На праздник старые игрушки
От сердобольных горожан.
Идет застольная пирушка
В лабиринтах мрачных стен.
Полуголодные желудки
И полный рот всегда проблем.
Аппетитны вроде с виду
Щи на курьих потрохах,
Но от чего растет обида,
Закомплексованности страх?
И все сильней, сильнее душат
Обстоятельства невзгод,
Искалеченные души
Невинных маленьких сирот.

Коснувшись прошлого, опять
Фрагменты детства, как из комы
В памяти уносят вспять
В не родные стены дома.


ПОЗДРАВЛЕНИЕ

Ты был когда-то мелкий шкет
И мягкотелым было тело.
Ну, а теперь другое дело!
Ты теперь почти атлет
И чувствую в расцвете лет
Ты на земле оставишь след.

В это свято верю я.
Удачи в общем Берия.
Будь сам в своей судьбе хозяин.
Твой друг
 Татарин.


ТИЛИ-ТИЛИ ТЕСТО

Где та счастливая, веселая пора
Когда романтика шагала в ногу с нами?
Где та девчонка с нашего двора,
На велосипедной кого катал я раме?

Скрипел педалями просев велосипед.
Нам на двоих с тобой хватало места,
И сверстники кричали нам во след
Ехидно: «Тили-тили тесто!..»

А мы с тобой к лугам неслись,
Лишь для того, Наташка,
Чтоб в волосах венки плелись
И погадать чтоб на ромашках.

Чтоб каждый раз из под руки
Вылетало слово нежное.
Сулили зря нам лепестки
Счастье безмятежное.

Тех дней давно в помине нет,
Года развеяны ветрами,
Мой не везет велосипед
Тебя на жесткой раме.

И не кричат уже во след:
Нам «Тили-тили тесто!..»
Дала другому ты обет
Быть его невестой.

НАРКОМАНСКИЙ РАЙ

На заброшенных участках
В человечий рост,
Для природного балласта
Конопля растет.

Дурью пахнущий сорняк
В зарослях бурьяна
Это просто ведь Клондайк,
Рай для наркомана.

В одиночку и гуртом
Сушат под навесом.
Обернется дурь потом
Глюкогенным бесом.

В провалившемся диване
Поудобней только сесть
И по жилам, в чакрах, в пране
Вспыхнет дьявольская смесь.

Ты цвети дурман-трава
В зарослях бурьяна,
Конопляная лафа
Рай для наркомана.


УСТАРЕЛА

Наносишь густо тени,
Подмазываешь веки.
Жадная до впечатлений
Идешь на дискотеку.
С двусмысленной ухмылочкой
Всё ищешь себе спонсора.
Устарела, милочка,
На покой пора.
Принцы и монархи
Они ведь люди тоже
И ищут олигархи
Тех, кто помоложе.

НЕ В ЛАДАХ С ЗАКОНОМ

Нету с кодексом лояльности.
Качает жизнь свои права
Когда поле деятельности
Заужены до воровства.
Криминальным, горьким стажем
Натерта плешь на темени.
Вора кормят только кражи,
До поры до времени.
Так и тянется рука
Где есть, чем поживиться…

Но жизнь на воле коротка
У рецидивиста.


НЕ ПО ДЖЕНТЕЛЬМЕНСКИ

Два дежурных комплемента
Есть всегда у джентльмена.
Этим вечером зачем-то
Их тебе шептал он, Лена.
Загудели страсти в теле
У солидной мисс…
Оказался же на деле
Проходимец, аферист.
И покоя нету Ленке:
Ах, зачем, зачем, зачем?
Так вот не по джентельменски
Поступил с ней «джентльмен».

ЧЕРНЫЕ РИЭЛТОРЫ

Ходят, бродят «домовые»
И высчитывают метры
На халяву, дармовые
Ищут, черные риэлторы,
Что бы где-то по квартплате
Задолжал пенсионер…
И прощай родная хата,
На сто первый километр.
А там не близких, не родни
Только дуют злые ветры,
Зато черные риэлторы
Процветают. Оборотни,
Рай построить на кости
Не получится у вас,
Берегитесь, нехристи,
Поделом всем Бог воздаст.


ОТСТАВНАЯ КОРОЛЕВА

Давит, капает на нервы,
Старит юные черты.
Старость – шах для королевы,
Королевы красоты.
В варикозных венах ножки,
И как прежде не пестрят
Супер - модные обложки
Рекламируя наряд.
Понимает вроде ум,
Здравый смысл, сознанье;
Уступить пора бы подиум
Юным дарованьям.
А так хочется быть первой,
Завораживать весь зал…

Отставная королева,
Уступите пьедестал.


ОЧАРОВАШЕЧКА

Глазами карими раскосыми
Ты завораживаешь всех,
И в глубине промозглой осени
Твой очаровывает смех,
Когда не ловкое молчание
Разрушишь шуткой в пустоте.
Ты ж как всегда душа компании
И как всегда на высоте.
Александра, Шура, Сашечка,
Остроумна и умна.
Очарова… очаровашечка,
От тебя все без ума.
И ребята тянут жребий -
Кто провожать тебя пойдет.
Кто-то будет лишний третий,
Ну, а кому-то повезет.
Аккуратно взяв под ручку
Он поведет тебя домой,
Расдосадонно подружки
Судачить будут за спиной.
Ругая фразами не сносными
За то, что ты красивей всех…
А в ответ промозглой осенью
Звучать твой будет дивный смех.
Очарова… очаровашечка,
Сколько страсти, обаяния.
Александра, Шура, Сашечка,
Ты как всегда душа компании.

НЕУЛОВИМЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

Лист за листом еженедельника
Листаю, комкаю и мну…
Дожить бы мне до понедельника,
А там по новой все начну.
Ну, а пока, покуда тянется
Календарная строка,
Не грех пожалуй и расслабиться.
Плюю на все я с высока.
Понедельник, понедельник,
Ты от меня далек сейчас
И я пиво «старый мельник»
С водкой пью, как «Русский квас»
Пьют со мной друзья и пьяницы
Жизнь бездарную кляня.
Просыпаюсь, уже пятница.
В загашнике еще два дня.
Ну, давай, гуляй, бездельники,
Похмелье коль невмоготу,
Пятьдесят два понедельника
Нам отмерено в году.
И вот так вот, понедельно,
Не уловимый день ловлю.
Жизнь начну я с понедельника!
Если только не просплю.


МГНОВЕНИЕ

Не отвести ни как мне глаз,
А ты идешь походкой плавною.
Ах, боюсь, не ровен час
Сглазишь, окаянная.
Хоть ты тресни, хоть убей
Гляжу заворожено.
Стрелянный я воробей
Да не добит еще возможно.
Раз застоявшаяся кровь
Забурлила гулко,
Под цокот тонких каблуков
В Старо-невском переулке.
Где ты сказкою промчалась
Дождливым этим днем,
А потом с толпой смешалась
Накрывшись фирменным зонтом.
И как-то сразу отпустило,
Отлегла грусть от меня,
И вокруг вновь забурлила
Проза будничного дня.


ОТРАЖЕНИЕ В ВОДЕ

Плещутся звезды в реке на плаву
И луна тоже в ней окунулась.
Словно с ног на голову
Вселенная перевернулась.
Я стою на качающем трапе,
А в блеске качающих лун
Плывет по течению шляпа,
Как в небе погасший Сатурн.

