Кузнец Фома

Заскучал дружок? Послушай,
Мы ещё один рассказ
Да с сынишкою Ванюшей
Пропоём тебе сейчас.
Только пальцы струны тронут,
Гусли тихо запоют -
За окошком ветры стонут,
Гусляры рассказ начнут.
То ли ветер, то ли пыль,
То ли сказка, то ли быль.
Думай сам и сам решай
Да на ус себе мотай.

Новый мы рассказ начнём,
Тихо песню пропоём:
Как в одном далёком царстве,
В знаменитом государстве,
Жил да был кузнец Фома,
Недалёкого ума.
Был зато признаться он
Дивной силой наделён:
Мог телеги поднимать,
Мог подковы разгибать.
И в кулачных он боях
Наводил нередко страх
На проворных удальцов
Да на опытных бойцов.
Он силён, а потому -
Равных не было ему.
Славный был Фома-кузнец!
Кузнецом его отец
Раньше был, а старый стал,
Кузню сыну передал.
И Фома с утра трудился,
Пот со лба ручьями лился:
То телегу подлатать,
То кобылу подковать.
Дело он отлично знал
И любому помогал.
И его в селе любили,
Уважали и ценили,
Не скупились за ценой
И несли к нему домой
Кто рубаху, кто зерно,
Кто свинину, кто пшено.
И забот Фома не знал,
Сладко ел да крепко спал,
Пел, гулял да веселился,
Да на кузнице трудился.
Так и жил бы он сейчас,
Если б только как-то раз
Не попал Фома впросак.
Дело было, значит, так:
Вот однажды свечерело,
Во селе уже стемнело,
И Фома улёгся спать
На дубовую кровать.
Сон ещё не начал сниться,
Кто-то в дверь уже стучится
И кричит от всей души:
«Эй, хозяин, поспеши!»
Вот Фома уже встаёт,
К двери нехотя идёт,
Вот лучину зажигает
И засов отодвигает.
Только гостя он узрел -
И мгновенно обомлел:
Перед ним стоял лучистый,
Светлый месяц серебристый
И спокойно говорил:
«Извини, что разбудил.
Поломалася карета
Да к тому же до рассвета
(Дольше не могу я ждать)
Скакунов перековать
Надо б, ты кузнец толковый.
Износилися подковы -
Трудно по небу скакать,
Трудно звёзды зажигать,
Чтоб они во тьме сияли
И дорогу освещали.
Заблудившимся в пути
Как же до дому дойти,
Где ж они приют найдут?
Заплутают, пропадут!»
Тут Фома хватает шапку
И, схватив ключи в охапку,
Припустился прямиком
Да до кузницы бегом.
А пред кузницей стояла,
Вся светилась и сияла
Золочёная карета
Нежно-розового цвета.
А в карету впряжены,
Величавы и важны,
Три коня лихих, ретивых,
Длинноногих, златогривых -
Любо дорого глядеть!
Только некогда глазеть,
Дело надобно свершать
Да к тому же поспешать
И закончить всё к рассвету.
Подлатал Фома карету,
У коней подковы снял
И другими подковал.
Долго ль, коротко ль возился,
Как умел Фома трудился
От усердия аж взмок,
Только всё закончил в срок.
Светлый месяц весь расцвёл!
Вот к Фоме он подошёл,
Низко в ноги поклонившись,
Молвил месяц, прослезившись:
«Ну, кузнец - златые руки,
Что всю жизнь не знают скуки!
Ну, хвалю, ну, удружил,
Верну службу сослужил.
Божий дар в тебе я вижу,
За работу не обижу,
Я уж отблагодарю
На, Фома, держи, дарю!»
Доставал он рукавицы,
Что пошиты из тряпицы,
Щит, кольчугу с булавой,
Лук с единственной стрелой
Да шишак, что был не нов,
Видел множество боёв.
На дары Фома взглянул,
С огорчением вздохнул
И сказал сквозь зубы зло:
«Да на что мне барахло?
У меня есть рукавицы,
Что пошиты из лисицы,
Щит, кольчугу и шишак
Сделать я могу и так.
И кольчужку я свою
Попрочнее уж скую.
Заплати уж мне, как должно,
Прок извлечь чтоб было можно
Из оплаты-то твоей,
А из этих-то вещей,
Что мне может пригодиться,
Коль войны не приключиться?
Зря ли я всю ночь не спал
И коней твоих ковал?
Забирай своё добро!»
Тут, прищурив глаз хитро,
Отвечал ему лучистый,
Светлый месяц серебристый:
«Не спеши Фома, мой друг,
Сей невзрачный с виду лук
На сто вёрст стрелу пускает
И кольчугу пробивает.
А стрела сама летит
И без промаха разит
Всех, кого ты ей прикажешь,
Воротится, если скажешь.
Щит, кольчугу и шишак
Не пробьёт зловещий враг.
Меч сломается о щит,
А стрела же отлетит
От волшебного доспеха.
А для большего успеха
Служит эта булава,
Хоть она и не нова,
Но скажи ей лишь: «Рази,
Вражьи головы снеси!» -
Та мгновенно полетит,
Вражье войско разгромит,
В чистом поле оботрётся
И к хозяину вернётся.
Рукавицы, хоть льняные,
Но, однако, не простые:
Поглядишь под рукавицу -
И увидишь град столицу.
Гордо встанешь в полный рост -
И увидишь на сто вёрст,
Что и где в миру твориться,
Всё покажет рукавица!»
И Фома тогда сказал:
«Рукавицы я бы взял,
А оружие волшебно
Пролежит ведь непотребно.
Ну да ладно, Бог-то с ним,
Знать на том и порешим», -
Молвил наш Фома лукаво,
Поклонился величаво,
С ясным месяцем простился.
Месяц тут же удалился.
Вот он по небу летит,
Звёзды лишь из-под копыт,
Словно искры вылетают,
Ярко на небе сияют,
Освещая всё кругом:
Лес, деревню, отчий дом.
Наш Фома тут подивился
И, конечно, завалился
До рассвета почивать
На дубовую кровать.
Солнце встало, рассвело,
Пробудилось всё село,
А Фома наш крепко спал
И под вечер только встал.
Ото сна он пробудился,
Ключевой водой умылся,
Лишь заправил он кровать
И уселся харчевать,
Как опять стучатся в дверь:
«Кто там, что ещё теперь?» -
Сам себе Фома сказал
И засов отодвигал.
У дверей стоял сосед,
Бородатый старый дед,
