В районе Канзаса

На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
И. Бродский.

- … в районе Канзаса. – продолжал лектор. – И это показательно, учитывая геополитические нюансы, ставящие непреодолимый биологический барьер между двумя материками, людьми. Некоторые, не будем показывать пальцем, Меженинова, - одернул он меня, - некоторые предпочитают их давить, растаптывать хрупкие тельца своими сапожищами, смешивая с грязью эти нежные чешуйки, что образуют тончайший узор. Позор. Двойной позор варварам. Максимум, что можно себе позволить, что простительно по отношению к природе, - так это заботливо пронзить их булавочкой, прикрепить к картоночке, закрыть стеклышком, поставить на полочку, как это делаю я.
- Они разные по характеру… Вот вы попробуйте полюбить свою домашнюю моль. Когда вы кормили ее в последний раз? Вот то-то же. А вот этот редкий example Heraclides (Papilio) cresphontes возбудит любопытство даже в самом равнодушном к чешуекрылым (они же Lepidoptera, они же милашки мои… - бормотанье почти затихло).

- Вы посмотрите, какая челюсть! – неожиданно громко отчеканил Владимир Владимирович. - Такого совершенства никак не ожидаешь от таких ма-а-а-леньких существ. Вот посмотрите, Варвара, лучше бы Вам на первую парту, конечно, - прищелкнул языком, - а то с камчатки-то не разглядите…
- Я Вера, а не Варя, - я осторожно отозвалась, почти сползая под стол, чтобы не вытащили на первые скамьи почти пустой аудитории.
- Это неважно, посмотрите, - он огромными гулкими шагами подошел-таки. - Вот это челюсть, - перед лицом возникла жуткая по размерам под увеличительным стеклом голова бабочки. – А усики, а хоботок, - казалось, что расчеленная бабочка шевельнулась мне навстречу.
- Вы должны стать ближе, полюбить друг друга….
- Не надо… - уже почти задыхаясь от ужаса перед растущими и огибающими лупу усами, прошептала я…
Солнце светило и пекло сквозь окно, падало на стол, очки преподавателя, его пористый нос, на резиновые сапоги ерзающего по скамье мужчины, обнимающего свой рюкзак с торчащими удочками.

- Мужик, продай мотыля, - подал голос обладатель рюкзака. – А?
Хоботок бабочки уже отстранил руку застывшего в нетерпении Владимира Владимировича, расправляясь и вытягиваясь как будто для поцелуя.
- Вот так, вот так…
- Не надо! Я не люблю бабочек, - с мольбой произнесла я, - Я люблю пауков и змей!..
- Ну продай! – гораздо громче потребовал рыбак и подергал лектора за рукав.
Владимир Владимирович резко обернулся к нему. Этого мгновения мне хватило, чтобы вскочить и выбежать стремглав из аудитории, снеся с соседнего стола бидон с прикормом. Хлопнула дверью, чтобы задержать рыбака, почти настигшего меня. Скорее, скорее, но куда? Пока вниз по лестнице, подальше от усов, очков и резиновых сапог… Вырываюсь на улицу, столкнувшись с почтенным ректором Балагуриным, декламирующим: «Зайду в знакомый переулок, чтобы сожрать побольше булок». Странно, как странно, едят ли булки ректоров?..