СВЯТАЯ ТРОИЦА

Там где гора с горой не сходится,
В ипостасях трех своих,
Как всегда «святая троица»
Соображает на троих.
Трижды слаженный тендем
На ветру качаясь,
Распечатанный портвейн,
Пьют,
Словно причащаясь.
Богохульствуя, греша,
В хмельной импровизации,
Раскрепощенная душа
Ищет выхода в прострации.
И Российский чтоб престиж
Не уронить, в овраге,
Споют песню, про камыш –
Довоенный шлягер.
Видно так в России водится
И нет путей иных.
Тут и там «святые троицы»
Соображают на троих.

БЕЗ КОМПРОМИССОВ

Давай расставим все акценты.
Чего темнить, чего мудрить?
Все нюансы и моменты
Полюбовно,
Можно разрешить.
Не прибегая к грубой силе
Конфликт уладим наш,
Но компромисс не в твоем стиле
И ты идешь на абордаж.
Ах, Наталия, Наталия,
Ты просто монстр и чудо-юдо.
Третий день идет баталия
Под грохот бьющейся посуды.
Поварешки, чашки, миски,
Бьется чешское стекло.
Третий день на самых близких
Вымещаешь свое зло.
Терпеть такое уж не в силе я,
Знакомству нашему не рад.
Любую Райскую идиллию
Ты превратишь в кромешный Ад.


МОЙ ПРИЯТЕЛЬ БРАКОНЬЕР

С азартом бешеным и страстью
Припал всем корпусом к веслу,
Затем закинул ловко снасти,
По ветру, в сумрачную мглу.

И, сеть, расправив крылья, ловко
Вспорхнула ввысь над головой.
Как парус треплется ветровка
С засохшей старой чешуей.

И улыбка до ушей
От удовольствия расплылась:
Я тут таких тягал лещей!
Тебе, приятель, и снилось.

Их наловил такую гору,
Удивляюсь даже сам…
И опасаясь рыбнадзора
Все глядит по сторонам.

А в глубине подводных недр
Рыба плещется играя.
Да, мой приятель браконьер,
Но я его не осуждаю.

Пусть не красиво, не этично,
Но в этом есть резон и толк,
Когда так пахнет аппетитно
Ухой, походный котелок.

МИСС ГЛУБИНКА

Ты как всегда сегодня подшофе
Ведешь с клиентом пьяный разговор,
В уютном респектабельном кафе,
Куда тебя пристроил сутенер.

Мисс Глубинка, ах блудница.
Прошу пардон. Пардон, мадам.
Не по зубам тебе столица,
Не по зубам, не по зубам.
Мисс Глубинка, мисс Глубинка,
Ты на селе была картинка,
А здесь, в столице погляди,
Таких красавиц пруд пруди.

Ты вульгарно держишь папиросу
Изображая сексуальный блуд
И приличные, похоже, «лавандосы»
Сутенеры на тебе стригут.

Мисс Глубинка, мисс Глубинка,
Ты на селе была картинка.
Ну, а здесь в большой столице,
Ты для всех Ночная Жрица.

Дым папиросы тянется, как лента
В уютном респектабельном кафе,
Где похотливого клиента
Разводят ловко на лаве.

Там где платят без вопроса
Доллары, рубли и франки
В купюрах крупных «лавандосы»
За любовь провинциалки.

Мисс Глубинка, мисс Глубинка –
Лицо помятая картинка,
Не по зубам тебе столица.
Езжай домой, Ночная Жрица.
В свой далекий дикий край,
В комсомольский, юный рай,
Где когда-то ты была
Королевою села.

ПРОКИСШАЯ ЖИЗНЬ

Все одни и те же числа
В календаре молотятся.
Осенний вечер, грусть нависла
И тоска колотится.
Нет не выхода, не смысла
К одному всё клином сводится.
Застоялась жизнь, закисла
В этой безысходности.
Ни за что и не про что
Скука докучает.
Демоны на чёрти что
Душу мне подначивают.
Лишь вечер смыслом наполняется,
А вместе с ним стакан,
Тоска с печалью растворяется,
Как в крови «агдам».

Все одни и те же числа,
Все идет одно в одно.
Коли жизнь моя прокисла
Так не кисет пусть вино.


СКАЗКА НА ПОДОКОННИКЕ

О чем-то ворковали тихо голуби,
Кот лениво на траве лежал,
Дуб на них ронял лениво желуди,
Где их мальчишка бойко собирал.
Одну к одной,
Одну к одной в коробочку
Аккуратно бережно он клал,
Круглые, пузатые бочоночки
Из травы осеней извлекал.
Чтобы дома на широком подоконнике,
Зимой, под Новый Год,
По ночам шептались тихо гномики
И всякий чудо - сказочный народ.
Воздвигались терема, дворцы и скверы
Разрывая будничные путы…
И зашагали громко гулливеры,
Засеменили тихо лилипуты.
Расплывался рот его в улыбке,
А город рос неделя за неделей.
Здесь был старик и золотая рыбка,
С беззаботным сказочным Емелей,
На курьих ножках Бабки-Ёшки сруб
Со ступою прогнившею своей…

А в окно, качаясь, глядел дуб
От сказочных шалея желудей.

ЗАКРЫТИЕ СЕЗОНА

На кого же, черти, вы похожи?
Плещетесь до посиненья губ,
Покрытые гусиной синей кожей
И не попадает зуб на зуб.

Луч холодный солнца, словно с вышки
Освещает мрачный водоем.
Заплыв прощальный делают мальчишки,
Купальный закрывая свой сезон.

Учебники в траве лежат и книжки
(Одолела школьная пора),
А они ладошки, стиснувши под мышки
Греются у жаркого костра.

И рассказывают байки с увлеченьем
(Маленькие, детские врали),
Словно пишут хором сочиненье
На тему – как лето провели.

Язык их фантастически остёр,
И оно понятно, дети и есть дети.
Постреливает сучьями костер,
Как фейерверк об уходящем лете.

Пусть дома ожидает их ремень
За дерзкую проделку эту,
Но зато они продлили один день,
Вопреки природе,
Свое лето.


УХОДЯЩЕЕ БАБЬЕ ЛЕТО

Где-то на исходе сентября
Дни дождями плакали, как дети
И листвою золотистою искря
Остывало тело в бабьем лете.
А еще немного погодя,
Мозгами, пораскинув на досуге,
От безысходности и как-то нехотя
Птицы эмигрировали к Югу.


БЮРОКРАТЫ

Преграды, преграды, преграды…
Чаепитье, обеды, обеды…
Брызжут слюной бюрократы,
Протирают штаны буквоеды.
Потеют холеные лица
Пока тянут и тянут резину.
«Трудоголикам» дать рукавицы -
Строителям вечной рутины!

ЛАЖА

Куда не глянь, сплошная лажа!
И жизнь твоя течет туда же,
Ниже канализационных труб.
Друг,
Ты то, как там оказался?
Как же так ты облажался,
Что из всех твоих друзей
Только горсточка БОМЖей?


БУТАФОРСКАЯ ДУША

Прошлое не вороши
В моей душе напрасно.
Хоть феерия твоей лжи
Она прекрасна.
Красиво выстроенный слог
Привыкший к фразам броским.
Мне даже было невдомек,
Что мой лирический цветок,
Цветком был бутафорским.

