Прошлогодние шалости - сборник утерянных эпиграмм

 Поэма. Уборщица.

 Куриной попою сложила
 Свои уборщица уста,
 По локоть руки обнажила
 И принялась считать до ста.
 
 Вот-вот набросится со шваброй
 Или ведром ударит в пах,
 Она вдруг стала очень храброй
 И вся, как будто бы, в шипах.
 
 Такой дракон из подземелья
 Из темноты возник густой-
 Он не пригрезился с похмелья,
 Нездешней силой налитой.
 
 Разит дракон пока, что словом
 И счёт ведёт как метроном;
 В негодовании суровом
 Лепечет, в общем, об одном:
 
 Мол, пишешь плохо и пустое,
 Хоть не читала ничего,
 Прими напутствие простое
 Почти от чёрта самого.
 
 Сломай перо, сожги бумагу
 И в лоно тёмное иди,
 Там носят швабру, словно шпагу,
 И сердце бьётся не в груди.
 
 Его подвинут ближе к заду,
 Там место есть, поверь уж мне!
 Короче, бросишь клоунаду?
 Или гореть тебе в огне?
 
 Уборщиц тщетны монологи,
 Пускай идут пешком туда,
 Откуда вырастают ноги
 И там застрянут навсегда.



 Поэма. Дядя Миша.
 
 Для дяди острые вопросы
 Подобны шилу в хитрый зад,
 Молчит он жалкий, безволосый
 И в Киев хочется назад.
 Там сало вкусное когда-то
 Он вдоволь ел, когда хотел,
 Но делал это воровато
 И от волнения потел.
 Потел и думал о грядущем
 Переселении туда,
 Где будет жить в краю цветущем
 И там осядет навсегда.
 И вот приехал горемыка
 В жару, песок и без порток,
 Там речь звучит разноязыка
 И громче всех шумит “совок”.
 А сала хочется как бабу
 И слюни капают в песок,
 Но съесть еврею и арбу
 Не суждено свиньи кусок.
 Свинья там строго под запретом,
 А вот верблюдов и ослов
 Сношают местные и в этом
 Есть утешенье для хохлов.
 Он сало снова ел украдкой,
 От вожделения дрожа,
 Как поражённый лихорадкой,
 Под одеялом возлежа.
 Текли жиры с лица потоком,
 Скрипели зубы как станок
 И оглоушенный пороком
 Он так вспотел, что весь промок.
 Он снова был как будто дома
 И, позабыв про Холокост,
 Он край Гоморры и Содома
 Послал, пардон, коту под хвост!
 Теперь он ест открыто сало
 И пьёт горилку из ведра,
 А то, что ранее свисало-
 Стоит, ребята, на ура!



 Поэма. Коллега дяди Миши.
 
 У дяди Миши есть коллега-
 Всегда готов ему помочь,
 Он как конструктор типа Лего
 Детей строгает день и ночь.
 Их у него порядка сотни-
 Почти, что рота, господа.
 Он даже в день святой субботний
 Их зачинает иногда.
 В опочивальню тихо, боком
 Коварным змеем проползёт
 И, выражаясь низким слогом,
 Засунет, если повезёт.
 Он так старается во благо
 Всего народа своего,
 Мне жалко, братцы, бедолагу,
 Но и не более того.
 Его обрезали не сразу
 И помешала ерунда-
 Чтоб по незнанию заразу
 Не занести ему туда.
 А недостаток этих знаний
 В Сибири явно ощутим,
 Ведь хрен отнюдь не хвост фазаний
 И в нём процесс необратим.
 Обрежешь косо или криво
 И парень словно инвалид!
 Нет, в этом деле терпеливым
 Обязан быть космополит.
 Его обрезали лет в тридцать
 И был болезненным процесс,
 Он вышел бледным из больницы
 И потерял изрядно вес.
 Так исхудал, что только носом
 Был от скелета отличим
 И задавался всё вопросом,
 Каким конкретно – умолчим.
 К нему вернёмся мы позднее,
 Когда созреет пациент,
 Расскажем всё и, не краснея,
 Вот только, выберем момент.



 Свежайшей рифмы ветерок
 Шевелит кудри золотые-
 “легла-легла” ты между строк
 На груди рифмой налитые.
 Но не достать самой сосок
 И палец ты сосёшь со смаком,
 И пустяки, что волосок
 Под ногтем пахнет аммиаком.


