Волшебный дворец

 
 На купол неба наплывала чудная летняя ночь, и ее темное покрывало было похоже на кусок ткани, которым покрывают птичьи клетки, когда приходит время сна. Купол клетки - как купол неба, только вместо прутьев - блестящие линии созвездий. Ночь пришла, чтобы разлить свое прохладное царство на сочную зелень огромных парковых деревьев, на цветы, уже сомкнувшие свои глазки и сладко дремавшие, на статуи всевозможных богов и героев и, наконец, на огромный роскошный дворец, над которым еще светлела последняя лента сумерек. Она была как легчайшая полупрозрачная ткань, пронизанная редкими несмелыми звездочками. Во дворце только что погасли окна, весь вечер излучавшие загадочный, но маняще теплый свет, такой, который обычно приносит в сердце ощущение покоя и безмятежности. В пруду между очаровательных лилий так же, как и в небе над дворцом, блестели по-детски наивные глаза все тех же звезд, что благороднейшими жемчужинами осыпали стены небесного шатра, покрывавшего парк и дворец. Все предвещало сказку, и она началась.
 Первой заговорила статуя воинственной женщины в шлеме, должно быть, греческой богини Афины. Она обратилась к сильному бородатому мужчине, грозно возвышавшемуся на пьедестале под соседним деревом, таким же огромным и могучим, как он сам:
 - Скажи, Геракл, помнишь ли ты того знаменитого ученого, что когда-то спешил по этой аллее на прием к императрице в точно такой же дивный летний вечер? – Помню, - отвечал ей гигант, как же мне не помнить его. Хотя с того времени прошло с лишком двести лет. Говорят, самым великим человеком в том веке был, много нужных людям открытий совершил, не то, что эти барышни в роскошных платьях, что столетьями отдыхали тут. Отдыхать-то оно, конечно, хорошо. Но все люди вырастают в обществе, в народе и получают от него знания, язык, сказки, не говоря о более приземистых вещах. Значит, и отдавать что-то надо, а не просто веселиться и жить в свое удовольствие. А этот ученый был настоящий, один из немногих настоящих, из тех, кто посещал этот парк и этот дворец. Кажется, он и сейчас идет по мощеной дорожке главной аллеи со своей толстой книгой и в смешном парике. Я даже будто бы слышу стук его трости о камни. Неужели, его уже нет?
 -Да, Геракл, его давно нет,- вздохнула воинственная богиня. Как нет и многих тех, кого мы видели здесь, кем мы любовались во время балов и праздничных фейерверков. А они любовались нами. Странно получается: мы как новенькие столетьями стоим, а они, те, которые сделали нас, так быстро уходят. Одно поколение сменяется другим и так непрерывно. Пока здесь стоишь и счет им потеряешь. А, вроде бы, триста лет – небольшой срок. Вот огромные липы как стояли зелеными и сочными, так и стоят, лучше нас, каменных, держатся. А ведь их еще сам великий Император сажал. Он был началом всего: нашей страны и ее столичного города, этого дворца и этого парка. При нем и нас сделали и на века поставили сюда, чтобы нами любоваться. А, получается, любуемся-то мы. Люди проходят, думая, что любуются нами, но на самом деле мы веками любуемся ими.
 Огромные липы слушали разговор статуй и подтверждали каждое их слово легким шелестом своих густых тяжелых крон. Они, в отличие от людей и статуй, не умели говорить и могли выразить свои мнения и настроения, лишь шелестя и слегка покачиваясь. Но статуи их прекрасно понимали. Еще бы! Постой-ка столько лет на одном месте – каждую травинку и каждую пылинку вокруг понимать начнешь!
 А тем временем в одном из залов дворца, давно ставшего музеем, тоже происходил разговор. Только говорили не статуи, а вилки, ножи, тарелки и стулья, которые, как и статуи, много видели, поэтому много знали и от нечего делать любили поговорить.
 Дело, как вы уже поняли, происходило в большой столовой, в которой императоры веками принимали высоких особ. Первыми заговорили два тронных стула, на которых когда-то важно восседали император и императрицей. Эти стулья ничем не отличались от остальных своих собратьев, только стояли во главе стола. О чем же они говорят ночами, когда остаются без людей один на один со мраком? Ведь они, несмотря на свою немую ограниченную суть, надо признать, единственные дожившие до наших дней свидетели многих знаменательных событий, происходивших во дворце, и видели в его стенах почти столько же много, как и главная городская площадь. А она являлась той осью, вокруг которой веками вращалась жизнь столицы и всей огромной страны. Ось земли с исторической точки зрения было бы правильно провести через эту площадь.
