Потеря посвящается всем, кто терял

Если долго смотреть на пейзаж пролетающий мимо глаз из автобусных окон, то можно свихнуться… Да, особенно зимой… Особенно, когда в тебе живет и ворочается недо¬сып, когда ты голоден и когда в голове вертится мишура из мыслей, страхов, ожиданий и просто секунд-фраз, которые всегда словно мухи витают вокруг нас…
 А впрочем, к делу…
Автобус медленно и заунывно полз по своему маршруту, пытаясь вписываться в рамки мертворожденного графика движения. Пассажиры были отравлены дихлофосом скуки и поэтому пристраивали свои взгляды, кто на что горазд. Кто-то дремал, кто-то рылся в телефоне, кто-то читал, хотя я этого не видел, и вообще предположить что кто-то мо¬жет читать и при этом ехать в автобусе, будучи втиснутым в завсегда тесное и неудоб¬ное кресло, было бы довольно смело. Но предположим, что все же, кто-то читал, а кто-то перекидывался парочкой вяленых фраз, а кто-то пялился в окно и думал о своем, а кто-то смотрел телевизор, который не висел под потолком автобуса, почему не висел? Просто я пока не знаю про какую поездку вам было бы интереснее узнать… Наверное про ту которая без телевизора? Ну, это было бы логичнее предположить, просто по¬тому, что вам уже сейчас понятно, что если висит телевизор, и если он включен… То это значит только одно, все обязательно устремят туда свои глаза, при чем волей или не волей. Это, собственно, не так уж и важно. Внимание будет рассеяно только на телеви¬зор, и по мелочи на что-нибудь другое…
Итак… Рассказать пожалуй вам про ту поездку, когда телевизор не висел, и я был по¬гружен в чан со своими мыслями… Да, наверное вы уже сделали свой выбор, расскажу про нее, ну а для тех, кому хотелось услышать про поездку с телевизором, могу только пообещать, что скорее всего они про нее услышат, вернее прочтут, только, уж про¬стите, номером вторым…
 Мне нельзя опоздать… «Я должен успеть!», - вертелось в мозгу и медленно перетекало в подсознание, постепенно сознание и мысли были заглушены музыкой в наушниках, о, это приятно, скажу я вам, наблюдать за немыми людьми! Особенно, когда вместо раз¬ного вороха ненужных слов и мимо пролетающей информации ты видишь лишь шоу открывающихся и закрывающихся ртов, которые не в силах тебя, обхамить, которые не в силах с тобой спорить и не в силах забивать тебе мозги разного рода ерундой…
Но в подсознании тоже вертелось своя симфония… Играла симфония боли, симфония потери…
 Все напоминает о прошлом… Все еще пахнет родным, все еще заражено, словно смертельной болезнью твоим детством. Ты ходишь как инфицированный и не знаешь, как избавится от боли, что гнетет и ломает тебя…
 «Я все сказал, я ведь все сказал, я не отлынивал от общения, когда не хотел, то, конеч-но, и отмахивался и вообще вел себя не очень хорошо, да что там говорить просто дерьмово, но все равно, но ведь потом возвращался и корил себя, раскаивался в этом, но все равно, тоска такая, будто сердца уже нет. Словно оно разорвано и циркулирует кровью только во время ходьбы, когда стучится кусочками о стенки организма. Словно ты скопил в себе скорбь всей семьи, всех знакомых, всех, всех! А что ты сам, а что ты сам … что чувствуешь ты? Я не знаю, что я чувствую, я просто вижу картинки где му-чается родной человек, как Христос на Голгофе, где он зовет финал паскудному такому существованию, а он все не идет и не идет… Где хочется самому его придушить и этим помочь. Но ты понимаешь, нет, ничего ты не понимаешь, ты чувствуешь, знаешь, что так должно быть, так правильно и сам ненавидишь себя за это знание… Вот и я, нена-вижу себя за это мое спокойствие, почему я не плакал, почему я не катался не ползал как одержимый по полу не стенал, не падал в обморок… Почему не выполнил своего обещания покончить с собой? Ведь чувствую, что дальше ничего нет. Что лучшее уш-ло, как потонул ее пульс в толще смерти… Но я живу, я уже наслаждаюсь музыкой, я уже переживаю о будущем, пусть не дальнем, а вполне сиюминутным, но это уже за гранью фатального «сейчас»… А стоит ли всех тех чаяний это будущее?
Я вижу, как растет Город мой, как он все больше и больше мерит на себе потрепанный смокинг цивилизации и европеизации, но это не радует, не волнует меня, а раньше…
Раньше…
Раньше…
Раньше!
Я ненавижу это слово, оно выветривает меня с моими костями, мыслями, грехами, из материального присутствия «Там», в сегодняшний хлам проблем, а я не хочу этих но-вых проблем!
Я хочу «раньше» перевести в ранг «сейчас», сейчас, скоро, вот-вот, через минуточку, через мгновение…
 Вот откроется дверь… Вот меня потреплют по плечу, предложат поесть, будут спра-шивать и назойливо-мило дознаваться про мое самочувствие…
Не будет… Не будет…
Не будет!
Все личина, похороны, новый виток, поворот, мотор ревет… Двигатель стучит, музыка гремит, прошлое за вихрем, прошлое за следом, прошлое в предметах, прошлое в памя-ти.
Свыкнуться…
Свыкнуться?
Свыкнуться!»
Музыка играла… Я вышел однако же на остановке выкурил противную моей голове сигарету, сбегал в придорожное кафе, в котором находился туалет… Там за меня рас-платилась какая-то дама, официантка из кафе, видимо, вот уж плохо выгляжу. Туалет-ная сестра милосердия…
Потом телефонный звонок, я узнаю, что опаздываю, что графику наплевать как я рас-пределил свое время, что он живет вопреки, а не для людей… Потратив еще пару де-сятков нервных клеток, доведя себя до состояния апатии я доехал
Доехал…
Доехал.
Доехал!
Работа, обязанности…
 Ты опять в водовороте, словно белье в центрифуге.
«А все таки приехали
Конечно. Просто, так получилось. Я рассчитывал на одно, а из-за нашего вечного бар-дака получилось, как получилось, на крайние меры пошел, - вот, таксиста подгонял…
Ну, хорошо, что добрались, хотя вас вполне можно было заменить…
Зачем, я же обещал…. Больше такого не повторится…»
28 февраля - 1 марта. 2007 год.
Елизаров Андрей.