Соей красою дорожа,
Одета модно стильно…
Но бутафорская душа
Пластмассой пахнет пыльной.


ПОРТРЕТ С ДОЖДЕМ

Жизнь, так прозябая, день за днем
В подворотнях темных улиц,
Под осенним сумрачным дождем
Сидишь, на лавочке сутулясь.
И жизнь похоже на закате,
С ней бороться нету сил,
Вот и грустишь об интернате
Который в детстве был не мил.
А рядом жмется черный кот
Неудачник (так считали в детстве.)
А сегодня это тот,
Кто греет теплым своим местом.
Своим мягким животом
Твои колени трет…

Портрет, написанный дождем –
«На мокрой лавке БОМЖ и кот».

ЛЕТО ГЛАЗАМИ ПИКАССО

Лучи вечернего заката,
Как кисть художника в руках
Рисуют
Абстрактные заплаты,
В светлых летних облаках.
Словно девочка на шаре
Катит лето по земле,
В возбужденном пылком жаре
У нас, на Кудемском селе.
В золотой эмали листья,
Солнце - в небе колесо.
Так писал волшебной кистью
Полотна Пабло Пикассо.
Блуждая, странствуя по свету,
Создавая абстракционизм,
В лучах пылающего лета
Своею меркой мерил жизнь.


ЗА КРУГОМ

Куда черт занес,
Завел?
В круговой поруке,
Вроде бы по кругу бы шел
Да выпал вот из круга.
Как сорванную дверь
С несмазанных петель
Его сорвала стервь –
Жизнь,
И бросила в метель.
В бездонное пространство,
В неведомость и стынь.
В пьяном окаянстве
Он доживает жизнь.
И непонимающе,
Печально и уныло
Глядит на окружающих
Как-то тупорыло.

АЛТАЙСКИЙ МУЖИК

В.М.Шукшину

Он не любил излишний шик
И не искал душевный рай –
Исконно истинный мужик -
Алтайский край.

А Москва во всю звала
Своей красою броской.
Калина красная цвела
В душе актерской.

Но звал назад природный зов
В мужицкий быт, душа и тело,
За всех за баб, за мужиков
Душа крестьянская болела.

Не леденцы на палочках
Жизнь дает, а горечь.
Жизнь не печки лавочки…
И это знал Василь Макарыч.


В НЕДОУМЕНИИ

Твой взгляд суров и сух,
Насупилась, как мышь.
Обогати словами слух
Сломав забвенья тишь.
Не ставь на чувствах крест
Помыслом жестоким,
Руки нежный жест
Пусть даст полунамеком
Понять, что это временно
Налетела блажь.
Еще не всё потеряно,
Роман не кончен наш.

УХОДЯЩЕЕ ЛЕТО

Меняет лето цвет лица,
Всей натурой изменилось.
Стаей бабочек листва
Пёстро закружилась.

Меняя всей природы суть.
И по-гусарски щедро
Кустов выпячивая грудь
Пустила всю себя по ветру.

Весь, выплескивая жар,
Дотла сжигая кроны...

Грустил о чем-то Черный яр,
Бурлил ключами Чертов омут.


ГРУСТЬ НА ДВОИХ

Не до веселья, так же, тоже
Грущу на пару с ней,
Когда природа сбрасывает кожу
Лучезарных, летних дней.


ПРОДЮСЕРЫ СВОЕЙ СУДЬБЫ

У магазина, на штакетнике,
С тоской взирая на толпу,
Господа не броской внешности
Сидят одетые в б\у.

Как через пень колода, слово,
Мат на мате отлетал.
Реалити - блатного шоу -
Кто в жизни что-то не догнал.

Нет перспектив для перемены,
Они бездарны и глупы,
«Продюсеры» и «шоумены» -
Своей собственной судьбы.

Господа не броской внешности,
Бродяги с «Пьяного угла»,
Пьют бодягу на штакетнике
В привычном пьяном амплуа.

ПУТАНИЦА

Случайно может ваши пути встренутся
(Не предсказуем мир у нас такой).
Шепнешь подружке: Вот, она соперница...
Другая скажет: Он теперь с другой...

Эти строки для того сейчас слагаю,
Потому как всё запутано кругом.
Потому что третья, та другая...
С другим живет каким-то мужиком.

А я ушел давно уже в отшельники
Благословив за это небеса...
Пусть стреляются рогатые соперники
И соперницы царапают глаза.


ЕЩЕ НЕ ФИНАЛ

Отыграл своё давно уже, похоже.
Но жизнь ведь не театр и не кино,
Где на гвозде висит в прихожей
Ружье, и в третьем акте выстрелит оно.
По типичной режиссерской версии
Сырой и не обкатанный сюжет -
Жизнь - трагикомедия в трех действиях,
Где я скажу в финале: Туши свет!
Разойдутся не довольно люди,
Не получив желаемый эффект...

Успокойтесь, это лишь прелюдия.
В антракте приглашаю всех в буфет...


ДВАЖДЫ РАСПЯТЫЙ

Не уговаривали, не упрашивали,
А просто вбивали, втемяшивали.
Религию в сердце искореняли,
Красной звездой, как клеймом выжигали.

Заповедь Маркса, за место Матфея…
Но как же без Бога жить может Россея?
Кто предан был Богу, те затаились.
Двенадцать апостолов, тайно молились.

И тайный звенел над землей благовест,
К тайной вечере. Вот тебе крест.
И на Голгофе качнулся вновь крест.
Дважды распятый, в России воскрес.


* * *

Тестю Н.П.Заозерову.

Замкнулся круг кольцом,
Сомкнулись воды. Тьма...

А позади дед-дом,
Зона и тюрьма.
В казематных сводах
Отсчитывались числа:
Выйду на свободу…
Но и на свободе
Нет свободо-мысли.
И понималось чаще
С обидою до боли:
Хрен редьки-то не слаще,
Что воля, что неволя.
Костлявые мослы
Сжимались до бела.
Душа рвала кандалы:
Я не с их числа.
И глотала совесть
На сколько можно только
мед, а чаще деготь,
с правдой маткой горькой.
Не ложь и не предательство
Не будут жить со мной...

И при странных обстоятельствах
Он в мир ушел иной.


* * *

Смерть конечно не к лицу
Такому даже подлецу,
Что на мраморном надгробье
И то смотрит из подлобья.

* * *

У рамки старенькой, багеты,
Точат, точат короеды,
Словно бы в портрете, тот
Готовит сам себе подкоп,
Потихоньку, не спеша.
На волю просится душа,
Где просторно и светло…
Не пускает лишь стекло.


ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Была бы жизнь не так полна,
Случайно бы не встреть тебя,
Как по роману у Дюма
Однажды, двадцать лет спустя.

За той не видимой чертой
Промчалась жизнь за дюймом дюйм,
И уж не «Красною Москвой»,
Парижем пахнет твой парфюм.

Я стал другим и ты другой,
Другой волной бежит прибой,
Не так уж машешь мне рукой,
Сказав при встрече: Дорогой.

Другими стали наши думы,
Не та уж жизнь, не тот расклад,
Иной прохладой веют дюны,
Не так как двадцать лет назад.

И нашу память бередя,
Горит совсем другой закат,
Не так, как двадцать лет назад,
А так как двадцать лет спустя.

НАПОМИНАНИЕ

Тревожно втер в кустах гоношится
И мурашки бегут вдоль спины.
Толи в двери, толь в память стучится,
Толи стук, толи звон тишины.

