Без вести павший

Читая, думай всякий раз
И не ищи настырно ложь,
А коль не выполнишь наказ,
То главной мысли не поймешь.

 Часть 1

Страну войною било как в ознобе,
Враг не считал отбитых рубежей,
Я был тогда у матери в утробе,
Но появиться намечал уже.
Последних мужчин рассчитали по росту,
В бушлаты одели, забрали на фронт,
А тут как нарочно в полях недород,
Осень пришла и раздались погосты.
Голод повальный, ни хлеба, ни каши,
Все для победы, костьми хоть ложись,
Отец уже был где-то без вести павший,
В такую-то пору попробуй родись.

За перелеском слышно было танки,
Чем черт не шутит, может и свои,
Но люди в чащах стали рыть землянки,
К Москве упорно двигались бои.
Решали да спорили, толку ли в споре,
А вдруг супостат стороною пройдет,
С околицы в страхе подался народ,
Многие жгли со слезами подворья.
Так сиротели родимые хаты,
Кто-то храбрился, не все бы ушли,
Но дым на востоке поднялся кудлатый,
Каратели хутор соседний сожгли.

Зима явилась рано и тревожно,
Москва под немцем, с фронта нет вестей,
Но знали точно лезет враг из кожи,
Судьба решалась там Европы всей.
Еще даже печки в домах не остыли,
В лесу только скрылся последний обоз,
Как черт на рогах постояльцев принес,
Поздно хватились следы уж простыли.
Наскоро льдом одевались озера,
Дунула вьюга, мороз не дремал.
Теперь уже помощи ждали нескоро,
От голода лес как родной выручал.

Зато в деревне гости не скучали,
Для них давно закончился поход,
Уже победу шнапсом отмечали,
Войне конец, Москва падет вот-вот.
Совсем обнаглели нахальные морды,
В ненастье на вышках ни кто не стоял,
Над хатой, в которой их штаб заседал,
По ветру свастика реяла гордо.
По лесу яро бродить опасались,
Щерился он словно ржавый капкан,
Тщетно продраться к землянкам пытались,
В чащобе неровня им был партизан.
Трещали сосны лютыми ночами,
Землянки грела быстрая молва,
Что помогла зима нам холодами,
И устояла все-таки Москва.
А тут к партизанам попали бумаги,
Секретные видно, там бес их пойми,
Поняли так: Километрах в семи
Немцы решили построить концлагерь.
Эх помешать бы, да как подобраться,
Гольная степь там, куда не смотри,
Две роты СС, хоть колдуй, не боятся,
Всегда начеку от зори до зори.




 Часть 2

От людей остались тени,
Где душа была – провал,
Лагерь, стоя на коленях
До пяти подряд считал.

«Раз» и «Два» – легко вздохнули,
«Три», «Четыре» – повезло,
Если «Пять» - в затылок пуля.
И по-новой все пошло.

Немцы, русские, евреи –
Каждый пятый ткнулся в снег.
Эта смерти лотерея,
Лишь расплата за побег.

Двое давеча дерзнули,
Растревожить тишину,
И одним рывком под пули,
Дружно канули в весну.

Их искали суток трое,
Их травили сворой псов,
Не случилось, повезло им,
Степь не выдала сынов.

Громко, четко и небыстро
Мы вели смертям отсчет,
Я четвертый. «Пять» - и выстрел,
Этот пятый - мой комвзвод.

Вместе шли из окруженья,
Ели, спали на бегу,
А теперь он вздох последний
Испустил лицом в снегу.

Нас, как зайцев, гнали фрицы
И понятен был исход,
Я срывал с него петлицы,
Чтоб не знали, что комвзвод.

Но судьба плевать хотела,
Не таскала по судам,
На петлицы не смотрела,
Отписала девять грам.

Все закончилось помпезно,
Речь толкнув минут на шесть,
Комендант закончил резко:
«Неповадно чтобы впредь!»