И с поклоном речь завёл:
«Я чего к тебе зашёл?
Помощь мне твоя нужна.
Лошадёнка ведь одна
У меня, сынок, сбежала,
Словно сгинула, пропала.
Слаб я что-то нынче стал,
Хоть бы ты её сыскал,
Помоги в беде соседу».
И Фома ответил деду:
«Ладно, как тут не помочь,
Коль тебе уже невмочь
Нынче справиться с бедою».
«Бог всегда Фома с тобою!» -
Поклонился старец в пол,
Развернулся и ушёл.
А Фома отхарчевал
Да онучи намотал.
Потянулся, встал с полати,
Нацепил на ноги лапти.
Только было в путь пустился,
Но тотчас остановился
На пороге у дверей
И подумал: «Что бы сей
Мне подарок в путь не взять
Да на деле испытать
Эти чудо рукавицы
Что пошиты из тряпицы
(Если это был не сон…)»,
Взял он их и вышел вон.
Одолживши у соседа,
У того ж седого деда
Молодого скакуна,
Ноги вставил в стремена
И во весь опор летит -
Только конь под ним хрипит.
Выезжает в чисто поле,
Во широкое раздолье.
Скакуна остановил,
Рукавицы нацепил:
«Что ж, пора узнать, - сказал, -
Правду ль месяц мне вещал?»
Посмотрел под рукавицу
И увидел град столицу,
Будто рядом та была
И промолвил: «Ну дела!»
Поглядел по сторонам
И везде: и тут, и там -
Реки, города, поля,
Лес, бескрайние моря,
Деревушки, сёла, горы,
Вольны русские просторы!
Долго наш Фома глядел.
Вдруг за тыщу вёрст узрел,
Как сбирается один
Злобный чёрный властелин
Да с несметною ордою
На Русь-матушку войною!
Вот он речь им говорит,
Меч в руках его и щит.
И от жаркой этой речи,
Содрогались его плечи.
Над главой он меч поднял
И на Русь им указал.
Все тотчас в ответ взревели,
По горячим коням сели
И пошли они стеной
На Святую Русь войной.
И Фома промолвил: «Да,
Вот беда, так уж беда!
Надо их опередить,
Воеводу упредить,
Чтоб войска готовы были
И врага в бою побили,
А иначе - быть беде!
А кобыла то хоть где?»
Посмотрел из-под руки
И увидел у реки:
Травку щиплет та кобыла.
И Фома, что духу было,
Прямо к речке поскакал,
Кобылицу ту поймал,
Возвратил её соседу
И промолвил тут же деду:
«Слушай, видел я вдали
Вёрст за тыщу иль за три -
Враг с несметною ордою
На Русь-матушку войною
Собирается идти.
Как бы нам страну спасти?»
Но старик рукой махнул
И спокойно протянул:
«Да тебе друг показалось,
Ведь как раз уже смеркалось.
Ну а, глядя в темноту,
Что увидишь за версту,
Да ещё версты за три?
Ты брат на ум не бери,
Что почудилось тебе.
Натопи-ка печь в избе
(Что-то стало холодать)
Да ложись спокойно спать».
Наш Фома в постель ложится,
Только, вот беда, не спится.
Думы чёрные гнетут,
Что враги на Русь идут!
Вот рассвет уже настал,
Наш Фома с постели встал.
Все дары в сундук сложил,
А сундук в чулан втащил:
Пригодятся, мол, потом,
А пока пусть под замком
Полежат какой-то срок.
Доставал Фома мешок,
Положил туда, еды,
Флягу полную воды.
У порога помолился,
Три раза перекрестился
И пошёл пешком в столицу.
Акуратом в ту седмицу
Был в столице пир горой,
Вина хмельные рекой
Там текли и все гуляли,
Песни пели да плясали.
Люд крещёный веселился:
Светлый князь в тот день женился.
Он не молод был уже,
Но невеста по душе
У него была любому!
Впору молодцу лихому
Было б ею обладать,
Только старца ублажать
Доля горькая досталась.
Ничего не оставалось,
Как сбираться под венец,
Коль отдал её отец
В жёны князю, и она
Оттого была грустна.
Все придворные гуляли,
Веселились да плясали,
И народ не отставал,
Песни громко распевал:
Славил старца прыть лихую
Да невесту молодую.
Князь был весел, ел и пил,
Веселился и шутил.
Вот уж полдень. Наш кузнец
Затесался во дворец
И кричит стрельцам: «Скорее
Воеводу мне, быстрее!»
А стрельцы ему в ответ:
«Что кричишь так, ясный свет,
До тебя ли воеводе,
Вон гулёж какой в народе?!
Ты уж с делом обожди
И позднее приходи».
Но Фома давай кричать:
«Дело то не может ждать,
Русь в опасности Святая!
Чёрна вражья рать лихая
Воевать на нас идёт,
Смерть и голод нам несёт!»
Тут холопы побежали,
Воеводе докладали
Кузнеца дурные вести:
«Провалиться б мне на месте!» -
Воевода тут сказал
И по залу зашагал.
 К кузнецу Фоме подходит
 И такую речь заводит:
«Если твой правдив рассказ,
 Помянёшь ещё не раз
 Благодарность ты мою,
 Если нет - в тюрьме сгною!
 Ну, давай, как было дело?»
 И Фома тогда несмело
 Всё как было рассказал,
 Ни пол словом не соврал.
 Воевода, хмуря брови,
 Молвил: «Будет много крови.
 Надо, братцы, поспешать
 И границы укреплять.
 Кузнецу ж, я верен слову,
 Шапку жалую песцову
 Да тулуп с плеча свого.
 В баньку проводить его.
 Напоите, накормите,
 После с миром отпустите.
 Пусть воротится домой
 В благодатный край родной».
 И холопы побежали,
 Всё как было исполняли:
 В баньке кузнеца помыли,
 Приодели, накормили,
 Проводили до ворот.
 А на площади народ
 Взволновался, раскричался,
 Шум во городе поднялся!
 Бабы горьки слёзы лили,
 Мужики мечи точили,
 А у самой у реки
 Созывалися полки.
 То стрельцы в поход сбирались,
 Со своей семьёй прощались,
 Обнимали жён, детей
 Да седлали лошадей.
 Поп на площадь выходил
 И войска благословил.
 Тут стрельцы перекрестились
 И в неблизкий путь пустились:
 Все границы укреплять
 Да Святую Русь спасать.