Толь заблудшие гости хмельные
Плутают в глуши деревень?..
В гости ходят лишь так, неживые
На порог не отбросивши тень.

То поступью тихой кошачьей,
То внезапным сырым сквозняком,
Навязчивой призрачной блажью
Напоминают о чем-то былом.

И уйдут вновь на ранней заре
До третьих еще петухов,
Загнав в угол, в сырой конуре
Цепных перепуганных псов.

И припомнив вдруг боль и утрату,
Со скорбною черной тоской
Периметр холодной ограды
Посетит утром кто-то живой.

* * *

Пока гром не грянет
Мужик не перекрестится.
А кто вообще-то знает
Что и как отмеряется.

За этим может ВДРУГ
Таится суть и корень,
Что разрывает круг
Из центра выбив шкворень.

На кажущуюся глупость
Сойдет вдруг снисхождение
Когда непредсказуемость
Одарит озарением.

Быть может то и ценится,
Забыв по жизни суетность…
ВДРУГ что-то переменится,
Не сбыточное сбудется.

В ПОЕЗДЕ

Разрывает ветер встречный товарняк,
Ложка с подстаканником гремят
На купейном алюминиевом столе,
Обертка фантика прилипла на стекле.

Бессмысленно ворочаюсь, кручусь,
Напрасно, все равно уж не уснуть
И прокуренный качающийся тамбур
Со мною разделил военный прапор.

Там за компанию какой-то старикан
Бородатый анекдот подкинул нам,
Байку свежую, оставив на потом,
Он в сонный удалился свой вагон.

Немного помолчав, ушел и прапор,
Предоставив полностью мне тамбур.
Я, зябко задирая воротник
Лбом к стеклу холодному приник.

Где-то город впереди стоит незрим,
Куда дороги все мои ведут, как в Рим,
Где железнодорожные все сходятся пути,
Куда несет меня ночной локомотив.


* * *

Мимо мусорных бачков
Задрав трубой пушистый хвост,
Обыватель местных чердаков,
Сам по себе гуляет кот.

И кошечка домашняя сиамская
(Призов не сметное число)
На сироту глядит казанскую
С тоской в оконное стекло.

На нем почти, как эполеты
Бахромою шерсть висит.
Ах, до чего ж бродяга этот
До безобразия красив.

Через домашнее окошко
Она видит мир чужой,
Где к облезлой серой кошке
Дворовый клеится плейбой.


* * *

Вся наша жизнь, как парадокс
Непредсказуема. Не так ли?
То попадет вожжа под хвост,
То под ногу грабли.

БОГ ВЕЛЕЛ ДЕЛИТЬСЯ

Вся малина из Марьиной Рощи
Прописалась в кремлевских стенах.
Казнокрады, живите попроще
С народом, живя на паях.

Но в ответ депутатский засранец
(По жизни видать идиёт)
Выдвинул средний свой палец:
Перебьетесь! Пусть Бог подает.

* * *

Как не была бы сказочная
Жизнь, и радости полна.
Все равно изнаночная
Вывернется сторона.

Будь Христа учеником
И ясной мысли чист.
Все равно черновиком
Станет чистый лист.

Будь хоть трижды горяча,
И фитиль пусть будет ярок.
Раз зажженная свеча
Все равно огарок.

КОНТРАСТ

Во всем соку июль цветет,
Плющом украшены заборы,
Береза белая прядет
Листвы зеленые узоры.

Канитель, из свежих роз
Расшила куст шиповника,
Но вот бредет облезлый пес
Под бранный окрик дворника.

Его я взглядом провожу
Меняя фон и ракурс,
Помойку рядом нахожу,
Заплесневелый хаос.

Кричат блохастые коты,
БОМЖи неподалеку
И чайки гадят с высоты
Птичьего полета.

Но зеленеет вновь газон,
Цветочный запах стойкий,
А чуть правее жуткий шмон
Заброшенной помойки.

ВОРОШИЛОВСКИЙ СТРЕЛОК

Не промах видимо дедок,
Не заржавел еще курок.
На то похоже.
Как Ворошиловский стрелок
Курить стреляет у прохожих.

Да, он маху не дает,
Такой ни где не пропадет.
Его величество,
На халяву водку пьет
В больших количествах.

Ему до смерти два шага,
Но пульс пульсирует пока
Сжимает грань стакана,
В привычке жесткая рука,
Как рукоять нагана.

Здесь деду Ваню всякий знает,
Здесь деду Ване наливают
За заслуги о былом
И за глаза все называют
Ворошиловским стрелком.


ТАРАКАНИЙ ПУТЬ

Где пряники хранились и конфеты,
Кухонная утварь и стаканы,
В бабушкином стареньком буфете
Облюбовали место тараканы.

Выключатель щелк из под руки,
Брызнет яркий свет под абажуром
И врассыпную мчатся рысаки
Тараканьим, бешеным аллюром.

За плинтусные прыгая края,
Срываясь с вертикального откоса.
Но накрывала меткая струя
Их смертельной дозой дихлофоса.

Сквозь пропитанною ядами, тропою,
Как по полю минному, в бреду
Уходили рыжие изгои,
За спасительную свежую черту.

Через вентиляции, сортиры,
Через щели путанных ходов,
В антисанитарные квартиры
Пробиралось племя прусаков.

И только через многие века
Пережив гоненья и побои,
На тараканьи вырвались бега
Рыжие, усатые изгои.

МАЭСТРО РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА

Да, он пил, причем по-черному,
В кругу друзей, а чаще дома.
Подспорьем гению огромному
И вдохновению потустороннему
Служил бокал, замес-то камертона.

Он песни пел, плясал, насвистывал,
(Кровей дворянских), как мужик,
Расслабляясь, голову закидывал
И глотки вина отсчитывал
Спиртного алчущий кадык.

Стекали капли под усами,
Черт на жердочке плясал
Перед пьяными глазами,
Словно бы Иван Сусанин
В дебри музыки толкал.

Когда парнишка разудаленький
На клавиши баяна жал,
На ветхом, стареньком завалинке,
Дух заходился от «Камаринской»…
А дьяк маэстро отпевал.

В тот злополучный день, где ветры
Афиши рвали без труда.
О, знатоки российские и мэтры,
Перед гением маэстро,
Снимите шляпы, господа.


БАБКА И СТАРЫЙ КОТ

Бабка старая, он старенький,
Сад гниёт и увядает.
Она к зиме готовит валенки,
Кот сибирский на завалинке
Усы и лапы намывает.

Ветер свищет меж ветвей,
Ломит косточки к дождю:
Что, ты старый дуралей,
Намываешь мне гостей.
Никого давно не жду.

Нет ни близких, не внучат,
Отмирает древний род.
Так вот старость и влачат,
Птицы черные кричат
Да мяучит серый кот.

Гнется старая ветла,
Фикус гибнет на окне.
Бабка всех пережила,
От велико до мала
В этой проклятой войне.

Лишь порою бродят тени
Память бабки вороша,
Да притвором скрипнут сени,
То кот войдет и на колени
Прыгнет верная душа.

Печка топится и свищет
Сквозняк в трубе у потолка.
Кот мордашкой в ноги тычет,
Как «Отче наш» под нос мурлычет.
У бабки крестится рука.

