Ратники

Ратники

1.
Январь 1941. Москва.

Жаркий как в аду стоял Январь,
И рыдал буран в крови по горло,
Хриплый ветер превращался в гарь.
Гибель крылья темные простерла
В этот час над раненной Москвой.
Снег страшней сверкал от черной корки,
А юнцов отряд полуживой
Ждал врага на маленьком пригорке.
Троица испуганных людей,
Чьи окаменели руки-ноги,
Чтобы стало злее и теплей
Перед боем спорили о Боге:
- Нет Его, а если бы он был,
Мы б гостей не ждали под Москвою,
Здесь стоял бы, други, крепкий тыл,
Я за это, братцы, головою
Отвечаю, пусть лютует Ганс,
Говорю уверенно и строго:
Я у немцев видел: - Gott mit uns
Вот они – собаки, верят в Бога.
- Что за чушь городишь, Михаил?!
У моих родителей в деревне
Образ в хате, а при чем здесь тыл?
Образ, говорят, святой и древний.
Он меня от смерти в детстве спас,
А отец мой старый и крещенный
Шел на битву за рабочий класс,
А на шее – крестик освещенный.
Темен жребий наш и враг жесток.
Слышу смерти грозные разрывы.
Только ты не смейся: - с нами Бог!
Помните о том, покуда живы!
Я ведь тоже, братец мой, не трус,
Только что бы вы ни говорили,
Я вот, если выживу, - крещусь,
Чтобы совесть не забыть в могиле. –
Так другой товарищ говорил,
И под злой улыбкой Михаила
Пуще спора разгорался пыл:
- Ты послушай этого дебила.
От простуды в детстве он не сдох, -
Бородавка на поповской жопе –
Деревенский, ну, а где твой Бог?
Ты покуда с нами тут в окопе.
Видишь сам, что фрицы прут на нас,
Что же ты? Молись, товарищ, Богу,
Чтобы он меня, пожалуй, спас.
Ты не можешь? Вякни что ль: - Не мОгу…
Третий им ответил невпопад:
- спорщики несчастные, уймитесь!
И на Михаила кинул взгляд
Недовольный, рослый юный витязь.
- Чтобы смерти нелегко собрать
Было эту яростную жатву,
Каждый, как умеет, должен дать
Каждому из нас простую клятву:
Донести сумейте сыновьям
Весть о битве страшной и победе,
Только прежде между этих ям,
Брата каждый обретет в соседе…
Лишь сказал, как троицу настиг
Лютый бой, раскрытая могила
Им казалась, каждому из них
Смерть свой счет коварный предъявила.
Жаждал их убить ровесник- гот
Пораженный яростью немою
Ратников, лишь вскрикнул: Oh mein gott
- Верно, негодяй, твой Бог с тобою!
Только смог подумать Михаил…
Немцев почитавший за чудовищ,
Как его от пули заслонил
Подоспевший вовремя попович.
Так беззвучным им казался Бой,
Что как сон кошмарный затянулся,
Но и он прошел и под Москвой
Русский победителем очнулся.
Наш народ впервые победил,
Враг бежал от стен Москвы, стеная
Почему-то плакал Михаил,
Бранью Бога вдруг не поминая.
Может, в том снегу сквозь крик и стон
Правду смерти в дни увидел эти.
Клятве оставался верен он,
Данной тем, кого и нет на свете.
Трое, как умели, поклялись,
И сражались страстно, как умели.
До победы вместе добрались
Через гарь и алые метели.
И никто из них не позабыл
Слов последних перед битвой длинной,
Набожный Иван и Михаил
И Алеша – богатырь былинный.
Передали сыновьям своим
Трое все, как жизни донесенье
Весть святую про огонь и дым
Про врага, про юность да спасенье.
Потому и знаем я и ты
Сказ о том, что в пору эту было,
Что Господь увидел с высоты
Тех троих: Ивана, Михаила,
И Алешу; лица их сынов
И судьбу их угадать не дивно,
Если в мире, от его основ,
Брани полыхают непрерывно.
14.05.2007
 
 
2

Март 1983. Афганистан.