 * * * *
 Наш Фома домой вернулся,
 На кровати растянулся,
 Погасил лучины свет -
 Только сна всё нет и нет.
 И подумалось ему:
«Это всё же ни к чему,
 Что б оружие волшебно
 Пролежало непотребно,
 В дни, когда война идёт,
 Православна кровь течёт».
 Вот уж утро наступило,
 И, собрав, что денег было,
 Он на ярмарку сходил,
 Скакуна себе купил.
 Хоть в конях он разбирался,
 Но на этот раз погнался
 За дешёвою ценой:
 Конь уже не молодой,
 Силы в нём уже не те,
 Не привык к седлу, к узде,
 А привык к сохе да плугу.
 Нацепил Фома кольчугу,
 Покидал в котомку снедь,
 Взял оружие, взял плеть,
 Взгромоздился на коня
 И, кольчугою звеня,
 Помолившись прежде Богу,
 Отправлялся в путь дорогу.
 Конь под ним хрипел, дрожал,
 Только ходу не сбавлял -
 Нёсся вихрем по дороге.
 Вдоль неё леса, остроги,
 Вёрст скакал примерно пять.
 Наконец, конь стал сдавать,
 Пот с него ручьями лился,
 Чуть с копыт он не валился.
 И кузнец Фома вздохнул,
 Туго вожжи натянул -
 Конь хрипя остановился,
 Наземь наш Фома спустился
 И сказал, себя браня:
«Вот, подсунули коня!»
 «Ну, а ты чего хотел
 И куда же ты глядел,
 Когда деньги подавал
 И конягу выбирал? -
 Речь такую нищий вёл,
 Что как раз навстречу шёл, –
 Дай коню передохнуть,
 А потом продолжишь путь».
 И Фома его послушал,
 Сало с чёрным хлебом кушал,
 Вволю старца угощал,
 Конь пока что отдыхал.
 Молвил старец, отобедав,
 Угощение отведав:
«Вот спасибо, удружил,
 Голод старца утолил.
 Что ж, хвала тебе и честь,
 Ведь не каждый даст поесть.
 Что ж зовёт тебя в дорогу?
 Может, мчишься на подмогу
 Ты в далёкие края?
 Помогу, быть может, я?»
 Но Фома махнул рукою:
«Что ты, старче, Бог с тобою,
 Чем же можешь ты помочь,
 Коль тебе уже невмочь
 Раздобыть себе еду?
 Я к границе путь веду,
 Ведь враги на Русь идут,
 Смерть и голод нам несут!
 Иль об этом не слыхал?»
 Старец тихо отвечал:
«Да слыхал такое, вроде…
 Слух такой идёт в народе,
 Что какой-то там кузнец
 Затесался во дворец
 И принёс дурную весть.
 Может, доля правды есть
 В этом слухе, я не знаю.
 Может, выдумка людская…
 Кто их сразу разберёт:
 Кто пошутит, кто соврёт».
 Так у них текла беседа.
 Много нового от деда
 Услыхал Фома – кузнец,
 Но на солнце молодец
 Разленился, разморился
 Да на травке примостился.
 Сон им быстро овладел,
 И он тут же захрапел.
 Мудрый старец потянулся,
 Глаз прищуря, улыбнулся,
 Доставал бурдюк с водой
 Да мешочек с лебедой,
 Три щепотки сыпал в воду,
 Положил немного мёду.
 Мох собрал, достал огниво,
 Разводил огонь красиво,
 Подносил питьё к огню
 И давал испить коню.
 Что-то тихо пошептал,
 После быстро зашагал
 По дороге столбовой,
 Вскоре скрылся с глаз долой.
 А Фома наш крепко спал,
 Ни кручин, ни бед не знал.
 Ясно видел он во сне,
 Как в доспехах, на коне
 Бьёт врага во чистом поле,
 На широком на раздолье:
 Стрелы вкруг него свистят
 Да мечи кругом звенят.
 Как Фома мечом махнёт -
 Так полвойска упадёт.
 Булава его летала,
 Вражьи головы сшибала.
 Вот ещё удар, и тут -
 Неприятели бегут.
 Им Фома кричит вдогон:
«Убирайтесь, черти, вон!»
 Конь буланый встрепенулся,
 Так от крика и проснулся
 На лужайке наш кузнец,
 Разудалый молодец.
 Смотрит - и понять не может:
 Удила стальные гложет
 На лужайке конь гнедой,
 Златогривый, молодой:
 Сильное литое тело,
 В жилах кровь его кипела,
 Столько мочушки в ногах,
 Что не высказать в словах.
 Молвил дурень изумлённый:
«Чей же конь такой холёный?»
 Но когда на ноги встал,
 Сбрую он свою узнал
 И подстилку, что купил,
 И седло, что сам чинил,
 И промолвил: «Боже Святый!
 Что же тот старик горбатый
 Оказался колдуном?
 Я не слыхивал о том,
 Что б конь сам преобразился!»
 Тут Фома перекрестился:
«Ну, спасибо, старый дед,
 Жить тебе до триста лет!»
 Скакуна рукой погладил,
 Сумку ко седлу приладил,
 Сам в седло спеша вскочил
 И коня в галоп пустил.
 По дороге конь несётся,
 Только пыль клубами вьётся.
 Ветер лишь в ушах свистит,
 Да ещё из-под копыт
 Ярки искры вылетают,
 В медном зареве сияют.
 На закате сего дня,
 Громко сбруею звеня,
 Конь летел, не уставая
 И нигде не отдыхая.
 Вёрст три сотни проскакал,
 Тут кузнец Фома устал.
«Ой, уймись ты, конь буланый,
 Что ты, дурень окаянный?
 Ведь болят уже бока
 У лихого седока!» -
 Наш кузнец Фома взмолился,
 Конь, храпя, остановился.
 Тут Фома с коня слезал,
 Грузно на землю упал.
 Сон им быстро овладел,
 И он тут же захрапел.
 Ног от устали не чуя,
 Отдохнуть друзья хочу я
 И, как только отдохну,
 Сказку сказывать начну.