ГОРОД, Я ТЕБЯ НЕ УЗНАЮ

Среди шума, уличного гвалта,
Я с тоской невольно замечаю
И с балкона грустно созерцаю
Каменные профили ландшафта.

Давным-давно уже простыл и след
От города, в котором раньше рос я.
Северодвинск, о, как же ты разросся
За каких-то двадцать с лишним лет.

Отрываясь от балконной стойки,
С друзьями выбираем путь мы.
От котлована и до Малой Кудьмы
«Небоскребами» сверкают новостройки.

Тротуары выведут на взморье
Обнажив бетонные структуры
И там всё те же каменные «дуры»,
Облицованные в кафельные шкуры.

Под асфальт закатаны все травы,
Снесены времянки, гаражи,
Лишь от прошлой жизни миражи
Отражают нам оконные оправы.

И в экскурсии, уже не видя толк
(Былого не вернуть ни на копейку)
В пятиэтажный свой уходим закуток,
На проверенную временем скамейку.


СНЕГУРКА

Торопливо и нахально,
Снуёт, толкается народ,
И на площади вокзальной
Закружил круговорот.

Он стремглав уносит вглубь
Городской вселенной.
Я лечу, как голубь
С радостью душевной.

И улыбка на лице.
Тут дивиться нечему,
По родной шагаю улице,
Не по Старо Невскому,

Как вернувшийся Низгирь,
В родимое поместье.
Вот он школьный «монастырь»-
Школа двадцать третья.

Вот знакомая скамья,
Стенка, штукатурка.
Ну, а ты-то где моя,
Милая Снегурка?

Где ты первая моя
Любовь, где твоя обитель?
Или в жаркие края
Умчалась на погибель?

Кто горячий сладкий мёд
С холодных губ испил?
Кто в холодном сердце лед
Снегурки растопил?

Несся я за тыщи миль,
Уйдя с насиженного места,
Что бы вспомнить эту быль
Из юности и детства.


АНОНИМ

С виду вроде простота,
А нутром паскуда.
Хоть и в возрасте Христа,
Да с душой Иуды.

Отведет в сторонку взгляд,
Сделав вид не винный…
И строчит на всех подряд
Борзописец анонимный.

ПОЛОСАТАЯ ЖИЗНЬ

Как не крутись, не извернись,
Хоть разбейся в доску.
По трафарету пляшет жизнь -
В контрастную полоску.

Сумрачна и серая,
Скучна до безобразия.
Черная и белая.
Никакой фантазии.

Негативный темный лист
Цветом черной ночи…
Да не куксись, пессимист,
Гляди на вещи проще.

Прагматичен ты и хмур,
От того и жизнь такая, -
Заметил как-то Балагур
Ножкою качая.

К цвету красок приглядись,
Палитра золотая.
Моя в полоску тоже жизнь,
Как радуга цветная

Ты серьезен через чур,
В том твоя ошибка.
И улыбнулся Балагур
Радужной улыбкой.

СЛОВЬИ

Сгустились краски. На поля едва
Лунный свет упал лимонным фоном,
Забытою мелодией с магнитофона
Сорвалась песня - «соловей Алябьева».

Все воздушные незримые слои
Задрожали, меняя тембр и гамму,
В живую, без фальшивой фонограммы
Ее тут же подхватили соловьи.

И ничего особенного вроде,
Соловьи поют, гитара стонет,
А душа негаданно вдруг вздрогнет
Закружившись в звездном хороводе.

Душой и сердцем невольно понимаю,
Всю прелестность природы, ее суть.
Который час пытаюсь тщетно я уснуть
Папиросу изо рта не вынимая.

ХИРОМАНТ - ШАРЛАТАН

Исходит аура, как по воде круги.
Он хиромант от пят до головы:
«Минуточку вниманья, ваши руки,
И в точности скажу тогда кто вы».

В нем пробуждается какой-то Божий дар,
Когда дотошно изучает чью-то руку,
Но не по-божески берет он гонорар
За эту хитроумную науку.

Что нужно неудачнику он знает.
Вживаясь ежедневно в свою роль,
Так умело Глобой козыряет
Под громким псевдонимом Дебароль.

Умело он выискивает тех,
У кого душа, как зуб болит.
Любовь до гроба и бешеный успех
За сумму баснословную сулит.

Возьмите на удачу талисман
И клочок магической одежды.
Грамотно торгует шарлатан
Людям, потерявшую надежду.

МЕДНЫЙ ГРОШ

Проблемы чешутся, как зуд,
В страданьях морщится лицо.
Судьба пробует на зуб
Мое нутро и естество.

Ну, а я ядрена вошь,
Стучусь во все инстанции
И качусь, как медный грош
В периоды инфляции.

Выплываю странным чудом,
Выживаю всякий раз,
Хоть судьба кидает юзом,
А то и просто мордой в грязь.

Хоть не стою не шиша
И грош на два не делится,
Но куда вы без гроша,
Дорогие денетесь?


ТЕНЬ ЗА ОКНОМ

Колода карт на скатерти,
Пасьянс и четное число.
Да плюнь на все и разгляди
Сквозь мутное стекло.

Там каждый вечер, каждый день
Вздыхая, прячет лик
Чья-то призрачная тень,
В тени дрожащих лип.

Среди берез, среди осин
Надежду затая,
Не чопорный капризный принц,
А преданность твоя.


ТАЛАГИ

Друзьям детства

Половицы ли рассохлись или лаги?
Под сапогом казенным пол скрипит.
Зона малолетняя Талаги
Где-то под Архангельском стоит.

Полутускло брызжет освещение,
Не по-детски выделена пайка.
Тюремные привычки и крещение
Проходили в стеганых фуфайках.

Со сломанной, озлобленною психикой,
Внешне оставаясь пацанами,
С уголовной лексикой и мимикой
На мир взирали взрослыми глазами.

Здесь пришло их первое взросление,
Под окрики, под палку, под кулак,
И дальше для дальнейшего растления
Этапом уходили на «взросляк».

Только лишь остался на бумаге,
Штемпеля неизгладимый след.
Выданный конторою Талаги.
Число и подпись. 18 лет.


АКВАРИУМ

Это что за водоем?
В нем, как в горнице светло.
Рыба плещется хвостом,
Как рыбак веслом.

Это сказка или сон
Мой рассудок кружит?
В камуфляже жирный сом
Брюхом дно утюжит.

И на грот, забравшись важно
Лижет ил улитка,
Словно кит плывет вальяжно
Золотая рыбка.

Жизнь текла бы без забот
В подводном тихом мире
Да мешает жить прохвост
Петушок задира.

Вот разбойник, супостат!
Раздует жабры, чуть ссутулится,
И, как в сказке той летят
Клочки по закоулочкам.

Расступайся, простота,
Уступай дорогу!
От головы и до хвоста
Бойцовская порода.

Петушиться петушись
И по рыбьи скалься,
Не мешай нам только жить
В тихом зазеркалье.

ГРОЗА

Вечер угрюмый несет облака,
На сердце ложится печаль и тоска
И сам я до чёртиков злой.
Ушла ты поспешно, ушла налегке,
Зонтик забытый висит на крючке,
А в небе уж пахнет грозой.

Первые капли прошлись по стеклу,
Вспыхнула молния в дальнем углу
И опять рикошетом по раме.
Капли на стеклах, на щечках слеза,
Грохнула залпом повторно гроза,
Но уже между нами.