В седых песках Афганистана
Уж год воюет сын Ивана
Интернациональный долг
Он кровью отдает без срама,
Оставивший в огне Баграма
Весь сводный свой гвардейский полк.
Здесь нет врагов, но все стремятся
На крови нашей отыграться…
Винтовка, автомат, фугас -
Они знакомы даже детям.
Не совладать с народом этим,
За каждым нужен глаз да глаз.
И танки вновь горят в ущельях,
Повстанцы в узких подземельях
Своих гостей советских ждут.
Пусть смерть вертушка изрыгает,
В Паншере Лев подстерегает –
Ученный нами Шах Массуд.
Но как защитник каравана
Шагает через перевал
Иван такой же… сын Ивана,
Что под Москвою воевал.
И Алексея, Михаила
В поход с ним вышли сыновья.
Война и тех объединила,
Они невольная семья.
Отец окончил твердый в вере
Свой тяжкий и достойный путь,
А сын Иван на бэтээре
Сидит, иконка греет грудь.
Друзей обветренные лица
Он видит, хмуры и смуглы:
- Гляди, душманам не сидится,
Опять шевелятся, козлы…
Кивает слабо Алексея
Алеша тоже – старший сын.
Надежду слабую лелея,
Что враг шевелится один.
- А то-то я гляжу, развертка,
Что не оттуда ветер дул…
Ну, что ж, ми-8 лупит метко!
С землей сравняем их аул…
- Михалыч, снова ты в запале! -
Опередил его Иван –
Тебе и нам заданье дали:
Вести спокойно караван.
А будет как тогда: крестьянин
Пошел пасти своих овец,
А был отрядом этим ранен…
Ты постарался, молодец….
- Ты, Ваня, их жалеешь что ли?
Они палили в спину мне!
Ох, милый, по своей бы воле
Я гадов этих всех к стене!
У них стреляют малолетки.
Чуть отвернешься и шарах…
Смотри на мне какие метки.
- И кровь мальчишек на руках.
Мы здесь чужие, понимаешь? –
Иван рассеянно твердил.
Кому ты спины прикрываешь?
Отец фашистов победил…
Мы здесь шагаем по пустыне,
Захватчики чужой земли.
В горах в песке и на равнине
Да разве если бы могли,
Вы сами бы не отказались,
Друзья, от этого дерьма?
И тут со мною бы шатались,
Чтоб жечь Афганские дома?
Да я, наверно, больше года
Не видел здесь нормальных снов,
Не видел чистого восхода.
- Иван, а месть за пацанов?
Они за нас сгорели в танках!
Душманы эти их сожгли…
Вон те, что на своих афганках
Всю ночь спокойно провели.
А я не мог, пожалуй, сразу
И говорить, сквозь эту дрожь.
Мне дай хотя б вон ту заразу
Ему приставлю к горлу нож… -
Шипел Алешка. -Значит вместе, -
задумавшись, сказал Иван –
Мы здесь воюем ради мести… -
Вот это версия, дружбан!
Он шаг замедлил, смолкнув резко,
Немного воздуха глотнул,
Как тот пловец в конце отрезка,
И в друг скомандовал: - В аул…
Прикройте караван, ребята…
Пред ними на песке седом
Лягушкой шлепнулась граната.
Ещё мгновенье… глянул гром.
Стоят в обугленном ауле
Все трое в мертвой тишине.
Умолкли до заката пули,
Жизнь пригвоздившие к стене.
 Никто уже не умирает
Стоят в беспамятстве в тоске
И только девочка играет
На буром и сыром песке.
Она к себе зовет Ивана,
Зачем-то он подходит к ней.
Аул стоит среди кургана.
Вдруг стало людям холодней.
И сердце жалостью распято
Иваново, дрожит рука…
- что в кулачке твоем зажато? -
Спросил он девочку. Чека.
Его без боли ослепило.
Погибли двое, не отряд,
Но, видно, только в смерти сила.
Бойцы седеют и молчат.
Мир, уцелевших, на поруки
Возьмет, как выведут войска.
Увы, ещё не знают внуки,
Что передышка коротка.
16.05.2007


 
 
3
Апрель 1996. Чеченская республика.

(Внуки героев московской битвы – контрактник и наемник).