 * * * *
 Наш кузнец Фома проснулся,
 Встал на ноги, потянулся:
 Тело ломит, всё болит,
 Будто был вчера избит,
 Наш герой в лихом бою!
 Брал котомку он свою,
 Доставал еды припас
 И позавтракал тотчас.
 А потом, когда наелся,
 На коня верхом уселся,
 Рукавицы нацепил
 И сквозь зубы процедил:
«Что ж, посмотрим, далеко ли
 Вражье племя в чистом поле.
 Щас узнаем: что да как,
 Что задумал лютый враг».
 В свете утренней зарницы
 Из-под чудо-рукавицы
 Он увидел вражий стан:
 Как заморский атаман
 Своё войско собирает
 Да на бой благословляет,
 Скаля свой беззубый рот,
 Все войска на бой зовёт.
 И Фома, коня пришпоря,
 Вмиг помчался в чисто поле.
 Чудо-конь летел стрелой,
 Нёс Фому на ратный бой.
 Конь скакал, летел, как птица,
 Вот уж перед ним граница,
 А на ней уж бой кипит -
 Храп коней да стук копыт,
 Стрелы над главами пели,
 Да мечи кругом звенели.
 Встали русичи горой:
 Ворог шёл на них стеной,
 Кровь уже ручьём текла.
«Ну-ка, чудо-булава,
 Полети-ка в чисто поле
 Во широкое раздолье,
 Бусурманина рази,
 Вражьи головы снеси!»
 Булава тотчас взвилася,
 В чисто поле понеслася
 И давай главы сшибать,
 Тумаки всем раздавать
 (Только русичей не била,
 Стороною обходила).
 И лупила по бокам,
 По щитам да головам
 Иноземные отряды.
«Что, голубчики, не рады?» -
 Засмеялся наш герой
 И помчался в ратный бой.
 Но не в чисто русско поле,
 Во широкое раздолье,
 А в далёкий вражий стан,
 Где жестокий басурман
 Во шатре располагался
 И людьми распоряжался,
 Всем приказы отдавал
 Да посыльных посылал.
 У шатра его стояли,
 Вражий лагерь защищали
 Сотни две лихих бойцов,
 Крепких бравых молодцов.
 И на них Фома-кузнец,
 Наш бесстрашный молодец,
 Налетел тут ураганом
 И мечом своим буланым
 Как давай рубить сплеча,
 Беспощадно, сгоряча,
 Разрубая в лоскуты
 Деревянные щиты!
 Не спасали их кольчуги,
 Латы кожаны, упруги,
 Не могли удар смягчить,
 Бренно тело защитить!
 Двести воинов с ним бились -
 Только замертво валились
 От калёного меча,
 А Фома рубил сплеча
 И усталости не знал,
 Всех пока не порубал.
 А затем в шатёр ворвался,
 Где главарь располагался,
 Ухватил его рукой
 И поднял над головой.
«Полно кровь уж проливать,
 Земли русские топтать
 Да сжигать деревни всюду!
 Я казнить тебя не буду,
 Пусть народ тебя осудит.
 Как он скажет так и будет!» -
 Наш Фома проговорил,
 Вышел, на коня вскочил
 И поехал на заставу
 Забирать свою булаву.
 Подъезжает, а уж там
 Стих зловещий шум и гам.
 Бусурман, в полон что взяли,
 Уж в оковы заковали.
 Что б свои не тратить силы,
 Заставляли рыть могилы,
 С поля раненых носить
 Да убитых хоронить.
 Булава к Фоме вернулась
 И к седлу тотчас приткнулась,
 Словно преданный щенок
 Приютилася у ног.
 А Фома был горд собою.
 С важно поднятой главою
 Он к заставе подъезжал,
 Речь такую начинал,
 Над главой поднявши хана –
 Иноземного тирана:
«Вот вам ворог ваш, берите
Да судом его судите,
 Как угодно будет вам!»
 И швырнул к людским ногам,
 Дюжей силы не жалея,
 Иноземного злодея.
 Тот мешком в траву упал,
 Еле слышно застонал,
 Быстро на ноги поднялся
 И трусливо озирался,
 Словно волк среди людей,
 Ждал погибели своей.
 И его тотчас связали
 Да в оковы заковали,
 На телегу вволокли
 Да в столицу повезли.
 Как его потом судили
(Говорят, его казнили),
 Я не ведаю о том,
 Что случилось с ним потом.
 А Фома домой вернулся,
 На кровати растянулся,
 Только ноги протянул -
 И блаженным сном уснул.
 Стихли битвы, стихли войны.
 С той поры он жил спокойно,
 Даже начал забывать,
 Как булатный меч держать.
 Да и конь его скучал,
 Травку на поле щипал
 Да резвился на просторе.
 Всё спокойно. Только вскоре
 Вновь случилася беда:
 Бусурманская орда
 Воевать идёт поновой!
 В шапке дорогой, песцовой
 Восседает старый хан -
 Иноземный басурман.
 Он велел коней седлать,
 Сыновей к себе позвать.
 И они к нему явились,
 Низко в ноги поклонились
 И уселись перед ним.
 Тут отец промолвил им:
«Ты, Батыр, сынок мой старший,
Ты Тамир, сынок мой младший,
 Знайте, средний сын, Халиб,
 Во сражении погиб.
 Русь заплатит нам за это!
 Всех я их сживу со света,
 Никого не сберегу,
 Города огнём сожгу!
 Вы, сынки, на бой пойдёте,
 Наше войско поведёте.
 Жгите русичей огнём,
 Порубите их мечом!
 Малых деток не щадить,
 Старых, немощных – убить,
 Чтобы Русь с землёй сравнялась!
 Чтоб их вовсе не осталось,
 Надо Русь огнём спалить
 И за сына отомстить!»
 И пошли войска несметны
 В святы русские, заветны,
 Благодатные края,
 Словно тучи воронья.
 Запылали русски хаты,
 Злы татарови, прокляты
 Жгли церквы и терема
 Да купечески дома.
 Полетели стрелы тучей.
 Русской грудию, могучей
 Встали витязи стеной
 Перед вражию ордой.
 Бьются долго - бой неравный.
 Недалече Киев славный,
 До него рукой подать!
 Наступает вражья рать,
 Уж совсем знать недалече!
 Где ж Фома-кузнец? Отвечу:
 Взят кузнец Фома в полон,
 У татар томится он
 Во глубоком подземелье,
 Опоённый сонным зельем.
 Дело было значит так:
 Заходил Фома в кабак,
 С незнакомцем что-то пил.
 Тот в питьё ему подлил
 Незаметно сонно зелье.
 В тот же вечер в подземелье
 Был доставлен наш кузнец,
 Сладко спящий молодец.
 Славно слажена работа!
 То как раз была суббота -
 Весь честной гуляет люд
 Пляшут, хмельны вина пьют,
 Каждый пьян и каждый весел.
 Так никто и не заметил,
 Что Фома-кузнец пропал.
 Весь честной народ гулял,
 Песни пел да веселился,
 А Фома-кузнец томился
 Во темнице, под землёй,
 Отдохнём часок, другой…