Кара небесная, небесная сила,
Как ствол вековой пополам раздвоила
И где-то застряла в сучке.
Глумились, сверкали, гремели раскаты
Ты безнадежно исчезла куда-то,
Лишь зонтик висит на крючке.

Вечер холодный, вечер весенний
Было дурное у нас настроение…


СОБАЧИЙ ВАЛЬС

Я пригласить хотел на танец вас.
Вы поднялись гордо, прошли мимо,
Открыли крышку пианино
И проиграли мне собачий вальс.

Оказавшись в обществе отверженных,
Себя я успокоил: «не жалей,
У нее таких, похоже, кобелей,
Как собак не резаных».

Что возьмешь, с такой спесивой псины?
И все-таки немного было жаль,
И по нервам бил собачий вальс
На расстроенном, потертом пианино.


ВСТРЕЧА С БЕЛЫМ МОРЕМ

Мы с тобой вроде небыли в ссоре
И не кичился спесиво прибой.
Но сколько лет, сколько, Белое море,
Мы не общались с тобой?

Ветер слезы соленые сушит,
Трепетно сосны на дюнах шумят.
От тебя уходил я по суши
И по суши вернулся назад.

От чего же ты разволновалось?
И у меня подкатил к горлу ком.
Как ни как все же мы повстречались
На своем берегу, не на том.

В небе чайка кричит зазывая,
И радостно плещет прибой.
Я одежду с себя скидываю
Что бы крепче обняться с тобой.

Буду радостно долго плескаться,
Волны, с ветром ловя на бегу,
И когда ни будь, Бог, может статься
Встретимся на другом берегу.

А над синью всего горизонта,
В дымке сверкающих вод
Идет, как за линию фронта
Моей детской мечты пароход.


СОДОМ И ГОМОРРА

Жизнь годы мои глупо тратила,
Равнодушно живя с холодком.
И однажды меня угораздило
В этот проклятый всеми Содом.

Там, как масло на хлеб водку мазали
И наполнен всегда был стакан.
Юродствовали, партизанили
Тараканы по пыльным столам.

Днем и ночью всегда посиделки,
С горькой водкой, травой анашой.
Там такие красивые девки,
С голой грудью и голой душой.

Пела песни подружка Тамара,
Подпевали ей в такт пацаны,
На старой разбитой гитаре
Без какой-то не помню струны.

Но случались порою и ссоры
В этом пьяном заблудшем краю.
Расслаблялись тогда бузотеры
В честном кулачном бою.

Я забуду наверно не скоро
Эту пьяную брань и отвагу.
Этот Содом и Гоморру –
Пьяную в доску общагу.

НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ ПОРУЧИКИ РЖЕВСКИЕ

Был в разгаре раут светский,
Мазурку бальный зал кружил,
Но вот пришел поручик Ржевский
И всё конечно опошлил.

Веду к тому я эту тему.
При нашем-то образовании,
Солидный статус джентльмена –
Пустой лишь звук, одно название.

И респектабельные дяди
Ни чем уж нас не удивят.
При солиднейшем окладе
Сладко жрут, и сладко спят.

Они с экрана каждый вечер,
Готовы душу нам излить.
Ах, какие ведут речи!
Их устами мед бы пить.

Но весь лоск, слащавый, броский
Был подмоченным намедни.
Пришел на праздник Жириновский
И опошлил всю обедню.


* * *

Тряхнуть бы стариною. По старинке,
Но не в старом времени, теперь.
Хлебнуть для храбрости, к Маринке
Постучать в обшарпанную дверь.

Где огурцом соленным вкусно пахнет
И спиртом разбавляется вода,
Где компания веселая гужбанит
По поводу и так, без повода.

Где тебя встречают хлебом с солью -
Последнею закуской со стола.
Эх, гуляй граненое застолье,
Дай, Бог, чтоб не последняя была.

И пускай ругаются соседи,
На нас трезвую обиду затая.
Но открыла дверь солидно леди:
«Десять лет уж как в завязке я».

Извини, родная, не неволю я,
Потеря, в общем-то, скажу невелика.
Прощай пьяное, веселое застолье,
И да здравствует тверезая тоска.


МАЛЫШ И ПОЛЫНЬЯ

Расщепляет память словно клинья
Одно воспоминание, о том:
Лед голубой блестел и полынья
Чернела под Куриловским мостом.

Февральский лёд не хрупок и не тонок,
Но свершилась все-таки беда.
Пятилетний маленький мальчонок
Ручонками царапал кромку льда.

Воронье кружит, и ветры стонут,
Им тоже жалко малое дитя,
И ледяной, холодный, черный омут,
Он победил, скрипя зубами и кряхтя.

Валенки, ушанка и пальтишко
Все промокло, не снять и не отжать.
Испугался маленький мальчишка.
За одежду будет мать ругать.

И ремнем отхлещет больно батя.
Ах, наивный, если бы ты знал,
Несмышленый, маленький дитяти,
Ты ж сегодня смерть переиграл.

Горе ты оставил под мостами,
Закалил свою судьбу и душу.
Будешь черпать счастье ты горстями…

Ах, твои б слова, да богу в уши.


БАРД И ЦЕНЗОР

Ведь не шедевр, не водевиль,
Цинизма сколько здесь и дури!
Так баловство одно и вздор!
И агрессивный жесткий стиль
Подвергнут грубой был цензуре.
Критиковал суровый цензор.

Оставь поэзию, остынь,
Я натерпелся с вашим братом!
Вот здесь гляди, поёшь за жизнь,
Весь свет, ругая благим матом.

Мы не споемся, как не жаль,
Уж больно пишешь ты спесиво.
А в казино играл ансамбль
Где тенор песни пел плаксиво.

Слезой мелодию мочалил,
Но публика смеялась дурно.
Вдруг ритм сменился, замолчали,
Когда поэт нажал на струны.

И кто-то сразу загрустил,
Крупье забыл про карты,
Кто никотин, как черт смолил,
Заслышав голос барда.

И официант ронял бутыль
Рассеянно под ноги,
А агрессивный жёсткий стиль
Рвал динамик в караоке.

Он так прошелся по душе,
Жесткой рифмою в азарте,
Что зал скандировал уже:
«Гитару дайте барду»!

БЕЗ ЭМОЦИЙ

Нам чувства, эмоции чужды,
Мы не держим не зло, не обиду.
По нам похоронные службы
Отпели давно панихиду.

Военная горькая доля.
И честью своей дорожа,
Тело валилось на поле,
А вверх отлетала душа.

У последней смертельной черты
Не стало судьбы и отечества.
Только сбитые наспех кресты
Без фамилии, имени, отчества.

Да порою качает чуть-чуть
Ветер травы при свете заката,
Словно треплет остриженный чуб
Погибшего в поле солдата.

ЗАЛЕЧЬ НА ДНО

Жизнь моя была сладка.
Теперь не стоит ни гроша,
Так как спущена душа,
Под чистую с молотка.

От чего да почему
Жизнь тяжела, как понедельник
И живу, как рак отшельник.
Не доверяю ни кому.

Видно час такой настал,
Где грусть и горе за одно.
Не пора ль залечь на дно,
Чтоб ни кто не доставал.


ОСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ

Опять осенняя промозглость
Мою душу холодит.
Обостряется острее подлость,
Как больной аппендицит.

Налетом мрачным легла скука.
Ее запоем я лечу.
Как слепой щенок из будки
Слепо выход я ищу.

