Ушаковы. Святой гвардеец

 
 


Один лишь Всевышний всё знает, что будет,
И тайные знаки Судьбы подаёт…

 1.
Вино молодое так бродит в сосуде,
Как юная кровь, что по жилам течёт.

По части застолий, по линии женской
В те дни, когда не было войн или смут,
Семёновский полк и Преображенский
За первенство спор меж собою ведут.

Давно отгремели Азов и Полтава,
Немало уж лет, как не стало Петра,
Но первых полков его доблесть и слава
Им место расчистили возле Двора.

Порой боевые ворчат командиры:
-- Ну что не служить? Всё дворцы да балы…
-- Не кровью – вином заливаем мундиры…
-- Уже без Виктории мы веселы!

А юные что ж? Они рады бы в поле,
Где свищет картечь и гремит барабан,
Но ежели нет, веселись, брат, доколе
Не сняли башку иль не помер от ран.

 2.
В потешные прежде, гвардейские ныне
Дворяне везут в те полки сыновей.
-- Уж ты порадей, как о собственном сыне, --
Друзья боевых своих просят друзей.

Из стольной Москвы и глуши деревенской,
Из ближних и дальних к Неве городов
В Семёновский полк и Преображенский
Стекаются отпрыски древних родов.

Но кем бы ты ни был, хоть Гамлетом датским,
С Петра Алексеича заведено:
Не должен гнушаться ты хлебом солдатским
И лямку обязан тянуть заодно.

 3.
Не часто, что рекруту первого года
Сержантский пред строем вручается чин.
Ни титулом графским, ни древностью рода, --
Сиё объясняется рядом причин.

Во первых, усердным быть должен в ученье,
В труде, в карауле, в парадном строю,
Особо удачливым в воинском рвенье,
Когда лицезреешь царицу свою.

(Сегодня на троне суровая Анна,
Гвардейцы на смотрах боятся дышать).
И должен ещё ты радеть неустанно,
Чтоб громкую славу полка не ронять.

Уж если роман, так чтоб с фрейлиной юной,
Уж если гулять, -- чтоб слыхали дворцы,
Чтоб весь Петербург восхитился угрюмый:
То преображенцы гудят, подлецы!».

На это смотрели в то время вполглаза:
Кто ж в юности глуп не бывал, господа?
(Раскол, вольнодумство, иная зараза
Для общества много опасней всегда).

 4.
Средь юных и ветреных преображенцев
Иван Ушаков был отчаянно лих:
Девицу прижать ли, играючи, в сенцах
Иль браги кувшин осушить на троих, --
Ничто для сержанта!
Сей рослый красавец
На службе усерден и много друзей,
Поместье на Волге у них, ярославец,
Все предки служили в дружинах князей.

Их в Преображенском два брата.
Есть Фёдор –
В Турецкой кампании он отличён
И тоже сержант.
«Ушаковского рода
В полку прибывает!» -- подшучивал он.

(Вперед забегая, отметим, что позже
Сын Фёдора, Федя, прославит и флот).
Военным был род Ушаковых…
Но Боже! –
Какое их всех испытание ждёт!

 5.
В младенчестве он наречён Иоанном
И в юности верен Христу Ушаков…
Так будет, казалось, в краю православном
С крещенья Руси до скончанья веков.

Никто и помыслить не мог бы в те годы,
Что это столетье ещё не пройдёт,
Как вместе с велением Братства, Свободы
Безбожия сумрак на землю падёт.

Впорхнёт и в Россию французская ересь,
С Германии Призрак сойдёт не спеша,
И людям внушат, полстолетия через,
Что Господа нет, не бессмертна душа,

И можно отныне грехов не бояться
И даденных Богом законов не чтить,
А позже самим же тому удивляться,
Что стало легко
 и украсть, и убить.

Увы, не вернётся счастливое время,
Когда в Бога верили свято и все.
Единожды павши, сомнения семя
Размножилось скоро в кровавой росе.

 6.
Но было иначе в осьмнадцатом веке,
В душе христианской сомнения нет:
Подобие Бога живёт в человеке,
Помрём – и к Нему перейдём на тот свет,

А там тебя спросят: кем был, человече?
Всегда ли смиренно, по Божески жил?
И если ты воин, зарубленный в сече,
Главу ты за правое дело сложил,
То вот тебе место по правую руку
От трона Господня – там войско Его,
А струсил, – узнаешь душевную муку,
А ежели предал, -- страшнее всего.