 Давайте вернемся в зал и прислушаемся, чтобы услышать, о чем говорят эти благородные свидетели былого. - Эх, сказал императорский стул,- сколько же императоров на мне сидело за всю мою долгую жизнь – и не вспомнить! Человек двадцать, наверное, не меньше. Даже сам Великий Император, с которого все началось, любил вкушать пищу, сидя на моем мягком сиденье. Хотя, вообще-то, он был человек по характеру своему твердый и поэтому предпочитал по–спартански жесткие, но величественные стулья и троны. Привет, муженек,- заговорила соседствующая с императорским стулом стульчиха. Сколько лет мы с тобой идем рука об руку. Ты носил на подушке, что лежит на твоих резных деревянных руках, императоров, а я их супруг – императриц в роскошных нарядах. Помню: под одну их юбку могло спрятаться несколько человек. А уж прически-то была такой высоты, что не знаю, как дамам той поры удавалось держать голову, которая, к тому же, часто была увенчана огромной шляпой в виде кораблика. Тут в разговор вмешался стул, стоявший по правую руку от императорского: не в обиду вам будет сказано, господа, но вы двое всегда почему-то начинаете разговор раньше других, а между тем, на вас сидели люди, которым это было предназначено «по крови» и которые далеко не всегда имели сколь либо серьезные заслуги перед обществом и страной, а мы, остальные стулья, часто носили на себе не только аристократов по рождению, но и людей, большим трудом пробивших себе путь наверх. Они гораздо больше других заслужили сидеть на наших спинах.
 И стулья стали наперебой вспоминать тех знаменитых и достойных людей, которые имели честь сидеть на них подле императора с императрицей и вкушать пищу за этим большим столом, на котором каждый соусник и каждая тарелка являли собой настоящие произведения искусства.
 На мне – сказал стул, располагавшийся по правую руку от императора, всегда сидели генералиссимусы, министры и прочие придворные фавориты. Особенно запомнился тот выдающийся полководец, который одерживал одни лишь победы, ни разу не испытав горечь поражения. Когда-то он маленьким хилым крестьянским мальчиком ушел из дома Родину защищать и много усилий приложил, чтобы закалить свое тело и свой дух, как закаляют в адовом огне стальной прут. И его усилия не были тщетны, он вышел из этой жизни непобежденным, а в историю вошел победителем. Тут заговорил соседний стул: а я больше всех запомнил того поэта, который, будучи первый раз приглашенным государем обед, нежно отодвинул меня, встал и только открыл рот, как уже весь зал, завороженный, слушал его волшебные стихи. Всем присутствующим казалось, что они слышат не голос, а звуки, исходящие от образов, созданных поэтом. Это был то буйный ветер над степью, то дождь над деревней, то нежный шелест трав, а иногда это был настоящий разговор известных исторических персонажей, серьезный или завораживающе лукавый. Да, мы всегда помним великого поэта, - немного грустно сказали остальные стулья. Он написал столько прекрасных стихов, поэм и сказок, что благодаря его творчеству родной язык как будто заново родился, стал более богатым и, как бы мы сказали сейчас, литературным.
 А на мне, – начал хвастать третий стул, сидел выдающийся архитектор и художник, который создал весь этот дворец. Каждая колонна и каждая завитушка внутри и снаружи была придумана и нарисована им! Да, да, мы до сих пор благодарны своему талантливому создателю и всегда пока существуем, будем благодарны ему, нашему отцу – наперебой затрещали завитушки, подсвечники, ангелочки и остальные чудесные элементы оформления дворца, созданные большой красивой душой мастера. Им басисто поддакивали колонны, ведь им тоже было приятно в этот волшебный вечер немного позаниматься самолюбованием. Одним словом, во дворце стоял порядочный гвалт. Если бы сторож мог слышать его, он бы со страху убежал в парк. Но сторож был вполне обычным человеком, поэтому, как все обычные люди, не понимал язык предметов, да к тому же, крепко спал. Липы и статуи в саду, конечно, слышали голоса предметов, долетавшие из дворца, и им было очень интересно узнать, что же сегодня за праздник во дворце. Одна из скульптур, стоявшая на лужайке ближе всех к стенам дворца, даже спросила атланта, поддерживающего дворцовый балкон: скажи-ка, братец, а что за праздник сегодня у тех, кто внутри? Да никакой это не праздник, возразил ей атлант, - опять архитектора своего вспоминают. Им-то хорошо его вспоминать. Это благодаря ему они такие праздные и красивые, а мне из-за его прихоти балкон приходится держать. Так, стою и держу безо всяких разговоров. Все статуи в парке тут же пожалели атланта и его напарников, чьи силуэты сурово выделялись на фоне светлой летней ночи. А ночи во всех северных краях в начале лета светлые, если, конечно, нет туч, тумана или дождя.