 Не ешьте брюкву перед сном,
 Как это делает шалунья,
 Она шалит так в основном
 Лишь накануне полнолунья-
 Набьёт кореньями нутро
 И вдруг, прищурившись хитро,
 Трескучим пуком возвестит,
 Что перед вами трансвестит!






 Суть бытия усвоив после чая,
 на звонкой ноте
 заверши свой файф-о-клок-
 ошпарь, естественным
 стремленьям отвечая,
 горячей струйкой
 белый потолок.




 Когда с варенья розовая пенка
 тебе наскучит,
 как без хлеба жидкий суп,
 тебя воротит
 к жизни отщепенка,
 расшевелив за кончик полутруп.



 Твой полутруп неловко плюнул мимо,
 Попил чайку, вареньем закусил
 И прочь ко всем хренам невозмутимо,
 Как сивый мерин мелко потрусил.



 У Лукоморья дуб в багрянце,
 а вместо листьев -
 некие творенья,
 они в салат
 идут вегитарьянцам,
 чтобы потом
 воскресть как удобренья.



 Ты комплимент за чистую монету
 Прими с улыбкой счастья на лице.
 Тебе ль не знать, как бывшему брюнету,
 Как волос цвет меняет на яйце!



 Ах, как люблю повидло из кизила,
 Из абрикос и прочей алычи,
 В нём заключается е…ическая сила
 И я концом ломаю кирпичи!



 Там вечных тем седые мхи
 Растут на ниве чепухи,
 А тут у нас пожрать готово
 И мы балдеем стопудово.



 Ты не берись за гуж, уфимец,
 постой в сторонке, не дерзи,
 ты тут известный проходимец
 и отвратителен вблизи.


 Прочту, задумаюсь,
 замру монументально,
 поймаю мысль
 и тут же разовью,
 потом в стихах
 скажу сакраментально
 сладчайшим голосом,
 подобно соловью.


 Нет, ты спусти,
 спусти всенепременно,
 но чем же, собственно,
 спустить тебе дано,
 позволь на ушко
 вопросить недоуменно?
 Тебе ж для этого
 нужны (удалено)!


 Вы сначала спички жгли
 и подушками кидались,
 а потом
 разобрались
 и украдкой посношались,
 покурили в тишине,
 съели по конфетке
 и на...рали по чуть-чуть
 на Культурной ветке.
 

 Замри в предчувствии конца,
 тебя настигнет
 меч мой самурайский!
 Как можно было
 не узнать во мне самца
 породы редкой -
 Задунайский?!


 Советы добрые
 Отсутствовали вовсе
 И критиков в упор
 Мне наблюдать не довелось!
 Ты к процедуре
 Растерзанья приготовься-
 Полезешь в кузов,
 Раз грибочком назвалось.


 Не понимаешь ты
 Ни в рубайяте, ни в сонетах
 Ну совершенно, абсолютно
 Ни хрена,
 Писала ты
 Когда-то в стенгазетах
 И подпускала
 Вместо рифмы шептуна.


 Ну что сказать
 Тебе ещё, подруга?
 Чем расписать
 Тебя под хохлому?
 По лбу ли дать
 Орудием упругим
 Иль просветить
 Твою густую тьму?

 
 Шлифуй не прозу,
 А детали на заводе-
 Там настоящее
 Призвание твоё!
 Ну, а пока
 Ты по своей природе-
 Ещё незрелое,
 Густое мумиё.


 Таким как твой (удалено),
 Костей лишённым аппаратом,
 Болтать, дружок, запрещено
 Недавно принятым форматом.


 Где вы, милые денёчки,
 карты, бабы и вино?...
 Ждут друзья по домино
 у пивной ближайшей бочки!


 Пойдешь налево – гонорея,
 Пойдёшь направо – геморрой,
 Простая, как бы, лотерея…
 Неизлечимая порой!



Эпиграмма адресована Мрачному Хеду, он же -
Славный Рыцарь Иванхое.

Гостям был подан на обед
C петрушкой в пасти Мрачный Хед.
Он возлежал на рыбном блюде
Как то, что стряхивают люди.
Но не подумайте плохое,
Зовётся это – Иванхое!


