Желания

Кто-нибудь из Вас не хотел быть счастливым? Разве Вы не мечтали о долгой жизни, взаимной любви, больших деньгах, крепком здоровье, радостных детях, живых родителях? Неужели среди Вас найдется хотя бы один, кто не желал быть великим, не грезил колоссальными успехами, кому не снились сказочные победы на различных фронтах жизненной войны? Кто не стремится к благополучию семьи, власти, богатству, славе? Даже самый безнадежный и жалкий человечишка ночью в своем уголке лелеет мысль о своем превращении. Мечты двигают, толкают, тянут, направляют, мотивируют, делают все от себя зависящее, лишь бы Вы шагали, хоть немножко, к своей цели.
Я сильно сомневаюсь, что Вас влекут лишь деньги. Неужели Вам не нужно содержимое жизни? Если жизнь интересна, то и человек радостен. Если он богат, но теряет дни в затворничестве, как физическом, так и душевном, купаясь в банкнотах, то кому он нужен. Жалок и не более такой человечишка. Я уверен, если в одно мгновение ему вернуть осознание происходящего, то он променяет свое богатство на интересную и содержательную жизнь, где будет важен смысл происходящего и реакция окружающих. Стремление жить достойно делает Вас героями.
Но этот человек, что подходит к газетному киоску, не хотел ничего из вышеперечисленного. Его не тянуло и не толкало на подвиги, он не грезил и не мечтал о счастье, здоровье, богатстве, власти, признание. Нет, конечно же, в детстве он хотел чего-то светлого и доброго, но это быстро прошло. Его единственное желание, оставшееся и живущее в его сознании – быть несчастным.
Каждый день он засыпает и просыпается с одной лишь мыслью – «я самый несчастный, самый жалкий человечишка, что копошится под солнцем. Мой удел – не мешать достойным. Молчать, закрыть глаза, заткнуть уши, зажать нос, прикусить язык – все, что от меня требуется».
Каждый божий день он надеялся, что все закончится, прервется его дыхание, оборвется линия жизни на его ладони. Но к великому его сожалению и нашему счастью существование его жалкой душонки и хиленького тельца продолжалось.

- Как обычно? – улыбчивый продавец интересуется у вечно угрюмого покупателя.
- Да, да, - все так же сухо, что и в предыдущие дни, отвечает господин в серой фетровой шляпе, сером плаще и с серым лицом.
- Сегодня, впервые за последние десять лет, эта газета выходит без знаменитой рубрики «Грани жизни». К чему бы это? – изумленный торговец искрит хмельными от радости глазами.
- Да? Не знаю. Быть может, он умер, - имея в виду автора, размеренно выплевывает слова покупатель.
Он свернул в трубочку газету, сунул ее в карман и продолжил свой путь.

Можно закончить, оставив Вам, множество вопросов: от «Зачем этот кретин написал эту бредятину?» до «О чем этот раздел в газете?». Бросить писать, уйти покурить, забыться во сне или пройтись до друзей. Но это было бы не честно по отношению к Вам.

Продавец газетного киоска, ухмыляясь, смотрел вслед угрюмому покупателю, что удалялся, четко отмеряя каждый шаг.

Вы спросите: «И что? Таких мрачных, хмурых, невеселых, серых людей достаточно, их большинство, что окружило нас». Будете правы, но лишь отчасти. Он особенный. Его уникальность в том, я повторюсь, что он сам этого хочет. Ему это не доставляет удовольствия. Его угнетает, гложет все, что есть на этом свете, что витает лишь в мысленном пространстве, что было и что будет. В общем – Все.
Он живет ради смерти.
Напрашивается вопрос: «А что ж он не застрелится, повесится, утопится, зарежется, сбросится, короче, убьется, а?».
Ответ – он не хочет и этого. Он не хочет жить, но и умереть от собственных рук его не прельщает. Его не увлекает жизнь, но и не привлекает такая смерть. Он живет, потому что живет.