 * * * *
 Во темнице, под землёю,
 Скрытой вечной темнотою,
 По могучим, по рукам
 Да по резвым, по ногам
 Крепко связан бечевой
 Спящий витязь молодой.
 Трое суток он томился,
 На четвёрты пробудился.
 Лишь глаза он открывал -
 И пред ним тотчас предстал
 Старый сгорбленный татарин,
 Горд собою, словно барин,
 Разодетый во шелка,
 В соболиные меха,
 Златы кольца на перстах,
 Златы пряжки на ремнях.
 Он промолвил делово:
«Погубил ты моего
 Сына среднего, я знаю,
 Но тебе вину прощаю,
 Коли будешь с нами жить,
 Коли будешь мне служить,
 Коль на Русь войной пойдёшь
 И дотла её сожжёшь».
 Но Фома ответил тихо:
«Не накликал бы ты лихо.
 Ты погубишь лишь себя:
 Я не буду для тебя
 Ни служить, ни воевать,
 А тем паче Русь сжигать!»
 Гнусно брызгая слюною,
 Гладя бороду рукою,
 Рассмеялся старый хан,
 Иноземный басурман:
«Что? Ты мне перечить будешь?
 Скоро родину забудешь!
 Посиди-ка без еды,
 Без студёной, без воды.
 Коль недельку поговеешь,
 Так, наверно, поумнеешь.
 Коль ко мне не перейдёшь -
 Вовсе с голоду умрёшь.
 А войска мои несметны
 Земли русские заветны
 Жгут четвёртый день огнём,
 Рубят русичей мечом
 И сживают их со свету,
 Нет, для них спасенья нету!
 Я не тратил время зря
 И тебя, богатыря,
 Сонным зельем опоил
 Да в темнице заточил.
 Нет Руси надежды боле.
 Кто же в чистом русском поле
 Воевать со мной пойдёт?»
 Тут, кривой оскалив рот,
 Хан тихонько рассмеялся.
«Что ж ты, дурень, раскричался? -
 Молвил наш Фома в ответ. -
 На тебя управы нет?
 Да на матушке Руси,
 Коль не веришь, так спроси,
 Сотни, тысячи бойцов,
 Храбрых бравых молодцов,
 Что за Русь горою встанут,
 В поле биться не устанут,
 Сложат голову в бою
 За Россиюшку свою!
 Мне не страшно умирать,
 Есть кому защитой стать,
 Есть кому за Русь сражаться
 И с врагами поквитаться
 За сожжённые дома,
 За церквы да терема!»
 Старый хан махнул рукою:
«Спорить не хочу с тобою.
 Посиди-ка без еды,
 Без студёной, без воды.
 Коль немного поговеешь -
 Так, наверно, поумнеешь.
 Коль ко мне не перейдёшь -
 Вовсе с голоду умрёшь.
 Впрочем, это ни к чему…»
 И покинул хан Фому.
 Дверь за ханом затворили,
 Факел тоже погасили.
 И сидел Фома впотьмах:
 Нету мочушки в руках,
 Чтобы путы развязать,
 Чтоб верёвки разорвать.
 И сидел он так седмицу.
 А татарови столицу
 Штурмом брать уже хотят,
 Осаждают Киев-град.
 Налетели ураганом,
 По воротам бьют тараном,
 Стрелы в воздухе свистят
 Да колокола звонят.
 Киевляне не сдавались,
 Как могли, оборонялись:
 Камни сверху вниз бросали,
 Стрелы тучами пускали,
 Заливали с головой
 Разогретою смолой
 Тех, что лестницы таскали
 Да на стены залезали,
 Что гурьбой таран катили
 И ворота им дробили,
 Тех, что были под стеной -
 Так кипел кровавый бой.
 Стены прочны, неприступны,
 Но татары неотступны.
 Коли так не совладать -
 Так измором можно взять
 Неприступный Киев-град.
 И татарови стоят,
 Ждут, покудова в столице
 Не останется ни птицы,
 Ни свинины, ни зерна,
 Ни муки и ни пшена.
 Вот тогда и выйдут сами
 С распростёртыми руками
 И начнут татар просить
 Гнев на милость заменить.
 И устроят им татары
 В славном городе пожары,
 Всё разграбят и сожгут,
 После - жителей убьют.
 И татарови стояли,
 Вкус победы предвкушали
 Над великою страной,
 Только Киев-град горой
 Неприступною вздымался
 И в полон не собирался!
 Так вот день за днём идёт,
 Время медленно течёт.