- Мужик, купи мотыля-то, - донесся крик Владимира Владимировича и топот каких-то ног. Сапоги и ботинки. Резина и кожа. Шнурки и куртка. Быстрее, быстрее бежать.
Хорошо, что туфли удобные, мчусь по тротуару в сторону набережной. Ближе к мосту труднее бежать, стараюсь, но движения выходят какие-то медленные, плавные, воздух почти застыл. Надо помогать руками, так легче, лучше, ноги лишь слегка покачиваются, не успевая мелькать в такт браслету от часов, и уже остаются несколько позади, отрываясь от горячего асфальта. Да, плыть гораздо быстрее, мимо деревьев, мимо ступенек и неподвижных людей, чуть скользнула по предплечью рыбка, прохладно. В глазах прояснилось, слышно тишину. Вот и берег, удобная коряга, поднимаюсь, с неохотой покидая родную воду.
Они, похоже, еще далеко. Надо вглубь леса, там я непременно найду его, хоть одного. Какие заросли. Пусть колючие, но живые были бы… Уже ненужные туфли где-то потерялись, спешу. Где ты? Я ведь так часто тебя встречала, свернувшегося у этого дерева. Где ты? Ступаю теперь медленно, боясь не заметить. Глубокий вдох… Вот… Стараюсь не моргать, чтобы он не исчез. Чуть свисает с зеленой ветви, отдыхает. Если бы умел, то зажмурился бы, наверное, - подумала.
- Хороший, - нежно протягиваю прохладные пальцы к желтому пятнышку на шее. (А где кончается его шея?)
- Ты имей в виду, я и укусить могу. – Недовольно шевельнулся уж. – Помрешь прямо здесь.
Еле сдерживаю улыбку, но убираю руку. А так хотелось погладить, прикоснуться губами.
- Видала зубы? – он широко разинул рот.
- Что ты, Плиний, ведь я сестра твоя, - я зачем-то прижимаю руки к груди.
- Вера, не будь ребенком, – уже почти рассердился Плиний, – ты снова хочешь скормить мне какого-нибудь дрянного мыша? Спасибо, прошлый в зубах застрял тогда.
- Не мыша, а мышку. Но сегодня не мышку. Бабочку. Она с Владимиром Владимировичем и каким-то мужиком гонится за мной. – Мне послышалось приближение хлопающих огромных крыльев. – Пожалуйста, съешь ее, – говорю уже торопливо, - она НЕНОРМАЛЬНАЯ, понимаешь? Она растет и лезет, мне страшно, Плиний.
Уж задумался и спустился на скамейку, которую раньше здесь не замечала.
- А между тем я не только ем, сплю и болтаю с тобой. Я еще и охочусь. Ты знаешь, что диких змей лучше не кормить? Потому что они сами в состоянии позаботиться о себе. Да и не ем я бабочек. Даже не пробовал еще. Может, давно, в детстве. Естественно, не понравилось тогда, – добавил он с раздражением, - у меня отличная память на вкусное.
- Эта понравится. Владимирович рекомендовал. Он знает. А я не могу, не могу, понимаешь, ей нужно убить меня, а я против. Это нечестно. – Уже путаются мысли, говорю, запинаясь, но Плиний, кажется, так понимает лучше и кивает головой. – Хватит ползать из стороны в сторону, просто скажи «да». Я обещаю, это почти последний раз. Шепни мне «да».
- Нет, - кивнул Плиний, будто окончательно утверждая мой приговор. – Она наверняка занесена в Красную книгу, под защитой ООН и Гринписа. А вообще-то они неправы. Ведь если пища вкусная, но ее мало, вы все равно ее едите. Я, пожалуй, погляжу на этот ужас, на твою пташку. – Он присвистнул. (прикидывает, верно, сколько потом можно будет не есть, лишь висеть на дереве у воды, лениво купаться в ручье и спать, спать… Когда же я высплюсь?)
Мы обернулись в сторону шелеста и хруста, она пришла. Скорее, прилетела, но движения были такие степенные и уверенные, Крылья, кое-где по краям прорванные сушняком, покачивались размеренно, нагоняя рябь на поверхность лужи. Она не спешит. (Это будет твой последний завтрак! Ты не знаешь меня. Я несъе… я не хочу!) Плиний с уже хищным интересом наблюдал, как эта тварь спокойно усаживается на пень (еще закурила бы! это мой пень, я там люблю сидеть на журнальчике по прическам). Он ее не проглотит, бабочка уже слишком большая. Только задушить, но попробуй, доберись теперь до шеи. Где у нее шея? Какая теперь разница? Только один ход остался, загипнотизировать, это раньше получалось, другие слушались и спали, но эта… Надо пытаться. Покачиваю головой, Плиний со мной, не увернется. Тихий свист, почти не выделишь из шума ветра, из поблескивания воды, движения травы, мелкого шажка муравья по листику… Спи… Спи… Облако решило помочь и закрыло солнце, темнее, темнее, нужно еще, пусть сумерки, пусть тьма. Они в темноте не летают, а если летают, то к огню и потому недолго. Спи… Послушно наступила желанная темнота. Глаза твари прикрыты, веки почти сомкнуты, но если встрепенется, не промахнется, дрянь.
- Отпусти, - заорал Плиний, - я отшатнулась от Владимира Владимировича, но он уже успел схватить меня за руку.
- Отпусти Плиния! - Не кричу, а уже просто выдыхаю я.
Но энтомолог уже поднял нас над головой, размахивая мной и ужом с бешеной скоростью по кругу. Все мелькает, небо вертится, я не дышу, закрываю глаза, чтобы не видеть этой все более стремительной круговерти. Плиний, прости…
- Мужик, забирай мотыля!
Ко мне охотно потянулись руки, вызвав сильную дрожь. Это не я! Не трясите меня, не надо…

Open your eyes… Open your eyes…

- Что с тобой, что тебе снится?
Я еще не понимаю, где Плиний, но уже вижу напуганные глаза Володи.
- Вот гадость… - вышло хрипло.
- Ты что?
Набираю воздух в легкие, надо дышать, успокоиться.
- Меня душили змеи и кусали пауки, – вру безбожно.
- Кошмар. Не смотри больше такие сны. Завтра куплю тебе валерьянку. – Спи…


Рецензии
А у меня почему-то ассоциации с Кэроллом... Алиса... Едят ли булки ректоров? Супер. И картину Вы выбрали классную. Но я больше музыкант :)
Хотя тема неба мне тоже близка по-жизни (мой папа - летчик и папа моих детей - тоже летчик) поэтому меня тронул букет. Я уже Валерию написала об этом. А потом Вас нашла (по переписке, извиняюсь)
Счастья и добра Вам :)))

Марина Кириллова   26.04.2007 12:24     Заявить о нарушении
Привет, Марина! Ректоры и булки - именно отправка к Алисе, cats and bats :). Но мне очень хотелось, чтобы угадали другого автора за всем этим...
Картинка великолепная, шедевр Валерия. Я немножко тоже летала (на парапланах) и прыгала (понятно с чем) :))). Поэтому как только увидела ее, сразу захотела, чтобы она постоянно была перед глазами. И снова хочется летать.
Спасибо, что прочитали рассказик. Привет летчикам, настоящим и будущим :).

Наталья Путилова   27.04.2007 08:50   Заявить о нарушении
И-и-и, другой автор еще "не набил оскомину", я "другого автора" еще мло читала, но мне нравится! А Кэролл! Ну, извините :)) напоминать кого-то, да еще такого товарисча... этта тоже уметь надо! Так что я имела ввиду только похвалить и окомплементить!

Марина Кириллова   27.04.2007 10:35   Заявить о нарушении
Понятно, спасибо, Марина :). Я имела в виду не себя под "другим автором". К кому отправляют аллюзии и намеки :). Владимир Владимирович опять-таки...

Наталья Путилова   27.04.2007 14:22   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.