Человек в сером свернул к набережной, и продавец забыл его. Его забывали все, кто терял из виду угрюмую персону. И в то же время, каждый, кто видел его глаза полные тоски и в тоже время пустые, то есть, бездонные, сухие, опустевшие, фиксировал внимание на персоне серого цвета.
Сер этот человек по природе своей. Он не ангел, но и не бес. Он та середина, которой желают быть многие, но ни у кого это не получается, потому что так или иначе Вы принимаете одну из сторон: добро – зло. Он нейтрален. Он ни минус, ни плюс и ни плюс-минус. Он - отсутствие знака.
Человек шел, не глазея по сторонам, не заглядываясь на других, не всматриваясь в лица, не обращая внимания на суету и шумы. Он просто шел, смотря вперед, сквозь все, что встает на его пути.
Путь его лежал к реке. Сегодня первый день отпуска, и чтобы не сидеть в душной квартире, он решил пройтись по городу, по знакомым местам, возможно, вспомнить что-то из прошедшего, возможно, поскучать, погрустить по ушедшему времени. Он любил мучить свою душу, бередить рубцы былых воспоминаний.
Солнце нагрело воздух и слепило глаза прохожим, отражаясь от зеркальных зданий. Асфальт с нежностью принимал жесткие ноги идущих, бегущих, спешащих по своим и только своим делам.

Я думаю, пора назвать человека, что привлек мое внимание. Не могу же я все время говорить он или человек. Признаюсь честно, я подошел к нему. Да, я сделал это именно в этот день, но год назад. В тот день он был так же одет, в руках была та же газета.

 - Прошу прощения за мое любопытство. Я корреспондент той самой газеты, что Вы держите в руке. Раздел сравнительного анализа. В данный момент меня интересуете именно Вы. Хотелось бы узнать, почему столь представительный мужчина в разгар рабочего дня никуда не спешит? – я нагловато склонил голову влево и пристально вглядывался в его глаза.
Он смотрел, не моргая, вызывая во мне слезы от напряжения. Я держался, продолжая игру. Взгляд его спокоен и безмятежен, но в тоже время полон одиночества и тоски. Он знал, что я лгу. Наглое вранье его нисколько не смутило. Он живет по принципу, если что-то происходит, значит так нужно.
- Простите, а с кем Вы сравниваете меня? – голос монотонно прозвучал, вызывая желание слушать лишь его. Он гипнотизировал взглядом и покорял голосом. Вопрос же был закономерен и ожидаем.
- С собой и еще сотней таких же, как я тружеников времени. А Вы, простите, не знаю Вашего имени, мне кажется, один из тех, кто убивает время отсутствием какого-либо дела.
- Мистер Стоун. Я в отпуске, - он отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес, которого, скорее всего, и не было.
- Извините, что доставил Вам неудобства…
Но мои слова уткнулись в спину в сером плаще. Мистер Стоун продолжил свой путь, игнорируя мои извинения. Он не испытывал ко мне ни раздражения ни симпатии. Он забыл про меня, как только отвернулся.

Мистер Стоун рожден был в конце пятидесятых. Это те, кто в данный момент управляют миром. Их главная цель – быть на виду, быть признанными. Прожить ярко не главное. Главное, что бы все знали о твоем существовании, чтобы помнили тебя, пока ты жив, и когда ты будешь уже мертв.

Так вот, прошел год, а ничего не меняется. Все тот же плащ и та же шляпа. Серое лицо мистера Стоуна по-прежнему не смеется. Оно может улыбаться, но это лишь усиливает тоску в глазах.
Временами он сам себе ухмыляется. Не знаю почему, но от этого мурашки овладевают телом.
Жить ради боли, ради несчастья. Разве это жизнь? Мистер Стоун ответил бы, что другой он не знает.
Сегодня мистер Стоун ушел. Он забыл всех. Взял да и забыл. Просто, как мы смываем с тела грязь, он стер воспоминания. Надолго ли?
В руках паршивая газетенка, которую покупали из-за рубрики «Грани жизни». Возможно, завтра она сгинет, как облако дыма, растворится, словно кусок соли, где цвет – газета, а вкус – статьи о нас, о тех, кто живет рядом с Вами. Бесцветна, но со вкусом.
Неделю назад дождь смыл пыль выходных дней с поверхности города, а мистер Стоун проводил в последний путь своего единственного друга.
Нет, горя он не испытал, но и радости тоже. Лишь расстроился, что больше не с кем будет поделится всем, что есть у него, что появляется и что будет еще.

Мистер Стоун сидел на обшарпанной скамейке. Каждый, кто проходил мимо нее думал: «Неужели так трудно покрасить? Денег у них, что ли нет. Все воруют и воруют». Все мысли обывателей сводятся к тому, как прогнил наш мир, что даже скамейки некому покрасить. А пожилые люди добавят: «Вот было же время…» и многозначительно вздохнут. Конечно же, молодое, подрастающее поколение не обратит никакого внимания на какую-то скамейку. «Ерунда какая. Мы на нее с ногами залезаем. И что?», - ответил бы паренек лет пятнадцати-двадцати на сетования взрослых.
Мистеру Стоуну было все равно. Его волновали лишь собственные мысли и чувства. Все, что происходило вокруг – суета, пыль, что кружится, пройдет время и пыль осядет, пройдет еще немного времени и пыль смоет дождь.