И вовсе уж худо, когда без причастья,
Не каясь в грехах, ты ушел в мир иной.
Избави Господь от такого несчастья:
Унесена будет душа Сатаной!

 7.
Серебряный месяц на Мойкой сияет,
Белеет в ночи Петропавловский шпиль,
Взвод преображенцев сегодня гуляет
(И тлеет свеча, как зажжённый фитиль).

Какого мужчину не красят погоны?
И форма к лицу, и осанка к лицу,
А если и шпага, и шпоры со звоном,
А если и орден на грудь храбрецу…

Награда для юных – тот нежный румянец,
Что утренней зорькой горит на щеках,
Их свежий, с пушинкою, девственный глянец
Какой же из дам не являлся в мечтах?

 8.
Средь юных повес был дружок Ушакова –
Такой же красавец, но жгучий брюнет.
Он пьёт наравне. Наливают – и снова…
Алеет щека, как лазоревый цвет.

А тосты --
-- За матушку императрицу!
-- За преображенцев! (конечно, виват!),
-- За дам! (вспоминает гвардеец девицу,
С которой обмолвился в тот маскарад)…

Бокалы звенят, разгораются очи,
И хохот, и грохот, и топот, и дым!
За окнами спит Петербург, дело к ночи,
Но разве до сна им, таким молодым?

-- Успеем ещё! – и дружок Ушакова
Припомнил как, стоя, он в храме уснул,
И хохот пронёсся под сводами снова,
И кто то свечу ненароком задул…

Обдумывать стали ночную забаву:
-- Украсть что ли будку?
-- Распрячь лошадей?...
И вдруг наш брюнет, не окончивши фразу,
Всхрипел -- и упал!

Сколько было людей,
Все вздрогнули…
-- Что это с ним?
-- Бога ради
Воды!
-- Стало душно?
-- Эй, лекарь, сюда!
Примчался, как будто сидел он в засаде,
Послушал, пощупал..
-- Увы, господа,
Не дышит!...
Удар был смертельным и скорым.
Вот давеча князь… на исходе трёх лун…
-- Довольно нас потчевать всяческим вздором!
Ваш князь был старик, а товарищ наш юн!

Свернули застолье: какие пирушки?
Как молния с неба, к ним смерть ворвалась,
Да ладно б в бою, где мушкеты и пушки, --
В минуту веселия жизнь пресеклась!

Уносят беднягу…
-- Пошли, брат, до дома, --
Вздыхают гвардейцы.
-- Во веки веков!..

И только один, поражённый как громом,
В сторонке стоит Иоанн Ушаков.

 9.
Как будто разверзлась морская пучина!
Сержант заглянул на кишащее дно
И понял, в чём смерти ужасной причина:
С неправедной жизнью она заодно.

То Господа перст, пригрозивший им свыше:
Вот так, без причастья, умрёт и иной!
Не все услыхали.
Но юноша слышит
И, взявши слугу, как бы едет домой,

Но вскоре его отпускает, беднягу,
Насколько возможно, меняется сам:
В лохмотьях, пешком, нарядившись в бродягу,
Пускается юноша к двинским лесам.

 10.
Шесть лет промелькнуло,
И Елизавете,
Взошедшей за Анною, дочке Петра,
Доложено было: уловленный в сети,
Сержант Ушаков к ней доставлен с утра.

-- Введите!
Смиренно вошёл, но без страха,
Хотя и пугали под Царским крыльцом,
Что ждут его плети, а, может, и плаха:
Ведь числится он до сих пор беглецом.

Наверное, так бы при Анне и было:
Побег из полка не прощала она.
Но Елизавета Петровна учила,
Чтоб розыск был мудрым, понятной – вина.

Пред нею – высокий, худой, измождённый,
В одной власянице, отшельник младой.
-- В сержанты юнцом ещё произведённый,
Ты был бы сейчас капитан и герой, --
Сказала она без упрёка. – Так что же
Заставило бросить? Был строг командир?

-- Нет, матушка.
Всех командиров дороже
Мне стал наш Господь и заоблачный мир.

-- И где же скитался ты все эти годы?
-- В поморских лесах и орловском скиту.
Бревенчатых келий убогие своды
Мирскую затмили навек суету.

