The bad milk. Или ошибка стоимостью в рукопожатие

Мысль о поездке на дачу казалась чем-то недосягаемо далёким. Имея в кармане 50 рублей вряд ли можно рассчитывать на что-либо грандиозное. Пятничное утро за компьютером, абсолютное и безоговорочное нежелание идти в институт и перспектива отправлятся на работу в субботу, а, значит, остаться на выходные в весенней, но уже по-летнему душной и жаркой Москве, делали мои мысли ровными, но не лишёнными некоторой доли разочарования.
То есть, я мог, конечно, забить невъебенный болт на работу, хотя деньги были нужны мне именно тогда позарез, и даже мог купить билет на электричку до дачи и обратно, но перспектива куковать на даче с восемью рублёвыми медяками в кармане и тремя оставшимися в пачке сигаретами, меня не доводила до оргазма.
Звонок дачных друзей, и вот я, уже оставляя институт позади, трясусь в метро, переполненном взъерошенными потными бабульками и спящими после "трудовой" ночи мужиками, обильно рыгающими, неподдающимся никакому подсчёту количеством выпитого пива.
Дверь, звонок, два рукопожатия и тёплая встреча с живущим там псом, из-за своих размеров, окраски и длинной пушистой шерсти чем-то смахивающим на белого медведя.
Друзья едут сегодня на дачу, а мне, как впрочем и собаке, остаётся только вздыхать от невозможности выехать хотя бы на пару дней из города, осточертевшего до невозможности своими суетой и гнилью.

Молоко залили в кастрюлю - малыш улыбается.

Питая надежду на субботний, но для меня рабочий день, жду аванса, от которого начальник всегда воротит нос, как от нашатырного спирта. Вообщем, остаётся некий призрачный шанс быть поздно вечером в субботу на даче, имея при этом хотя бы несколько необходимых сотен, направленных заточенным пером в печень, мозг и лёгкие.
Полтора часа промывания друзьями внутримозговой, мыслительной раны солью крупного помола, и я уже еду домой ни с чем, всасывая ехидные взгляды тех же, но уже проснувшихся с бодуном, мужиков и бабулек, уже успевших обзавестись огромными сумками и вставными зубами.

Где моё молоко? Запотевшая кастрюля уже в холодильнике - накрой её крышкой.

Что такое в конце концов дружба? Я был почти уверен, что могу дать определение этому понятию, когда вибрировал в такт электричке, где-то между Курским вокзалом и Петушками. А выйдя на платформу в Купавне, я в неё практически поверил. Всё было, вообщем-то, неплохо, если сравнить с моими предположениями: я был на даче, на кармане был кусочек на троих, на улице тепло, а в пакетах пиво.

Молоко почти замёрзло - согрей его ладонями!

Каждый раз, сидя у дачного костра, я мечтал, чтобы это длилось вечно. Каждый раз, играя одну и ту же песню, я мечтал, чтобы мне хватило слов и аккордов хотя бы до второго пришествия. Выкуривая каждый водный, я хотел, чтобы весь земной шар был покрыт только травой. Допивая за кем-нибудь последнюю бутылку пива, я надеялся, что сижу по крайней мере на целой бочке. А покупая мороженное на последнюю десятку, верил, что у меня есть счёт в швейцарском банке.
Но костры тухнут, струны рвутся, трава кончается, бутылка бьётся, выпадая из вспотевших рук, а в кармане по-прежнему звенят восемь монет, которые вряд ли меня спасут.

Руки отморожены, молоко растоплено, на лице - улыбка.

Когда люди, друзья сидят рядом с тобой, пьют из одного стакана, курят один косяк и поют с тобой в один голос, начинаешь верить в бессмертие. Нет, не в человеческое бессмертие, а в бессмертие этого момента, этой секунды, в эту любовь, которую нельзя спутать ни с чем, от взгляда которой готов умереть за сидящего рядом с тобой пьяного или укуренного в дым человека. И имя этой любви - дружба.

Молоко закипает - собирается пенка. Дети насыпают в кружки по три чайных ложечки Несквика.

Я отдавал этой ночи всего себя. Голоса пели в унисон, заставляя дым танцевать между струнами. Это был твист на мажорах или пробирающее душу танго на минорах, или, быть может, регги, когда звук согревал, как солнце, пьянил, как морской бриз, и окутывал, словно ветер, несущий свободу.
А потом, я увидел рассвет, пепел сгоревшего костра и только один силуэт у костра, единственный, кто был готов жить, пока не порвутся все струны, одна за одной. Не силуэт - человек. Силуэты ушли, не сказав ни слова, ушли, как буд-то так и надо, как буд-то нас и не существовало. Мир силуэтов был больше, чем когда бы то ни было.

Молоко сбежало. Дети плачут, пока взрослые танцуют.

Тошнило. Нет, не от выпивки - я выпил не больше двух-трёх бутылок пива, нет, не от мягкого - скурено было всего плюшек пять.
Нет, тошнило от силуэтов, и до сих пор тошнит.
Да, какое мне дело!
Сплюнул. Иду дальше.

19.05.2007 Электричка из Купавны в Москву. Утро. 6:30 - 7:30.