Сегодня утром ему предложили раздел в газете. В той самой газете, которую держали сухие, морщинистые руки. Бывший автор раздела ушел на повышение, его назначили редактором новомодного журнала. Возможно, поэтому мистер Стоун и сказал, что он умер.

Серый человек, живущий возле парка в доме старой постройки, каждое утро, представляя, что он некий человек, работающий как одержимый, для которого главное – сделать как можно больше за день. Мистер Стоун просуществовал в журнале всю свою жизнь. Для него это стало конвейером. Нет ничего хуже, чем работа на «конвейере». Обыденность заражает клетки мозга, головной коры. Вся жизнь как транспортерная лента: на ней нет ничего, она гладка до отвращения и длинна. Ты живешь, не зная, когда оператор выключит этот дьявольский механизм, и ты сможешь сойти с черной ленточной дорожки.
Мистер Стоун хотел одного, чтобы людям стали интересны те, кто рядом, кто живет по соседству, чтобы люди начали восхищаться незнакомыми, теми, кто занимается своим делом, теми, кто доволен жизнью, не собирая на небе звезд, кто помогает одному из нас в эту минуту (не важно как). Хватит известных имен, грош им цена, что они создали такого, чтобы о них кричали каждый божий день. Из массы популярных лиц, мало настоящих людей, но много кукол и животных, что существуют, а не живут.
Важнее говорить комплименты тем, кто этого действительно заслуживает: врач, что спас твою жизнь, строитель, который построил твой дом, пекарь, выпекший хлеб, полицейский поймавший вора. При этом человек должен быть честным, добрым, искренним, а главное живым. Его деятельность должна приносить радость в первую очередь ему самому. Иначе, зачем все это?
Мы и так слишком злы. В жизни достаточно плохих моментов. Сказать другому, что он дерьмо проще простого, куда сложнее похвалить.
Ему хотелось писать про обычных людей необычные вещи. Хотелось на примере показать, что жизнь полна счастья, нужно его уметь находить. У каждого есть своя особенность, быть может, она скрыта за слоями бытовой грязи, быть может она забыта была в детстве, возможно, нужно попробовать заглянуть поглубже, ухватиться по крепче и вытянуть ее на свет, стряхнуть с нее налет, отмыть, почистить и… А дальше личность начнет меняться, - так рассуждал пожилой человек, сидя на обшарпанной скамейке возле реки.

Он расстался с работой, уйдя в отпуск, он попрощался с последним из близких ему людей неделю назад. Нет больше оков, стянувших желания в тугих объятиях. В конце пути, а он его чувствовал, хотелось искренности, честности, по крайней мере, с собой. Хотелось быть похожим на друга, что ушел.
В жизни каждого происходят события, которые меняют, а бывает, что и определяют последующие желания и мысли.

Просидев до заката на скамье, мистер Стоун отправился домой. Это был первый и последний день его отпуска. Решение принято.

«Живя, встречаясь, говоря с человеком, ты не осознаешь, насколько важен он для тебя. Лишь потеряв возможность видеть друга, общаться с ним, ты понимаешь, что ты утратил. Его ты больше не услышишь, не пожмешь крепкую руку, не заглянешь в глаза, не улыбнешься в ответ. Смерть приносит понимание. Я Вас прошу, цените тех, кто жив, мертвым безразличны Ваши чувства», - так начинается первая статья мистера Стоуна в новой для него газете.
Не желая слушать сплетни в курилке и выдерживать завистливые взгляды, мистер Стоун договорился не приходить в редакцию. Он волен, выбирать героев и слова.

Минул год.
Тираж газеты увеличился почти в пять раз. Мистер Стоун умер, точнее, умер старый мистер Стоун, родив гениального писателя и понимающего человека. Где нет гнета, там живет воздух, там человек может дышать, там можно жить.
Каждого клеймят, каждого ломают, плюют в лицо, злостью лыбятся в глаза. Каждый твой новый порыв превращается в борьбу. Средь серых лих даже он был сер. Прошло то время, меняется он, меняется в речке вода.

Один середь аллеи, на скамейке, где его собеседник дым собственной сигареты, а рассказчик – газета. Он там, куда никто не дойдет. Он тот, кого никто не поймет. Он один. Один…