 * * * *
 Так дела шли в град-столице,
 А Фома сидел в темнице
 Без студёной, без воды
 Да без света и еды.
 И, усталости не зная,
 Путы, не переставая,
 Тёр о крюк стальной в стене.
 Пот струился по спине,
 На руках его мозоли -
 Только он забыл о боли
 И верёвки тёр о крюк,
 Тёр, не покладая рук.
 Но враги о том не знали,
 Каждый день его пытали,
 Ключевой дразня водой
 Да вкуснейшею едой.
 Каждый божий день охрана
 Приходила утром рано,
 Принося с собой харчи
 Да огарочек свечи.
 Расставляли угощенье,
 Фрукты, сладости, печенье,
 Шашлыки, халву, шербет
 Да чего там только нет!
 Посреди свечи огарок,
 Свет от ней не слишком ярок,
 Но отлично виден стол -
 Голод молодца извёл!
 До стола не дотянуться
 Да ещё не отвернуться
 (Он привязан крепко был,
 И судьбу свою клеймил!)
 Тёр верёвку дольше, дольше,
 А верёвка - тоньше, тоньше
 И, о чудо, поддалась,
 Наконец-то, порвалась!
 Из петли он руку вынул,
 С рук своих верёвку скинул,
 Облегчённый стон издал
 И распутываться стал.
 Путы сбросивши на пол,
 Ко столу он подошёл,
 Сел за стол, поел, попил,
 Лютый голод утолил.
 Взял он пару шампуров,
 Снял с них мясо шашлыков
 Да за дверь тихонько встал
 И охрану поджидал.
 Ожиданье долго длилось,
 Сердце, словно птица, билось,
 Но вот гулкий звук шагов,
 Скрип тяжёлых башмаков
 Разнесся по коридору -
 Тут дремать уже не в пору!
 И Фома спокойно ждал,
 Шампура в руке держал.
 Отворили дверь, и вновь
 Свет смолистых факелов
 В мрачной комнате разлился,
 Аж Фома рукой закрылся.
 К одному он подскочил -
 Шампура в живот вонзил
 И проткнул его насквозь.
 Что тут, братцы, началось!
 Словно зверь Фома взбесился,
 Точно лев, отважно бился
 И охранников крушил!
 Вражий меч спеша схватил -
 И сраженье закипело,
 Сталь клинков тотчас запела!
 И под всполохи огней
 Сотни, тысячи теней
 Заходили, заплясали,
 Крики, звон калёной стали!
 Пот и кровь ручьями лились!
 Вражьи головы катились!
 Меч доспехи рассекал,
 Плоть живую разрубал!
 Наш Фома рубил сплеча
 Иноземцев сгоряча,
 Всех пока не порубил.
 Вскоре пыл его остыл.
 Стихли крики, стихли стоны,
 Словно у святой иконы,
 Над телами он стоял
 И булатный меч сжимал.
 Лишь прошло оцепененье,
 Во единое мгновенье
 Скинул он своё рваньё
 Да в татарское тряпьё
 Скорым делом обрядился
 И трусцою припустился
 По темнице босиком,
 Прямо к выходу бегом.
 А за дверью там стояли,
 Выход наверх охраняли
 Восемь опытных бойцов,
 Рослых сильных молодцов.
 Дверь спокойно отворив,
 Низко голову склонив,
 Вышел наш Фома на свет,
 А татары ему вслед:
«Ну-ка, молодец, постой,
 Обернись, ты кто такой?»
 Медлить нечего, чего там!
 И мгновенно с разворотом
 Наш Фома мечом взмахнул,
 Одного им полоснул
 И пронзил насквозь другого -
 Началось сраженье снова!
 Всполошились все кругом
 И тотчас к своим бегом
 Припустили за подмогой.
 Бьют татарови тревогу!
 Пробудился старый хан,
 Иноземный басурман,
 И промолвил: «Ну, кузнец,
 Убежать решил, подлец!
 Ишь чего он учудил,
 Лучше б я его убил,
 А не то неровен час,
 Перебьёт ведь всех на раз,
 До меня ведь доберётся?!»
 А Фома отважно бьётся,
 Но татар полным-полно,
 Аж в глазах от них темно.
 День к полудню приближался,
 А Фома отважно дрался,
 Бьёт, крушит враждебну рать.
 Наконец, он стал сдавать:
 Пот со лба ручьями лился,
 Меч из рук чуть не валился.
 Сам Фома уж чуть живой,
 Только вдруг над головой
 Словно вихрь пролетела,
 Тут же принялась за дело
 Та волшебна булава,
 Что была уж не нова,
 Та, что в дар Фоме досталась,
 Словно ветер, она мчалась,
 На ходу круша врагов,
 Не жалея тумаков,
 Всех круша в одно мгновенье!
 Тут враги в недоуменье
 Завертели головой,
 Но при встрече с булавой
 Тут же головы лишались
 И уже не поднимались
 С грешной матушки земли.
 И понять все не могли:
 Кто же тут на них напал,
 Кто ж им головы сшибал?
 Как же можно тут сражаться,
 Если вовсе не с кем драться?
 Если кроме булавы
 Нет ни ног, ни головы,
 Никакого вовсе тела?
 Коль она сама летела
 И крушила всех подряд,
 Без разбору, наугад?!
 Тут Фома приободрился
 Да в бою разгорячился -
 И давай врага рубать!
 Поредела вражья рать.
 Кто с Фомой отважно дрался,
 Кто-то бегством уж спасался,
 Кто-то, оседлав коня,
 Нёсся, словно от огня,
 От волшебной булавы,
 Кто лишался головы!
 Видя это, хан поднялся,
 Не на шутку взволновался,
 На коня верхом вскочил
 И в галоп его пустил.
 Коль проиграно сраженье,
 Коли терпишь пораженье,
 Коли всё же хочешь жить,
 Надо ноги уносить
 Поскорее с поля боя!
 И могучий хан с собою
 Взял лишь пару молодцов,
 Пару опытных бойцов,
 Бросив всё, владел чем раньше,
 Он скакал всё дальше, дальше –
 Вскоре скрылся с глаз долой.
 Пот утёр Фома рукой.
 Войско всё уже побито,
 Поле кровушкой омыто:
 Всюду горы мёртвых тел,
 Всюду кучи острых стрел,
 Ходит конь гнедой кругом
 Над убитым седоком.
 В ножны меч Фома убрал,
 Облегчённый вздох издал
 И у дальнего леска
 Вдруг увидел старика,
 Что к нему навстречу шёл
 И коня с собою вёл
 По зелёному, по лугу.
 Он с собою нёс кольчугу,
 Лук буланый, да шишак.
 Булава летела так
 У него над головой.
 Весел был старик седой.
 То волшебник нищий был,
 Что коня преобразил
 Во единое мгновенье
 Для Фомы за угощенье.
 А кузнец был рад и весел,
 Старику поклон отвесил
 Аж до самой, до земли.
 А старик ему: «Внемли,
 Что теряешь даром время,
 Ведь уйдет собачье племя.
 Ну, а если хан уйдёт -
 Войско снова соберёт».
 Лук схватил Фома спеша,
 От волненья чуть дыша,
 Взял стрелу, лук натянул
 И тихонечко шепнул:
«Ой ты, стрелушка калёна,
 Ты лети в луга зелёны,
 Злого хана порази,
 Сердце чёрное пронзи!»
 Тетива тотчас запела,
 Чудо стрелка полетела,
 Хана мигом догнала,
 Точно в грудь ему легла.
 Он за грудь тотчас схватился
 И с коня мешком свалился,
 Обретя в траве покой,
 В мир отправился иной.
 Чудо стрелка воротилась
 И сама в колчан вложилась.
 На коня Фома вскочил,
 Старца поблагодарил
 И помчался на закат
 По дороге в Киев-град.