И, как чудак промеж трех сосен
Заплутал и не видать ни зги.
Или это просто осень
Капает мне на мозги.


СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА

Где, ты старое российское отечество,
Фамильные гербы и вензеля,
Когда гудело пьяное купечество
И в столице знатные князья.

Ловеласы, юные альфонсы,
О вас легенды ходят и досель.
Вы с французским, ломаным прононсом
Говорили девушкам: «мамзель».

Ресторации, изысканные вина,
Чаевые… чем же не житье?
А у батраков трещали спины.
Ну да видно каждому свое.

Каждому в судьбе свои картинки
И до краев отмеренный стакан.
Вот так же на охотничьей заимке
Куролесил Воронцов Степан.

Он шикануть любил в кругу своих
Да еще до девок был, зело не слаб,
И в горнице толпилась толпа горничных.
Ну, а как же мужику без баб?

Вот в таком разрезе, в таком нраве,
Погулять любил порою он,
И столичной марочной отраве
Предпочитал домашний самогон.

Перекрестившись: «Господи прости».
Из судьбы своей верёвки вил.
Кучеряво жить не запретишь.
Эх, дедуля, что бы я так жил.


ПОЗДНЯЯ РЕАКЦИЯ

В пьяном виде, идиот,
Нарвался он на апперкот
Да ногою кто-то пнул
И три зуба выплюнул.
В больничной койке, на краю
Шепелявил: «зуб даю.
Обещаю ровно год
Не возьму спиртного в рот».


РАССУЖДЕНИЕ РЕБЕНКА

Труба-то вон как высока
Курит прямо в облака.
Видно даже за версту,
А мне твердят: «не выросту.
Если буду пускать дым
То останусь маленьким».

АВТОГРАФ

Рука дрожит, волнуюсь трохи,
Чтоб поэтессе, Питерской звезде,
Автограф дать, самой Эзрохи
На личном титульном листе.

ВОР

Замок зажатый в дверной раме,
Как пес цепной, охранник,
Но где-то ходит медвежатник
С отмычкою в кармане.

Классный вор, авторитетный,
Если надо, то поверь,
Как консервы вскроет дверь, -
Гари Гудини местный.

И пусть задраены, как в танке
Все решетки, двери, шторы,
Но против вора нет запора
В швейцарском даже банке.

* * *

Чего ждать от года нынешнего,
От года петуха?
Что там у Всевышнего
Творится на верхах?

В небесной канцелярии,
В кругу Христа и Будды
Своя есть иерархия,
И есть свои Иуды.

Среди душ не тленных
Отыщется мошенник,
За тридцать-то серебряных
Продастся бессеребряник.

Не удивлюсь ни сколько,
Что среди Богов,
Давно уж пара, тройка
В секте еретиков.

Алхимия. И ртуть
Кипит в пьянящем зелье.
Небесный Млечный путь
Окутывает землю.

Нарушен центр весов,
Нас нет в небесной смете.
Мы стая гончих псов
Несемся по планете.

ИСПОВЕДЬ АФГАНЦА

Как же дальше безрукому жить,
И какие на жизнь строить виды?
Даже пулю в висок не пустить.
А душа требует суицида.

На кого же повесить вину
За страданья людские и муки?
Тот, кто выдумал эту войну,
Оборвать бы паскуднику руки!

Мы решали оружием споры,
Наплевав на мораль и на честь.
Но на их стороне были горы
И с пробитою кровлей мечеть.

Они совершали намаз
Поклоняясь святому Корану,
А мы выполняли приказ
Сжигая селенья «афгана».

Вращалась земля на оси,
И срывалось у всех на устах:
О, Христос, помоги и спаси…
Благослови на победу, Аллах…

И сегодня обидно вдвойне,
Во хмелю лишь одно утешенье.
В этой не нужной войне
Обе стороны были мишенью.

Но не тот, кто сидел на коне…

Зудит и потеет висок,
Сжимаясь, сутулятся плечи.
Нажать спусковой бы крючок,
Да вот, к сожалению нечем.


ВЛАДЫЧИЦА МОРСКАЯ

При встрече, радости, не скрою.
Но где ж твоя краса, что прежде? Я
Называл тебя владычицей морскою
Нашего морского побережья.

Тебя ласкали утренние зори,
Обдувая свежим летним бризом,
Легкий штиль стоял на Белом море,
Исполняя все твои капризы.

Волосы под цвет февральской ночи
Развивались легкою волною,
Царь Нептун и тот тебе пророчил:
«Быть тебе владычицей морскою»!

Но с возрастом приходят расставания,
Неудачи, горести, печали.
Растущие потребности, желания,
Меняют образ наш существования.

И легкий штиль, порывами тайфуна
Ломает наши образы из сказки,
Часто ждем мы громкого триумфа
Забыв о темной стороне фиаско.

Ты стремилась в высшую элиту,
Ты была на гребне, но вот жалко,
Осталось у разбитого корыта,
В полумрачной, грязной коммуналке.

Канули в былое наши игры
Перечеркнув их взрослою рукою.
Но я то помню славный остров Ягры
С юною владычицей морскою.

ДО ЛИХАЧИЛ

За рулем, как терминатор.
На пролом летит везде.
Однажды все ж эвакуатор
На своем пригрел хребте.

Ради Бога извините,
Успокойте ваши нервы.
Заплатите «тити-мити»
В деревянных, можно в евро.

* * *

Цвет металлик, джип «Чироки» -
«Пятьдесят косых зеленых».
Лежать остались на дороге
В металлических обломках.

В стороне лежит рессора,
У водителя инсульт,
И, похоже, что не скоро
Сядет сей лихач за руль.


БЕЗВЕСТИ ПРОПАВШИЙ

Ты не вернулся с похода домой,
Прошитый внезапно свинцовой иглой,
А было от силы, тебе двадцать пять,
И не хотелось совсем умирать.

В поле зеленом, внезапно упавший,
С извещеньем до дому без вести пропавший.
Душистое поле, цветов аромат
И мертвою хваткой зажат автомат.

Годы спустя, найдет тебя кто-то.
В левом кармане прострелено фото
С обильно залитой засохшею кровью,
С первой твоей и последней любовью.

Было от силы, тебе двадцать пять.
Убитая горем всё ждет тебя мать.
Все бредит надеждой, живет этим днем
У обелиска с вечным огнем.


ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Стакан, наполненный печали,
Накрыт краюхой черной хлеба,
Мы вместе праздник отмечали,
И нам салютовало небо.

Мои давно уже почили деды
На поле брани, не дойдя до дому,
А ты дожил до праздника победы,
Солдат штрафного батальона.

Ты помнишь павших, помнишь лица,
Что шли с тобой до Кёнигсберга,
И вдруг твоя душа раскисла
От вспыхнувшего фейерверка.

Наш разговор мгновенно сузило,
Ты закричал, как бывший ротный…
В тот же миг меня контузило
От лексики твоей окопной.

Ах, если б только знал ты, Сашка,
Какой был ад, ядрено матерь,
И трехпалая культяпка
Срывала праздничную скатерть.

Мы фашисткой этой, дряни,
Показали, где зимуют раки…
Я в твоей солдатской брани,
Вдруг увидал тебя в атаке.

Глаза звериные сверкали,
Как два отточенных штыка
И две начищенных медали
Сжигали лацкан пиджака.

