Ирина Жиленко. Сумерки

СУМЕРКИ

Так в сумерках душе моей тревожно...
На обагрённой заревом земле
в туманах этих разминуться можно
с судьбой своею, заплутав во мгле.

В злых сумерках теряют силу речи,
касается души глухая вечность.
И женщина теряет смысл дней,
а милый не найдёт дороги к ней.

Сверкают окна баров и кафе,
там дым, там строй бутылок разноцветных.
Найти там место – как открыть планету.
Иди домой, где старенький буфет,

где стол накрыт клеёночкой простою,
где пахнет супом вкусно и тепло.
Да прищемило душу сизой мглою,
и закружило вдруг, и повело.

Пролил закат последний свет неяркий
на площадь, где стучат еще мячи,
пучки редиски продаёт крестьянка,
и хрипло где-то музыка звучит.

Присядь на лавочку в ногах Атланта.
Он на плечах упрямо держит свет,
хоть весь давно изранен и заплатан,
от синяков живого места нет.

Ветрами голова его полна,
прострелена ракетами, седая.
Он – словно дерево, чьи корни подмывает
порою равнодушная волна.

Край неба затянуло чёрной тучей,
и туча не дождём полна – вином.
Но, опалив цветы, янтарный лучик
успел войти в открытое окно.

Там кто-то так нетерпеливо ждёт
желанного!
Иной всю жизнь идёт.
И женщина всю жизнь, бывает, спит,
и на ресницах солнышко блестит.

Откуда в мире зло? – Атлант, скажи.
Не потому ли нет ему конца,
что каждый день оно острит ножи
о наши неразумные сердца?

Что возвестил закат багрово-алый?
Конец?
Начало?

Кассандра молвит: «Знаю – да молчу».
Но потемнели очи у Кассандры.
Узнать я не пытаюсь. Я свечусь.
И свой цветок кладу к ногам Атланта.

Прости меня. Не в силах дорасти.
Но верю я в твою седую бронзу.
И тихо, неприкаянный, летит
по небу шарик.
Угасает солнце.

Перевод с украинского