 В большой столовой, по-прежнему, продолжался разговор о замечательных людях прошлых эпох. Стулья наперебой рассказывали о тех знаменитостях, которых им приходилось носить на своих удобных мягких подушках. Разговаривали о людях разных судеб: о счастливых и несчастных, о долгожителях, оставивших позади свой век и о тех, чья жизнь трагически оборвалась на пике юности, славы и успеха, о влюбленных и нелюбимых и о многих других.
 Один стул рассказал историю о великом скульпторе, родившемся в бедной лачуге на берегу моря и ставшим таким знаменитым и уважаемым человеком, что многие короли считали честью пригласить его к себе во дворец, чтобы лично пожать его сильную мозолистую руку, которая каждый день крошила твердый камень, рождая на свет божий прекрасное. Так вот, когда он умер,- продолжал свой рассказ стул, первыми за его гробом шли королевские особы, аристократы и богачи. Увидев это, один известный писатель влез на бочку и воскликнул: почивший вышел из бедняков, так пусть они первыми идут за гробом, пусть первыми простятся с ним! Да,- вздохнули остальные стулья, - помним мы и скульптора, и писателя. Хорошие были люди. Волевые. Нам приятно было носить их на своих спинах.
 Эти разговоры стульев и других вещей во дворце продолжались бы бесконечно долго, если бы не начало светать. Стали видны барельефы ангелочков на белых стенах. Они летели по стенам как по небу на своих маленьких быстрых крылышках и сжимали в детских ротиках рожки, готовясь в любое мгновение вострубить о пришествии на землю Волшебного Утра.
 Небо над дворцом окрасилось в нежно-алый цвет, плавно переходящий в легкую желтизну, которая постепенно растворяла в себе синеву с ее брильянтами-звездочками. И по этой желтой полосе неслышно летели Ангелы Утра, трубя о приходе нового дня, дарованному всему живому самым Большим и Искусным Творцом на земле.
 Рукотворные ангелочки на стенах дворца начали вторить им, радуясь первым солнечным лучам, упавшим на них сквозь щели тяжелых старинных штор. Всего за несколько мгновений до этого разговоры предметов во дворце смолкли. А как же иначе? Ведь скоро откроются двери дворца-музея, и первые любопытные посетители придут посмотреть на его богатства. И им незачем слышать тайны и интриги прошлых веков, которые так заботливо хранят все старинные предметы. Ведь это их гордость. Они знают, что пока они хранят свои тайны, они будут интересны и нужны людям. Красота и волшебные старинные истории дают им вторую жизнь на века и целые тысячелетия. А кому же не хочется жить так долго и быть красивым и любимым. Все предметы во дворце, по крайней мере, хотят этого и, конечно, очень любят свою работу: зажигать в сердцах людей сказку. Они всех помнят и ко многим хорошо относятся. Но особенно любят детей. Ведь дети обожают сказки, верят в них, и, в отличие от взрослых, догадываются, что предметы во дворце живые. А это естественно, нравится и статуям, и ангелочкам, и стульям. Они, наверняка, и об этом следующей ночью поговорят. Для них нет старой и новой истории, а только люди есть. И не важно, кто это: герои прошлых эпох или современные любители прекрасного. Мы любим их, они нас, если, конечно, мы не забываем протереть с них пыль тряпочкой или подкрасить, когда им это требуется. Так, не будем же забывать об этих немых отражениях прошлого, ведь это отражения нас самих, а с собственным отражением не шутят. Если посмотрим в зеркало, то увидим, что наше отражение – это мы. И мы знаем, что если мы будем тщательно следить за ним, причесываясь и пудрясь, то, и выглядеть будем отлично, и будем смотреть на этот мир умными счастливыми глазами!
 
22-25 апреля 2007 г.