Среди позора и огня
Войною мается Чечня,
Смывая грех чужой гордыни,
От нефти черный; Кровью кровь
Опять хотят отмыть, и вновь
Рыдания горчей полыни.
Как эта началась война
И какова её цена –
Не нам судить, сюда на стоны
Слетелись многие кто рад
За скромный снайперский оклад
Сорвать с пришельцев тень короны.
Стоит под Грозным русский взвод
Ермолова не назовет
Никто теперь своим героем.
Вайнахи помнят Шамиля,
Ведь снова их ревет земля
И вновь они слетают роем
На нас, ещё один отряд
Смолочен ими, виноват
Опять разведчик невиновный.
Кто отдавал ему приказ?
Зачем полезли с красных глаз
Сюда, не чтя обычай кровный?
Опять в отряде мальчуган.
Отца могилой стал Афган,
Дед бил германцев под Москвою,
А он лишь за клочок земли
Под Грозным, Ведено, Шали
Вновь отвечает головою.
Что помнит он о войнах тех
Былых? увы, подумать грех –
Лишь непростительно немного.
Через военный узкий тракт
Сюда привел его контракт.
Слепой была бойца дорога.
 В чеченском лагере – другой
С отращенною бородой.
Он внук героя, сын Афганца
Таково же, как первый наш.
Но у юнца военный стаж
Не хуже, чем у иностранца,
Что с ним неверных русских бьёт.
Среди наемников живет
Сын Миши, внучек Михаила.
Его Али мы будем звать,
Давно привыкшим воевать
За сторону, что заплатила.
Нет, он не жаждал медяков,
Но просто нрав его таков,
Что страшную свою сноровку,
Свое искусство убивать
Имел он тягу продавать,
Свой хлеб, меняя на винтовку.
Куда, читатель, увлекли
Тебя рассказом об Али?
Ты не забыл ли об Иване?
Иванов внук, Иванов сын,
Контрактник, бой пройдя один,
Очнулся он в сыром зиндане.
В позорном тягостном плену.
Он узкой ямы глубину
Не мог узнать: - Молчи, Завязни…
Он будто слышал в тишине.
Под зыбью звездной, как во сне
Он ждал обмена или казни.
- Эй, Ваня – вдруг его позвал
Суровый голос, - что устал?
- Так потерпи, ведь жить осталось
Лишь до рассвета… и того
Всего, пожалуй, ничего,
Ведь взяли вас, когда смеркалось.
- Откуда знаешь ты меня?
- Да мы, практически родня
Отцы, крещенные Афганом,
И оба деда под Москвой…
Дрались, гляжу – тут ты живой.
Наёмник, стоя над зинданом
Чуть улыбался: - Ты, малец,
Как с фотографии – Отец,
Той, что у моего хранилась,
И тоже, видимо Иван.
Гляди-ка не умри от ран,
И мне, достанься, сделай милость.
Тут пленник глухо прохрипел:
- Да ты, засранец, вижу, смел…
Что? Русский? Наших гасишь, гнида
За деньги… Слышишь, доживу
Я до рассвета… сам порву
Тебя, - кипела в нем обида,
Болевшая сильней чем плоть.
Он рвался сердце распороть
Врагу, но как? Отцы и деды –
Сражались рядом, а они
Господь, их имя помяни,
Они, не знавшие победы,
Пролили кровь друг друга –
Бред, но таково лицо побед
Теперь, и века в том заслуга.
Но в яме, откричав свое,
Наш впал вояка в забытье.
И все ему в бреду казалось,
Что вот овраги под Москвой,
И дед испуганный живой,
Кричит, что Бог – Любовь, не жалость.
Наемник в эту ночь не спал.
Не воли злой его оскал,
Не предвкушение расправы
К нему не подпускали сны,
Но только тяжесть той войны,
Где ни один не знает славы
Его томила, вспомнил он
Лицо отца, разлуки звон,
И Карабах, где он впервые,
Убив армянскую семью,
За силу страшную свою
Сам заработал боевые.
 - Сын друга Отчего теперь
Передо мной, закрыта дверь
Бойцам в обитель сожаленья,
Но память твердая отцов
Не убивать, в конце концов,
Его велит, оставь сомненья. –
Себе сказал. Уйдя от глаз,
Али один свершил намаз.
Он стал по вере мусульманин
Уже давно, подняв Коран
С земли, вайнах сошел в зиндан,
Где ждал юнец и слаб и ранен.
Придав терпения и сил,
Ивана ангел пробудил,
Сказав ему: - Вставай, родимый.
Иван, из ямы поднятОй,
Шел к смерти узкою тропой,
Где был простор необозримый.
Во след шагал злодей Али.
Контрактник на манер петли
Связал рукав, уже готовясь,
Принять с врагом последний бой,
В орлянку поиграть с судьбой –
Солдатская кипела совесть.
Вот лагерь скрылся за горой
Чеченский, алою дырой
Диск солнца в небесах качнулся.
Как вдруг Ивана злой палач
Шепнул ему: - Держи вот… спрячь! –
И торопливо оглянулся.
Ему краюху протянул подлец.
Иван слюну сглотнул,
Едва скрывая удивленье.
- Запомни: Мы с тобой – враги! –
Али сказал, - Теперь беги!
То было совести веленье.
Скупой скопив остаток сил,
Ударом отблагодарил
Иван вайнаха, двинув к нашим,
Контрактник пули в спину ждал,
Но дальше – пустота, провал,
Хоть путь его тяжел и страшен.
Они расстались навсегда.
Один и не искал следа
Сбежавшего в зарю чужую
Другой ночь взглядом не сверлил,
И горечь страшную смирил,
Ища себе судьбу другую.

 
Вот и неровный сказ о тех,
Кто знал сомнение и грех,
Мерцанье смерти, ужас правды.
И о потомках тех солдат,
Что и сейчас на вас глядят.
Не разделяй прошедших глав ты.
Ведь воин двух прошел черед,
А третья все ещё идет,
И горе и позор рождая.
Пусть первая была святой,
И прочих жребий непростой
Не забывай, страна живая!
Опять шагают на вокзал
Бойцы, в одно огонь связал
Три непохожих поколенья.
Не знавшему цены войне,
Их память выжгла сердце мне,
Нагрев до белого каленья.
Войною стал ваш век един –
Седые дед, отец, и сын,
В огне и боли одиноки.
Мой слог тяжел и опыт мал.
И если против вас солгал,
Прошу, отриньте эти строки!
18.05.2007