 * * * *
 А в столице шла блокада.
 Продолжается осада.
 Провиант уже кончался -
 Голод лютый начинался,
 Только Киев град стоял.
 Ворог тоже выжидал,
 Уходить не собираясь,
 Братья долго удивлялись,
 Говоря между собой,
 Гладя бороды рукой:
«Эх, Батыр, сидеть без дела
 Мне, признаться, надоело -
 Время медленно идёт…
 До чего упрям народ:
 Видят, что спасенья нету,
 Что мы их сживём со свету,
 Что мы их огнём спалим,
 Лютым голодом сморим -
 Так и сдались б лучше сами,
 Ниц упали перед нами,
 О прощении моля.
 Свято-русская земля
 Нам бы вся принадлежала,
 Вся б у наших ног лежала.
 Мы б владели ей с тобой,
 Ведь отец уже седой.
 И, когда его не станет,
 Всё владенье нашим станет».
«Да, Тамир, отец наш стар,
 Киев-град получит в дар,
 Но не долго будет жить.
 Можно ведь, поторопить
 Хана старого кончину,
 Чтоб добро досталось сыну…», -
 Рассмеялись оба тут.
 Дальше речь свою ведут.
 Так у них текла беседа
 После сытного обеда.
 День к полудню подходил,
 Братьев скоро сон сморил.
 Тихо в лагере у них,
 Ветерок и тот затих.
 Тихо мирно все дремали,
 Кузнеца никак не ждали.
 А кузнец наш тут как тут,
 Бечевой взял в руки кнут -
 И давай врага хлестать
 Да конём своим топтать.
 Булава его взвилася
 Да за дело принялася,
 Бой кровавый закипел:
 Полетели тучи стрел,
 Но в Фому не попадали,
 От доспехов отлетали
 Да ломались пополам,
 Крики, стоны, шум и гам.
 Как увидели славяне,
 Православны христиане,
 Что подмога к ним идёт,
 Тоже ринулись вперёд:
 Вмиг доспехи нацепили
 Да ворота отворили,
 И давай врага крушить,
 Вражьи головы сносить.
 Братья в тот же миг проснулись,
 Меж собой переглянулись:
«Кто нарушил наш покой?»
 Но, увидев ратный бой,
 Что войска их поредели,
 Братья вмиг похолодели
 И пустились прямиком
 К лошадям своим бегом.
 О богатстве уж забыли,
 Лошадей в галоп пустили,
 Озираясь на скаку,
 Правя к ближнему леску.
 Вскоре в чаще леса скрылись,
 А войска отважно бились,
 Не желая отступать -
 Поредела вражья рать.
 Вечер. Месяц показался,
 Только враг не унимался -
 Бой почти всю ночь кипел:
 Всюду груды мёртвых тел,
 Всюду кони громко ржали,
 Всюду звон калёной стали.
 Запалили факела -
 Ночка тёмная была.
 Сотни ярких факелов,
 Сотни, тысячи костров
 Освещали всё в округе:
 Шлемы, латы да кольчуги.
 И при свете тех огней
 Сотни, тысячи теней
 Как в безумной дикой пляске
 Или страшной старой сказке,
 Словно тучи воронья,
 Извивались, как змея.
 Стрелы в воздухе свистели,
 А глаза бойцов горели
 И азартом и огнём -
 Кто с мечом, а кто с копьём.
 Рысаки вперёд бросались
 И хрипели, и кусались.
 Вот, орудуя мечом,
 Мужичок налёг плечом
 На врага, и тот упал.
 Конь злодея затоптал.
 Люди, словно стервенели,
 Топоры, мечи звенели -
 Всюду кровь ручьём текла,
 Всюду мёртвые тела.
 Меч ломается о щит -
 И противник уж бежит,
 Только нет врагу пощады!
 Не за деньги и награды -
 За свободу сей земли
 Все в неравный бой пошли!
 Лишь под утро бой стихал,
 Враг в смятенье отступал,
 Но уйти им не давали,
 Окружали, обступали,
 Скоро взяли всех в полон -
 Ворог лютый побеждён!
 Люди тут заозирались:
«Где ж подмога?» – Удивлялись,
 Богатырь всего один,
 Меч в руках длиной с аршин,
 Булава у ног висела.
