По дороге в Париж

«Увидеть Париж и умереть» (с)

В нашей маленькой, под самой крышей, всеми забытой мансарде - со свисающими со стен длинными лоскутами обветшалых обоев, на которых едва видны номера, написанные цветными фломастерами, давно забытых чужих телефонов, и тиснения, осыпающиеся серебристой пылью (горшочками фиалок белого цвета, жаровней печеных каштанов, ажурными конструкциями башни сумасбродного инженера Эйфеля, и такой же сеточкой красных чулок сумасшедших канканов под неоновыми лопастями легкомысленной Moulin Rouge) в тонких лучах света, пробирающегося сквозь кулисы маленьких окон, из которых видны облака, развешанные повсюду своенравным закройщиком-ветром, и черепичная шляпа, нахлобученная на голову старого города - на скрипучей тахте из ночи в ночь мы устраиваем наш безумный театр.

Наш спектакль на двоих -
извержение тысяч вулканов,
с грохотом водопадов,
сходом лавин,
и парением снежных крыш.
И таким же количеством
вселенских потопов,
с обезумевшими волнами
закипающей влаги.
Приливами и отливами,
и сплетением наших имен,
и блужданием наших рук,
вознесением наших душ,
и падением наших тел.

Мы не верим давно Заратустре.
Избегаем услуг Ноя.
Нас не нужно спасать.
Оставьте же нас в покое.
Слышите, вы!
Все!

Языком,
разделив тебя надвое
(касанием, словом)
от мизинцев
на тонких ступнях
задрожавших ног
до изящных запястий,
улетающих вверх рук,
вдруг почувствовать,
как пульсирует твоя жизнь
на моем конце света.
С твоего дна
поднимусь - новым.
Подниму тебя
в свое небо - новой.

На закрученной в узел простыни,
расплываемся в беспечной слабости.
Я –
осьминогом трепетнопалым,
едва прикасаясь
легкой тысячью пальцев,
на тебе буду сны ворожить.
Ты –
нездешне-красивой морской звездой
до последней истомы
мой прерывистый сон пеленать.

Соберу с твоей кожи губами
свой запах,
и твое желание жить
на распахнутых настежь губах -
чтобы утром соединить вновь
тебя в одно целое.

Наш ночной театр бесконечен.
Мы не едем с тобой в Париж.
Нам не стоит теперь умирать.


Мы начнем умирать здесь, на маленьком чердаке, затерянном в старых кварталах среди не задернутых кулис безумного театра теней.