Долго ежились бараки,
Пайку жадно расхватав,
Кулаками после драки
Всё решали, кто неправ.

Кочегарил крематорий,
Пеплом харкая в трубу,
Беглецов судили в споре,
Кто унять не мог жлобу.

Те, кто беглых клял с укором,
Не пошли б наверняка,
Воля рядом, за забором,
Только вот кишка тонка.

А по мне так все едино,
Приговор один для всех,
Лучше с вышек залпы в спину,
Шансов больше на успех.

Я ведь был почти что местный,
Повезло, так повезло,
Где-то там за дальним лесом
У реки мое село.

Я с одним из тех отчайных
Передал жене пять строк,
Жив покамест, не скучай мол
Возвращусь, наступит срок.

Но услышал весть худую,
Да не знал вот, правда ли,
Будто немцы там лютуют,
А сельчане в лес ушли.

И тогда решил я, хватит.
Всё, пора и честь бы знать,
Поклонюсь родимой хате,
На свободу нужно рвать.

Я округу знал без карты,
Опасаясь стукачей,
Дожидался только фарта,
Чтобы скрыться половчей.

Но другой расчет был свыше,
В день, когда бежать решил,
Лагерь строем в поле вышел,
Пулемет ряды прошил.

Положил исправно строчки,
Видно руку поднабил,
Кто-то с криком, кто-то молча
Отстрадался, отлюбил.

Взгляд закрыло пеленою,
Я затих и как сквозь сон,
Вдруг услышал над собою
Колокольный перезвон.


 Часть 3

Широким всполохом в степи рассвет пылал,
Ночные пятна изредка пугали,
Морозный воздух горло обжигал,
А мы на ощупь вдоль реки бежали.

Одежа рваная повисла на костях,
Но не на миг нельзя было присесть,
Почти три месяца прожили мы в гостях,
А в эту ночь откланялись как есть.

Теперь у каждого был номер на спине,
А за спиной – не выдумать в бреду.
Нам это сил еще добавило втройне
И лишь заря пророчила беду.

Хотя бы чуточку она подождала,
Уже людей должны были считать,
Нам лишь бы затемно добраться до села,
А там сам черт не сможет отыскать.


И вдруг над поймою ракета поднялась,
На берегу ударил пулемет,
В кустах, посвистывая, очередь прошлась
И мой попутчик грохнулся на лед.

Я подскочил к нему,
«Чего ж ты брат лежишь?»
Но вижу, всё, парнишка не жилец,
Прощаться некогда, я ринулся в камыш,
За мною вслед трассировал свинец.

Потом оврагами я мчался напролом,
Клубами пар шел хрипом из груди,
Все непролазнее казался бурелом
И что-то темное вставало впереди.

Движенье шепотом качнулось в тишине,
Овраг вильнул тропинкой по кустам
И лес приветливо шагнул навстречу мне,
И я ничком упал к его ногам.

Когда очухался, не понял что к чему,
Над головой из бревен потолок.
Я взглядом пристально обшарил полутьму,
Как с похмеля все было невдомек.

Землянка видимо, эх только бы не в плен.
Чуть погодя, от сердца отлегло.
Тянуло плесенью и сыростью от стен,
А все равно уютно и тепло.

Лишь по случайности от смерти я удрал,
Из-под косы ушел на вираже,
Но кто в концлагере однажды побывал,
Тот и в аду отметился уже.

Тогда от гибели я чудом смог уйти,
Но сон с тех пор мне снится непонятный,
Считает хором лагерь до пяти
И в темноту уходит каждый пятый.