А с ночного небосклона
Срывались праздничные залпы.
Солдат штрафного батальона,
За павших пил, поднявшись, «залпом».

ДЕЖА ВЮ

В двух пространствах будто бы живу.
И между трезвостью, и алкоголизмом,
Все чаще ощущаю дежа вю.
Сознаньем, подсознаньем, организмом.

Выбивает жизнь свою чечетку
В двух мирах и тут и там,
И мысли щелкают, как чётки
Иноверцев мусульман.

Кто же я? Да Русский я по матери,
Но кровей татарских по отцу.
С Русскою беспечностью в характере,
Но с нахрапом татарским по родству.

То, что я алкаш давно не новость,
Когда пью, не вижу в том беды,
Но, проспавшись, напускаю совесть
Со всею злостью Золотой Орды.

«Якши малайка, сволочь, перестань…» -
На разных языках себя ругаю,
И здравым смыслом выплачиваю дань,
Когда на целый месяц пить бросаю.

Который год вот так уже живу,
С раздвоенной личностью своей.
С диагнозом по жизни дежа вю -
Двух полноценно смешанных кровей.


ВЕСНА

Весна пришла, о люди грешники,
Всю зиму землю «удобряли».
Растаял снег и, как подснежники
Грехи наверх повылезали.

Бутылки, банки от консервов,
Пустые пачки от печенья.
У Земли не хватит нервов,
Чтоб вытерпеть неуваженье.

Ей снится, бедной, апокалипсис,
Вот-вот на ней поставят крест.
И птицей черною болтается
В кустах, запутавшись, пакет.

Да вульгарно, не красиво,
У всех прохожих на глазах,
Качаются презервативы
На тонких, скрюченных ветвях.

Как в помойное ведро
Весь хлам летит от населения.
У Земли взрывается нутро
Гулкими землетрясеньями.


ПЬЯНЫЙ УГОЛ

Хватит маяться дурью, дурак.
Уподобляться подобно ослу,
Чтоб утром пойти на «Пятак»,
Захмелиться на «Пьяном Углу».

Ползешь медленно, мрачною тенью
(Что дрожит пред тобой впереди),
Как резиновый мячик, давленье,
Вместе с сердцем скачет в груди.

Но вот пройдены тяжкие метры.
Кто-то рублик в подкладке нашел,
И со звоном посыпалось щедро
Все что было, все в общий котел.

Равнодушно проходит милиция
Так как с пьяницы нечего взять.
Розовеют счастливые лица.
«Раскатали» ребята ноль пять.

Маловато, опять не хватает,
А мощи уж нету терпеть,
Как на паперти мелочь сшибают:
«Выручай, друг, не дай помереть».

Кто-то тащит из дома пилу
На продажу, рулоны обоев.
Жизнь ключом бьёт на «Пьяном Углу»
У мужиков без моральных устоев.

А сколько таких «Пятаков»,
С не давней поры у нас стало?
Сколько же «Пьяных Углов»
По статистике в каждом квартале?


УЩЕРБНАЯ ЛУНА

Не здоровая вокруг тишина.
Не колыхнутся даже кусты.
Ущербная в небе луна
Да разбросанных две, три звезды.

И в распахнутой створке окна
Отразится, как тень мрачный тополь,
От цигарки мой вспыхнувший профиль.
А вокруг тишина, тишина.

Только сердце стучится в груди
Шумно, как в поле ковыль.
Лучшие годы уже позади,
А что впереди, те на убыль.

В чем же тут заключается суть?
Мудрость жизни прошу, объяснись.
Чем длиннее мой жизненный путь,
Тем короче сама моя жизнь.


СТАРИКИ

Уж не живется с огоньком,
Душой и сердцем стали стары.
И стервенеет день за днем
Супружеская пара.

Что за жизнь дурная,
Терпеть ее доколь?
Когда одна сплошная
Головная боль.

Между этими и теми
Годами, жизнь висит.
И всё пространство времени
Зажато в скудный быт.

От пенсии до пенсии
Заужен интерес,
Да нервную депрессию
Подбросит РАЙСАБЕС.

Хоть вывернись из кожи,
Все порожняком…

О, не дай мне, Боже,
Проснуться стариком.

КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ

Все его ругают за глаза,
Гонят все его в три шеи,
И потому щемящая тоска
Прижилась в душе Бессмертного Кощея.

Все его боятся, больше смерти,
Когда зловеще он гремит костьми,
Лешии, кикиморы и черти.
Черт бы их побрал бы! Черт возьми!

И в веселый праздник день Купалы
Красавица, любимая Варвара,
С дурачком Ивашкой загуляла.
Ну, а он то чем же ей не пара?

Он ревностью людскою ревновал,
За то, что нежностью людскою обделенный.
От того злодей и лютовал,
От любви своей не разделенной.

И на свою судьбу он забубённую
Который век уже не уповал.
Горести, утраты и тоску зеленую
«Зеленым змием» щедро заливал.

И неся по жизни свои мощи
С шарканьем, с дрожанием руки,
Говорил: «Вам, смертным, все же проще,
Взять и удавиться от тоски».

Ну, а мне, несчастному, наверное
Всю жизнь мешать сей горестный коктейль.
Смертушка, подлюга благоверная,
И та ушла за тридеведь земель.


КАСКАДЕР

Его расчет не на глазок.
Просчитано, как в смете.
Вся жизнь его на волосок
Висит от смерти.

И жест любой, любой шажок,
И дуновенье ветра
Просчитаны… и вот прыжок,
В точности до миллиметра.

Вот он споткнулся, и летит
Куда-то к черту вниз,
А вслед старуха - смерть глядит
Из провалившихся глазниц.

И баловень судьбы не знает,
Что смертным он неровня,
Что ставки круто вверх взлетают
В миру потустороннем.

Но мир загробный это вздор!
И смерть чтоб знала.
Жить не может каскадер
Без экстримала.

На острие отточенного риска,
Он выйдет вновь живым,
А где-то очень близко
Будет смерть ходить за ним.

И пусть глядит наискосок
Костлявая старуха.
От смерти жить на волосок…
Ну что ж, дружок, ни пуха!

СОРОКОВОЙ ДЕНЬ

Другу Альфреду

И рад услышать был бы голос
Твой,
В расцвете твоих лет.
Но жизнь, бегущая на конус
Свела тебя на нет.
Бред…
Что значит, нет?
Он покинул нас.
Как подаянье
Парочка монет
Легли на пару глаз.
Им не читать уж больше книги
И не считать в руке гроши…

Поминают забулдыги,
Собутыльника БОМЖи.

ПОПУГАЙ В КУСТАХ

Соловьи в кустах, дрозды,
Воробьишка завсегдатый.
Но, откуда взялся ты,
Блудный сын – пернатый?

Весь напыщенный и важный,
С диалектикой людской,
Монолог ведешь свой бранный
Тихо сам с собой.

Ой, вульгарно как, и скверно,
Ты по «фени» чешешь,
И зовут, как пить дать, верно,
Не иначе, Кеша.

Тут тебе не буги-буги,
Назад хочется домой.
Уютно светятся фрамуги,
Все одна к одной.

Где ты горюшка не знал,
Ел отборное зерно,
Пока дуру не свалял -
Вылетев в окно.

Потому-то от досады
Воплем режешь мрак,
Перебивая все рулады
Репликой: Дур-р-ак!