Похороны Б. Н. Черно-белое. Траурное

Сергей Пресс (Sergej Press)




Похороны Б. Н. Черно-белое. Траурное







Революция - опиум для интеллигенции
(надпись на заборе)

Линдсей Андерсон "О, счастливчик"



Перестройка, перестройка!
Был в ходу куплет про тройку.
Но верней была б квадрига:
Культ, застой, развал – и фига!


ЧЕРНОЕ


Чадило мрака, наконец, угас
И телерадиогазето остряки
Завыли жадно от тоски,
От грязи отколупывая грязь.
Но память не отмыть враньем.
Мы помним все, пока живем.
Как пугало в тяжелый час
Под водку танцевало нас.
Под улюлюканье, под свист,
Под суетный крысиный писк.
Полакомились нами всласть.
Зачем он рвался так во власть?
С опилками в дурной башке,
По сцене прыгая в мешке,
Ребенка вылил в унитаз
И сам в дерьме своем увяз.
В который раз мы в дураках,
Дурного выбрав седока.
Портрет таскали под дуду,
На площадях распнув страну.
Свобода цель и инструмент.
Не трожь, когда диплома нет.
Над нами плачет Гиппократ.
Смеется юркий демократ.
И только тем он и велик,
Что ухватил весло на миг
Но лодка та пошла на дно,
Оставив на воде говно.
Забытый богом мы народ,
Да быдло мы, да сброд.
Ему не избежать судьбы.
Не бог ему судья, а - мы.
Чудило века, наконец, угас.
Но мы по-прежнему впотьмах
И снова мгла и снова страх.
Не вразумил нас божий глас

КРАСНОЕ

Отрыли ход в подземный мир,
И плавно на колесиках
Под музыку туда поплыл,
Теперь уже безвесельный.
От службы, как и все, устав,
На дне под флагом полосатым прячась,
Блюдя церковный и мирской устав,
Под кашель, пение, сморканье с плачем,
Под взглядом пристальным хулы,
Нетерпеливым обожаньем
Он в лодке деревянной плыл
По улицам Москвы державной,
Которую сначала охмурял,
Потом матросил, признавался,
В себя влюблял и покорял,
На милость чью потом и сдался.
Он плыл, качаясь на толпе,
Минуя очереди ждущих,
Собравшихся у храма на Москве,
Об оцепленье лица сплющив,
Как в зоопарке, как в тюрьме,
Об прутья кованой решетки,
На кладбище в монастыре,
На президентскую глазея сходку
По ящику, как вздрогнула семья
От неожиданного залпа,
Как перед путником земля
Открылась черным ромбом. Жалко,
Что кончился так быстро пыл
Беспалого, беспутного матроса,
Который так далеко плыл,
Ни одного не разрешив вопроса,
Не выполнив того, что обещал,
Не попросив прощенья толком.
И снова все ему прощал
Московский люд, на время смолкнув.
Не по привычке всех жалеть,
Не из желания отдать рубаху,
Не потому что любит плеть,
Не от наследственного страха,
А просто так, по простоте души.
Он, как они, таким же человеком
По-русски русскую глушил,
Так и не встав со всеми с веков
На уровень один, в котором жил
Со всеми вместе, как на кухне,
И из которого в ладье поплыл,
Как бы с похмелия опухнув.
За что теперь его корить?
Не первый он любовью губит.
Куда бежать, кого спросить, чем крыть:
Зачем Россия так красивых любит.
Без весел, без рулей, ветрил,
Гонимый ветром, люд растекся
- Ишь, ты,- за рюмкой говорил,
- Жил горячо – и быстро спекся!



ЖЕЛТОЕ


Люку Бессону

Крушить всегда,
 крушить везде,
 плевать на дно колодца,
Рыть корни дуба
 ради желудей
 и кланяться уродцам,

Ломать,
 клеймить,
 рубить с плеча,
 на радость инородцам,
 В жилетку
 плакать
 палачам
 и пятна малевать на солнце,

Казниться,
 каяться,
 и продавать
 за мятых три червонца
И собственную
 И святую мать -
 Вот суть твоя до донца

Неграмотный интеллигент
Потомок ленинской кухарки
Нелепый пятый элемент
Отечественной недомарки.
Перечитал, что написал
И над Россией плакал,
Такой же я, как ты, вандал.
Святыни в суете залапал.


БЕЛОЕ

Все проходит и боль и грусть.
И земля никуда не денется.
Что-то будет с тобою, Русь,
Когда пена совсем испенится?




06.05.2007 00:08