 Он вызывал недоуменье,
 Когда подряд по тридцать раз
 Упорно “я” местоименье
 Употреблял, входя в экстаз.
 Его назвали в детстве Марком,
 Но имя Зоя от всех нас
 Могло бы быть ему подарком
 И пусть страдает п…ас!


 Он самому себе обязан
 И сам себе авторитет -
 Стоит, к шлаКбауму привязан,
 И в кулаке - ментаЛЛитет.
 Простых движений повтореньем
 Не тяготится существо -
 Он самоудовлетвореньем
 Своё терзает естество.

 Колготки с дыркой на заду
 Шалунья носит, не меняя,
 Виляет дыркой на ходу
 И страстно жаждет нагоняя.
 “Мой нагоняй, тебя хочу!” -
 Кричит шалунья сочным басом,
 Тут деликатно умолчу
 О том, что будет с пи…расом.


 И вновь, как Феникс восстаём,
 И вновь просак стоит преградой-
 Таким мордатым бугаём,
 Такой незыблемой громадой.
 Просак возможен тут и там
 И между ними вероятен,
 И, как и дамам, господам
 Он равнозначно неприятен.


 Я помню чудное мгновенье –
 Передо мной явились вдруг:
 МентаЛЛитета приведенье
 И ты, шлаКбаум милый друг!
 О, сколько мне открытий чудных
 Вы принесли с собой, друзья,
 И при моих талантах скудных
 Из грязи вывели в князья!


 Ударить рифмою пора
 По кизякам и захолустью-
 В штаны наложат фраера
 И мы отметим это с грустью.
 
 Они в кусты бегут всегда,
 Как только трубы кличут к бою,
 И там краснеют от стыда,
 И мелко трусятся губою.
 
 Мне жалко этих фраеров,
 Но слабину давать им рано
 И буду я, пока здоров,
 Сносить уродов ураганом.


 
 Если ваша грудь по форме-
 Словно уши спаниеля,
 То наматывайте на ночь
 Грудь свою на бигуди.
 Не заметишь, как промчится
 За неделею неделя
 И как будто две пружины
 Станут уши на груди!
 Вам они всегда помогут
 В толчее пройти свободно,
 Только спать придётся
 Боком или строго на спине,
 Но зато, когда зажмёте
 Орган ими детородный,
 То окажется мужчина
 В настоящей западне.
 Так поймала Стеклоешка
 Зазевавшегося дядю
 И теперь за ней повсюду
 Он, несчастный, семенит,
 Поспешает, словно ослик,
 И с отчаяньем во взгляде,
 С ущемлённым агрегатом,
 Принуждённо говорит:
 "Даст ист, мэм Чума, фантастиш,
 Только писю отпустие,
 Мне она на ратной службе
 Пригодится для страны,
 Вы ж со мной в подобной позе
 На войну не захотите,
 Или вы в своей Могоче
 Переели белены?"
 Отвечает Стеклоешка:
 “Цыть, ни шкни, и не невируй,
 На твои мне агрументы
 Наплевать и растереть.
 Ты, как я сперва попробуй-
 С голым задом эмигрируй,
 А пока изволь заткнуться
 И как ветошь замереть.
 Службу я тебе устрою
 В максимально тёплом месте-
 Где-нибудь в учебном центре
 Мы совьём себе гнездо.
 За Америку стеною
 Постоим с тобою вместе,
 Я уже всё рассчитала,
 Всё буквально: от и до!”



 Пулемётчику на танке
 Люком сплющило чердак
 И теперь он на гражданке
 Через букву “эм” чудак.


        Между двух океанов в богатой стране
        У одной поломойки висит на стене
        Поклонения давнего некий предмет -
        Чей-то фотопортрет без особых примет.
        Неустанно молитвы ему вознося,
        Извелась поломойка несчастная вся-
        Пожелтела, облезла, не спит по ночам
        И впадает в истерику по мелочам.
        Ей, наверно, поможет пустырник и бром,
        А иначе не кончится это добром-
        Ноша эта уборщице не по плечу,
        Обратиться, не медля, ей нужно к врачу!







Хорошо, что богу душу
отдал этот мутный хрен
и одна седьмая суши
поднимается с колен.

Но мешает закулиса
и хоть выгнись ты в дугу,
волосатый или лысый,
должен дать отпор врагу!

