Он

Он бежал по веткам деревьев, как по воздуху. Во-первых, потому что это было так же невозможно. Во-вторых - потому что если бы по воздуху можно было бежать, наверное, это выглядело бы так же захватывающе. Бежал, не переводя дух. Бежал, распугивая мальчишек, устроившихся в листве, чтобы понаблюдать с высоты за предстоящим зрелищем. Он бежал туда, откуда доносилось жаркое дыхание толпы, к самому центру города, к его старой площади. Даже сквозь густые кроны деревьев он видел колышущиеся волны людского моря, наводнившего всё пространство между домами. Люди ждали. Ждали, как ни странно, его. Они ожидали, что его под стражей проведут через этот живой коридор, так и грозящийся каждую секунду сомкнуться своими волнующимися стенами. Проведут на помост, похожий на эшафот. Худого, бледного, прячущего глаза от пытающихся заглянуть ему в лицо...

А пока они ждали, он бежал, отталкиваясь босыми ногами от сухих веток и уворачиваясь от птиц, беспокойно круживших возле своих потревоженных гнёзд. Вынырнув из листвы последнего дерева, он спрыгнул на строительные леса, тянувшиеся вдоль северной стороны площади и заворачивающие к её центру, к тому самому месту, где сегодня стоял деревянный помост. Его не сразу заметили. Но даже его лёгкие шаги всколыхнули неустойчивую постройку и, потревоженные шумом досок наверху, люди по очереди поднимали головы. Было два часа дня и солнце теперь, когда он шёл в самую гущу толпы, светило ему в лицо. Они ожидали мученика... Он всё ещё бежал, постепенно замедляя шаг и выпрямляя спину. Он вбежал в это людское море, как герой. В свете солнца его далеко не чистая рубаха, покрытая масляными пятнами, разорванная на левом рукаве, казалась ослепительно белой. Он улыбался. Солнцу, городу, людям - показывая крепкие белые зубы. Люди внизу указывали пальцами на его движущуюся фигуру, и чем больше он замедлял шаг, тем отчётливее казалось, что лесам, по которым он шёл, не будет конца. И всё же он ещё почти бежал, когда к нему на плечо запрыгнул белый в серых пятнах кот, радостно ткнувшись хозяину в шею. Тот, словно пришпоренный его появлением, поднял руку, обнажив загорелую кожу в прорехе на локте, и, придерживая любимца, вновь ускорил шаг. Толпа смотрела уже не на него. Юркнув по помосту, к лесам подбежал мальчуган лет пяти и, подтянувшись, стал ловко карабкаться вверх, туда, где уже чувствовалось биение досок под ногами сегодняшнего героя. Вскоре собравшимся на площади уже не приходилось метаться взглядом, думая, на кого же им смотреть: дойдя до самого края, он подхватил пацанёнка на руки и стремительно повернул обратно. Мальчик обхватил отца за шею и, несмотря на то, что тот теперь бежал не один, доски под его шагами едва прогибались, словно даже не успев почувствовать прикосновения его босых ступней. Толпа молчала. Ни единого вздоха, ни звука, только молчаливое сопровождение взглядом этой странной компании. Добежав до аллеи, приведшей его сюда, он на мгновение обернулся - так ненадолго, что никто этого не заметил, - и, усмехнувшись, нырнул в зелёную листву.

Когда последний листок, взбудораженный этим волнением, успокоился, по площади пронёсся радостный возглас, который, прокатившись волной от стены до стены, вернулся обратно шквалом аплодисментов. Они пришли сюда за другим зрелищем, но то, что они видели, было гораздо лучше того, чего они ожидали. Со счастливыми улыбками они расходились по домам. Теперь это забота городских властей - где искать этого беглеца. Быть может, когда его поймают, они вновь соберутся на той же площади, у того же помоста и тех же вечных лесов. Но с того дня почти в каждом доме молились, чтобы этого никогда не произошло.