 Защищали его тело,
 Лишь кольчуга да шишак,
 А под ним - гнедой рысак.
 Конь могуч, красив и статен,
 Богатырь лицом приятен,
 Сажень добрая в плечах,
 Столько силушки в руках!
 Вопрошал народ честной:
«Кто ты, витязь удалой,
 Кто отец твой, чем живёт?»
 Вопрошает весь народ.
 Наш Фома слегка замялся,
 Тем не менее собрался,
 Силу воли сжав в кулак,
 И ответил людям так:
«Что же, я Фома-кузнец.
 Кузнецом был мой отец,
 Но не витязь я, не воин,
 Я кузнец и тем доволен,
 Но коль встанет враг опять -
 Я опять пойду спасать
 Русь Святую от тирана,
 От любого басурмана.
 Коль на нас пойдут войной,
 Снова встанем мы стеной.
 Во единстве наша сила -
 Так всегда оно и было.
 Люди, помните о том,
 И мы справимся с врагом!»
 Развернул Фома коня
 И, кольчугою звеня,
 Поскакал вперёд стрелой,
 Вскоре скрылся с глаз долой.
 Дни вновь мирные настали,
 Мастера работать стали.
 Возводили города -
 Жизнь кипит в них как всегда,
 Как войны и не бывало.
 Ну а с братьями что стало?
 Те успели убежать,
 С поля боя ускакать
 И в лесу дремучем скрылись,
 Только вскоре заблудились.
 И не знали на беду,
 Как добыть себе еду.
 Так летели дни, недели,
 Братья сильно похудели.
 Наконец, им повезло,
 Забрели они в село.
 Зла на них уж не держали.
 Там они работать стали
 Подмастерьем гончара
 Да подручным столяра.
 Братья хлеб свой добывали
 И уже не помышляли
 О победах, о сраженье,
 Даже приняли крещенье!
 Так прожили жизнь свою
 В славном Киевском краю.
 А Фома домой вернулся
 И в работу окунулся.
 Накопилась уйма дел
 И Фома с утра потел:
 Вновь на кузнице трудился.
 В скором времени женился.
 Славно сына воспитал,
 Кузню сыну передал
 И доспехи вместе с ней
 Да ещё троих коней,
 Что сельчане подарили.
 Хороши коняги были:
 Лишь бы по полю скакать,
 Прыти им не занимать!
 Наш Фома любил коней
 До последних самых дней!
 И Фому не забывали,
 Песни про него слагали.
 Я одну сейчас пропел
 От старанья аж вспотел,
 Вы простите уж, друзья,
 Коль ошибся в чём-то я…




Глоссарий

1). Булава – (от лат. bulla — шарик), холодное оружие ударного действия длиной около 0,5-0,8 м в виде тяжелой каменной или металлической головки на деревянной рукоятке, разновидность палицы.

2). Шишак –защитное вооружение, предназначенное для защиты головы от ударов холодным оружием; шлем из железа, стали или меди; отличается навершием в виде длинного шпиля (шиша — отсюда название).

3). Онучи - кусок плотной ткани, навертывавшейся на ноги при ношении лаптей или сапог.

4). Бурдюк – мешок из цельной шкуры животного (козы, лошади и др.) для хранения вина, кумыса и т. п. Распространен в странах Востока, у некоторых народов Кавказа, Ср. Азии и Сибири.

5). Огниво – железная или стальная пластина для добывания огня путем удара о кремень. Употреблялось с начала железного века до 20 в.

6). Лихо – в восточнославянской мифологии существо — олицетворение горя. Его представляли в виде одноглазой молодой женщины.

7). Аршин – мера длины в ряде стран, в России с 16 в., равна 16 вершкам (71,12 см).

8). Косая сажень – традиционная древнерусская мера длины, расстояние от носка левой ноги до конца среднего пальца поднятой вверх правой руки, равна 2,48 м.