А то, ишь, паскуды моду
взяли гадить тут и там!
Дать как следоваит в морду
нужно сукиным котам!

Той Обаме прямо в харю
пролетарским кулаком
со всего размаха вдарю
чтоб катился кувырком -

Разошёлся дядя Жора,
раскраснелся, закурил
и в процессе разговора
он добрался до Курил.

Узкоглазым - хрен на рыло,
а не наши острова...
дальше всё вокруг накрыли
нецензурные слова.

Понахохлились вороны,
клюв разинул воробей
и с ближайшего балкона
сдуло стайку голубей.

Хороша бывает водка
белгородская, с хренком...
Тут нетрезвою походкой
к нам подходит военком.

Не теперешний, а бывший,
образцовый офицер,
энто дело возлюбивший
со времён СССР.

После первого стакана,
военком сказал про Крым,
что там радоваться рано
и запил слова вторым.

Дальше молвил, мол, барыги,
позасевшие в Кремле,
так и сяк плетут интриги,
и что жопа в феврале.

Помолчал и подытожил-
что Дамаск и что Донбасс
защищать мужчина должен,
а иначе - пидарас.

И хватил в сердцах, с размаху
кулачищем по столу
так, что закусь скинул на ..уй
и нанёс урон бухлу.

Несерьёзный, слава богу,
поправимый, что уж тут...
чай, у нас не синагога
и не Смольный институт.

Мы, быть может, и не шибко
благородных-то кровей,
но ракетой без ошибки
раздолбаем их Бродвей!

Или вынырнем из пены
"в чешуе, как жар горя",
возле Рима или Вены...
стоп, короче говоря:

там, где вражеское море
омывает берега
обнаружимся мы вскоре,
не позднее четверга!

Слово за слово, темнело,
из-за крыш взошла Луна,
военкомовское тело
унесла домой жена...

Мимо садика очкарик
дифилировал трусцой
с головою словно шарик
и улыбкой с хитрецой.

Мишка, кажется, Делягин,
из соседнего двора,
его новенький Фольксваген
поцарапали вчера.

-Миша!, - крикнул дядя Гриша,-
подгребай сюда скорей,
расскажи-ка, что где слышно,
просвети нас, дикарей.

Угощайся: пиво, лещик,
папиросы Беломор,
он, конечно, Примы резче,
но хорош под разговор

и на лёгкие нагрузка
меньше ваших сигарет...
Чо ты мнёшься как нерусский
или аспидов аскет?

Во-от, совсем другое дело!
Ну, за то, чтоб на Руси
населенье богатело,
доннерветтер, гран мерси!



*******


Отпустите Чуму в Геморрои,
где стоят терриконы дерьма,
там она повстечает героя
и сойдёт от оргазмов с ума!

Так мечталось Чуме из Могочи
до восторженных колик в носу,
а ещё захотелось ей очень
всевозможную есть колбасу

и поэтому вышла по почте
Галя замуж за негра Белью,
плакать можете или хохочьте,
ну а я, например, поблюю.

Отрицая родные осины,
колбасу за два двадцать и квас,
собирает Чума апельсины
где-то в штате с названьем Канзас

или, может быть, Луизиана,
Аризона или Орегон,
млеет в грубых руках павиана
или, может быть, это гиббон.

А могла бы с утра возле речки,
там где русский клюёт окунёк,
кушать кашу на завтрак из гречки,
в сарафане присев на пенёк;

за грибами в соседнюю чащу
прогулялась бы после дождя
и кончала значительно чаще
ну хотя б от портретов вождя-

там где он на коне едет топлес
или возится с тигром в тайге,
или там где он входит в тот образ,
разжижающий стул во враге!

Что оргазмов непахана нива
и либидо озяб обмолот -
всё клевещут и в жизни ретиво
занимается сексом народ!



****

Не дружен бобик с головой
и в свои старческие леты
слагает слабые памфлеты,
забыв, как страшный сон,
о жизни половой.

И если есть ещё запал,
но обессилела граната,
как у ублюдочного НАТО
бойцовский дух
к такой-то матери пропал.

Осталось лысому козлу
с хвостом облезлым на затылке
припасть к спасительной бутылке
и бормотать херню
в домене "точка ру".