Школьный оркестр закончить

мы были дружны несколько лет
немного но нам хватило, мы спелись
не спились. Мы стали мудрей
и веротерпимее. в этом ли прелесть
мы разными были. мы стали одним
которым так нежно и ласково пелось
а то что мы пели не мог быть гимн
ведь я выпирал как злобный аппендикс
пожалуй начнём. мы скоро уйдём
нельзя не распасться в предзимнюю прелость
и будет подхвачено только дождём
что нами тоскливо и скупо пелось
мы жили. заметьте. мы жили тогда
когда позвоночник трещал пред рассветом
содомом с гоморрой горел Багдад
а мы шептались, шептались с ветром.
мы школьный оркестр, последний оркестр
певцы непрожитых простудных оргий
а мозг плывёт по Млечной Реке
как самый ненужный убогий орган
мы школьный оркестр, композитор устал
рояль не зачерпнул первородной пены
ажур железнодорожный моста
и что нами пелось и как нами пелось
пальцы свои сломал пианист
о злые зубы чужих симфоний
с нотного стана сорвался лист
под шум и гром мировых какофоний
пианист, пианист, ты легко ушёл
пальцы прежде сломались чем лопнуло сердце
мы уйдём с обмороженной злой душой
со злым и угрюмым слепым усердьем
у одних вместо сердца - густой клубок
у вторых лампочка, у третьих мясо
у меня вместо сердца был мой Rimbaud
я угрюмым был, но я был паяцем
слишком рано пальцы сломал пианист
(это было, было в 3.40 ночи)
ты пьянись, оркестр, страшней пьянись,
ведь у века сломается вновь позвоночник
пианист об стену руками бил
отбивая такт курант небивших
отбивая такт своей судьбы
и неспевших людей, и симфоний небывших
горло в шуме багровом рвала труба
я ведь помню тебя - высокий, весёлый
из таких набирали в дружины рубак
чтобы веселее горели сёла
ты блестящий был как трубы той медь
ты умел говорить не тише рёва
как же смог ты уйти и не суметь
собой окрасить наш век багровый
ты наверно устал. а кто не устал
разменять луны рубль серебряный
ведь не медь говорит говорит сталь
хоть и тише она и серее
умерла на закрытых глазах века медь
и отправилась с ним в роковое пекло
потому что как можно столько иметь
и увидеть: всё это не нами спелось
задохнулась труба. оркестр не трус
он сыграет творение новых вселенных
а гитара заплачет переборами струн
среди пьяного глупого увеселенья
ты был мудрым из нас ты знал, что вокруг
только век и гады, они сильнее
а когда они рвали нервы струн
смог ли ты быть всех их веселее?
я надеюсь смог. ты мудрее был
чем мы все, и мудрее того пианиста
что отбил куранты своей судьбы
что багровым пожаром нот опьянился.
на пожаре общем горит струна
гитарист пусть ты был даже самым мудрым
на тебе не сыграет твоя страна
с добрым утром тебя, с добрым утром.
скрипка залу пустую смычком рвала
выбираясь в звёзды, в чердак, в пространство
заложил смычок кривой вираж
силлогизмом хромым и пространным
ты создан для кельи, для монастыря
и рвать на морозе расстрельные списки
плохой поэт расчеркнул расстрелять
тебя увели, и туда не доходят письма
потому что письмо это лишь язык
у него нет крыльев как у серафима
а когда начинают говорить низы
умирает твоя глагольная рифма
потому что с ума сошёл смычок
расстрелявших не могущий перерезать
потому что о чём говорить. о чём?
ты же помнил, как истребляли ересь.
на качелях, которые - идеализм
ты у елей качался. всё было штампом
только видел в них маятник пианист
с тобой связанный кровию Мандельштама
потому что так было. как ни посмотри
утешенье нашли мы в числе едином
три лица есть у Бога. и только три
времени у глагола. И нет идиллий.
все идиллии в прошлом. Теперь лишь тишь
в далеке есть хруст позвонков под пяткой
осторожно их не научили идти
ни замёрзший Блок, ни Христос распятый
потому что в трёх мерах умели жить
потому что иначе нельзя наверно
для таких как мы. или нет души
(если нет души так других души)
пузырькам на воде и не нужно веры
всё вода, скрипач. города - вода
или пена. или круги от камня
прошлое - просто осколки льда
в настоящем течь и закрыты ставни
в будущее время. ведь там всё - пар
всё - лишь газ пока, суета молекул
потому смотри на балетное па
с позвоночником сломанным глухого калеки

II

как полость наполненного бокала
как длительный моллос и кроткий мелос
алкаемый всеми, накал вокала
и что нами пелось и как нами пелось
толпа аплодирует дырам в пространстве
которые сделаны тонкой иголкой
иголкою острой, которую странно
спокойно ты вновь вынимаешь из горла
и что может сделать тебе труба
гремя оглашенные грохотом гроздья?
не ей задержаться на этих губах
которые нынче ласкает воздух...
не ей суждено... ни один инструмент
ни один из играющих не получит
и не надо горящей в огне струне
ни души своей ни её излучин
пусть не вырастут клавиши из позвонков
пусть рука, что касается, будет грубой
лишь бы только ты не зазвучала звонкО
лишь бы только на ветре не стлели губы...
и не надо песен. не надо стихов.
как устал мой ангел луною править!
мы допишем поэму, пусть нелегко,
мы допишем поэму пока нас травят...
эти лёгкие - крылья, что внутрь вросли