 Часть 4

Ушла пора метельной стужи,
Но март опять не удивил
И поутру мороз был дюжий,
Залезть под шубу норовил.
Рассвет был тих и безмятежен,
Чуть розовел уже восток,
Верхушки сосен трогал нежно
Весенний легкий ветерок.
Вдруг озарив опушку леса,
Ракеты взмыли над рекой,
Очередями сумрак треснул,
Не по нутру войне покой.
В деревне подняли тревогу,
Зашевелился вражий стан,
Видать привыкли понемногу
К набегам дерзких партизан.
Но в этот раз не партизаны
Подняли на уши село,
Встречают бодро – гость незваный,
И рассветает как назло.
Лишь утро вышло на поляны
Из чащи, словно из дворца,
У кромки леса партизаны
Нашли в овраге беглеца.
В землянке парня отогрели,
В бреду он сутки пролежал,
Но оклемался еле-еле,
А как очнулся, рассказал:
«Бежал из плена прошлой ночью,
Вдвоем ушли, как повезет,
Куда бежать, ведь знали точно,
Но нарвались на пулемет.
В момент попутчика срубило,
Перечеркнуло наповал,
Меня же смерть опять простила
И я оврагами удрал».

Тот беглый мамку разыскал,
Вручил ей бережно листок,
Сказал, что парень передал,
Который им бежать помог.

Съезжали строчки впопыхах,
Но почерк был знаком как свой,
Листок дрожал в ее руках,
Отец писал что мол живой.

Она не медлила ни дня
И в тот же вечер в степь ушла.
На небе выцвела зоря,
В даль горизонт спалив дотла.

Ночная степь. Из края в край
Шатер созвездий тьму накрыл,
Под вой голодных волчих стай,
Животный страх в душе застыл.

В холодном отблеске луны
Курганы древние стоят,
В плену могильной тишины
Богатыри под ними спят.

Глухих лесов далекий шум
Худых предчувствий будит грусть,
Земля полна тревожных дум,
Опять беда пришла на Русь.

Лишь сильный духом будет прав,
На поле брани верх возьмет,
Иной же силы надорвав,
К ногам врага рабом падет.

Колючей проволоки запрет
Ей путь внезапно преградил,
Но часовых и вышек нет,
Бараков тоже след простыл.

Во мгле кругом висела хмарь,
Чернел пустырь за городьбой,
А в ноздри терпко лезла гарь
И мрак от дыма стал седой.

Среди пожарищ словно тень
Найти отца пыталась мать,
Но лишь угли моргали в темь,
Суля неведенье опять.

Печаль забила душу всклянь,
Кружило в криках воронье,
Но шла уже с востока рань
И тьма бежала от нее.




Эпилог.

Глухая поступь той войны
Слышна едва ли в суете
И нет на карте той страны,
А в этой люди уж не те.
Седых бойцов редеет строй,
В шкафах пылятся ордена,
За каждым страх, за каждым бой,
За каждый плачено сполна.
Не довелось мне воевать,
Я был рожден в разгар боев,
Я не успел войны узнать,
Но видел жизнь после нее.
У поколения сирот
Ищи, свищи, а детства нет,
Нам каждый месяц шел за год,
А год за пять голодных лет.
Не знали многие отцов,
Лишь похоронок желтизну,
Мы смерти плюнули в лицо,
Из пепла подняли страну.
Не вспомнят скоро всех имен,
Соврут, обхают, сочинят,
Но не дай Бог вам тех времен,
А мне теперь сам черт не брат.
От жизни я свое забрал,
Могу сказать: «Прожил не зря!»,
Вот жаль, отца я не узнал,
Он сгинул где-то в лагерях.
Мне отдала когда-то мать
Истлевшей памяти клочок,
С трудом, но можно разобрать:
«Я возвращусь, наступит срок».
Ни похоронки, ни похвал,
Он где-то спит в земле сырой,
Молитву ветер отшептал
И степь оплакала росой.
Безвестно павшие в боях,
Война не кончилась для них,
Они у смерти в должниках,
Их не найти среди живых.
В отдельном списке имена,
Судьба маячит между строк,
Для них не кончилась война,
Вернуться им не выйдет срок.