Зэ-ка и министр. В круге первом
Толпа - это как бы материя истории... Сколько её в одном месте убудет, столько в другом прибудет. Так что беречь её нечего..."
(Александр Исаевич Солженицын, 1955-1968)
Он в кабинет крутой вошёл и быстро сел
Не поздоровавшись, хоть там Портрет висел.
В удобно кресло, не за стол, а так, подаль.
Не посмотрев, что там министр восседал.
И тот не крикнул ему: "Встать!", хоть был бы рад.
Не видит зэк, погоны золотом горят.
Миролюбиво, будто ангел неба здесь:
"Я не давал вам разрешенья чтобы сесть."
Ответ простой: " Китайцы, знайте, говорят,
Что чем ходить, так лучше столбиком стоять.
Сидеть получше, чем стоять," - судьбе назло.
"Лежать коль сможешь, значит лихо повезло!"
"Да представляете ли кем могу я быть?"
"Ну - кем? Ну маршалом, ну Герингом хоть слыть.
Его я видел на заводе в Галле. Дак
Не обернулся. Он ушёл запросто так."
Улыбку сбросил. Хмуро глянул на зэ-ка:
"Не видно разницы меж нами вам слегка?"
"Меж кем? Меж вами? Между нами? Вот предмет.
Отлично вижу: я вам нужен, вы мне - нет!"
Министр громом мог кричать любой башке.
И припугнуть баландой в тухлом запашке.
Но здесь сказал он только: "Слушайте, зэ-ка.
Не забывайтесь! С вами мягко я пока."
"А если б грубо, разговаривать не стал.
И гражданин министр, век вас не видал.
На генералов, на полковников кричать
Вам можно смело. Им ведь есть чего терять!"
"И вас заставим, сколько нужно. Не вопрос."
"Ан ошибаетесь! Уже не тот допрос.
Ведь ничего, поймите - нету ничего!
Забрали всё. Родных уж нету никого!
Жену, детей вам не достать. Их взял снаряд.
Отец и мать в сырой земле давно уж спят.
А из вещей - один платок. Да всё бельё
Уже казёное, без пуговиц, тряпьё.
Свободу отняли давно, не возвратить.
У вас самих её ведь нет, чего лепить.
Мне сорок два, а сроку дали двадцать пять.
Чего грозить, мне больше нечего терять.
Я был на каторге и в номерах ходил.
Я знал собак и все режимы оттрубил.
Чего лишите? Инженерного труда?
Так потеряете вы больше! Ерунда.
Так что сильны вы лишь постольку, потому,
Что вы берёте лишь поскольку, не всему.
И если всё вы отобрали от меня,
То неподвластен уж, свободен точно я.
Я закурю." - "Возьмите "Тройки." - "Нет, мерси.
Я не меняю марки. Кашель. Бог прости."
И он дразнил министра. В спинку кресла врос.
Жалел, не взял что тех роскошных папирос.
"Так вы - ведущий инженер," - опять картечь.
"По установке, что клиппированна речь?
Я вас прошу, скажите точно мне тогда?
Готова ль будет установка та в срок? Да?"
"Вы что смеётесь? Через месяц? Как-нибудь
На долгу муку, скору руку что-нибудь.
Так чрез полгода или год, быть может так,
А что шифрация? Продвинется иль как?"
Был оглушён министр. Вот ведь приговор!
А что Хозяин? Обещанья? Уговор?
Всё опустилося. Он голову подпёр.
Ах, как же так! Ну как же раньше не допёр!
"Я вас прошу, Бобынин, взвесьте те слова.
Что нужно сделать? Чтоб быстрее? Голова
Падёт с виновных и погоны полетят.
Да вы не бойтесь, утоплю их, как котят."
"Быстрей? Не выйдет." - "Как же так? Был срок же год!"
"Что значит срок? Ведь то научных мыслей ход!
И вам наука - Сивка-Бурка - дай дворец?
Да чтоб к утру построен? Ключик же в ларец?
Что за приказ? А коль проблема неверна?
А новь явлений, неизвестность ведь черна?
Так обеспечьте нам спокойное житьё,
Да чтоб не думать людям больно про бытьё!
А вы нам опера, допросы, протокол.
И дармоедов, и режима частокол.
Зачем вам оперное творчество, коль так,
Вы для Хозяина стараетесь, иль как?
Вот нищета! Позор! Да кто же виноват!
Ведь вы же людям не подарите "Виват!".
А что работают вам сутки напролёт.
Им суп с костями. Так наука не пройдёт.
А настроенье? А свидания с семьёй?
Да по статье, по Пятьдесят всё той Восьмой.
Но коль положено раз в месяц. Дайте в срок.
А вы - раз в год даёте. Гений ваш - порок.
Режим вам голову мутит. С ума сойти.
Вот раньше можно было б хоть гулять пойти.
По воскресеньям. Так теперь опять запрет.
Зачем? Зачем же вам науки той предмет?
Наука вам не даст сметану за навоз.
И что без воздуха, какой уж тут извоз.
Да что болтать! Зачем вы вызвали в ночи?
Когда же спать? Работать завтра. Мозг точи."
Бобынин встал и распрямился. Гневный взор!
Большой мужик системе высказал позор.
Что над народом измывалась столько лет,
Служа Хозяину, что в китель был одет.
Хозяин веру дал. Народ его любил.
Не представляя, сколько душ он погубил.
Что будет дальше? Что чиновник говорит?
За что душа поэта пламенем сгорит?
Свидетельство о публикации №107041602297