-- Навек ли?.. Подумай, -- сказала царица. –
Ты молод ещё. Я прощаю побег,
И в свете ты завтра же можешь явиться
Гвардейским сержантом…

…Хоть слаб человек,
Но преодолел и сиё искушенье:
-- Я, Ваше величество, подданный Ваш
И жизнью обязан за Ваше прощенье,
Но в сердце – Господь всепрощающий наш.

Ему я судьбу свою молча вверяю,
Приму Его волю -- топор или плеть --
И верить мне в этом я Вас умоляю:
Монахом смиренным хочу умереть.

-- Ну что же, -- царица сказала. – Похвально!
Теперь, испытавши решимость твою,
Отправлю тебя в монастырь, но не дальний –
В любимую мною обитель мою.

 11.
На северо-западе юной столицы
Раскинулся Невский святой монастырь.
И Пётр, и наследницы-императрицы
Границы его раздвигали и вширь,
И вглубь,
 и казны не жалели на храмы,
Поскольку обитель священной была:
Здесь князь Александр –
 полководец, тот самый,
Что немцев побил на Чудском без числа, –
Небесный сегодня его настоятель,
Ходатай пред Господом.
Волей Его
Не раз побеждён на Руси неприятель
(И будет побит ещё боле того).

 12.
Сегодня здесь новый усердный служитель –
Феодор (в миру Иоанн Ушаков),
И, право, гордиться могла бы обитель
За то, что дала ему пищу и кров.

Всё едут и едут из Питера дамы
И воины в разных армейских чинах:
-- А здесь ли сегодня он служит – тот самый
Гвардеец, что долго скрывался в лесах?

Начитанный с детства, с собой и в скитаньях
Отшельник священные книги носил,
Их знал наизусть и, великий в познаньях,
По божески жить свою паству учил.

Душевная хворь поддаётся лишь слову.
Когда не милы ни богатство, ни свет,
Одно только средство:
-- Езжай к Ушакову!
Он сам пережил, даст хороший совет.

В неполные тридцать он – мудрый Учитель,
И паства его (всё не бедный народ)
Немалую лепту приносит в обитель…
Но там, где успех, там и зависть живёт.

 13.
Поистине, Бог создавал эти чувства:
Надежду и Веру, Любовь и Добро,
Талант и великую силу искусства,
Что вложена в слово, в резец и перо.

А враг человеческий, выбрав мгновенья,
Подбросил и Злобу, и Похоть, и Лень,
И чёрную Зависть; все эти творенья
Повсюду преследуют нас, словно тень.

И если душа не беседует с небом,
А в сердце любви и страдания нет,
Является зависть:
 к богатому хлебу,
Что вырастил в этом году твой сосед,
К жилищу его
 и к стремительной тройке,
К тому, как заливисто песню поёт;
И юность его, и язык его бойкий –
Всё зависть рождает и душу гнетёт.

 14.
Ни похоть, ни лень не живут в Божьем доме,
Но зависть проникла, родивши навет:
Не ищет столица, Феодора кроме,
Иных себе пастырей, будто их нет.

Об этом открыто сказал сам наследник:
«Единственный умный монах – Ушаков».
Хотя цесаревич наш и привередник,
Слова подхватили на сто языков.

«За юным Петром молодёжь, это ясно».
«И матушка тоже к «гвардейцу» добра».
«Тогда перемен ожидать нам напрасно
И ныне, и впредь – с воцареньем Петра».

 15.
Не знал Ушаков, что сгущаются тучи
(В который уж раз!) над его головой,
Что честная братия ищет лишь случай
Изжить фаворита любою ценой.

Так будет ещё не однажды, поверьте:
Чужие таланты нам колют глаза.
Преследовать недруги будут до смерти –
Ссылать в Соловки, изымать образа…

Удары судьбы принимая смиренно,
Молитвенно кроток монах Ушаков.
Два века прошло. Его имя нетленно,
Но где имена его злейших врагов?

Скажи Государыне только лишь слово,
И в дело вступился бы даже синод,
Но – молча уходит Феодор в Сарово
И верную паству с собою ведёт.

 16.
По берегу Мокши есть Темников-город,
Озёра кругом, среди них Санаксар.
Церквушка, келейки, колодезный ворот,
Пекарня при трапезной, ветхий амбар –
Вот всё, чем жила здесь обитель глухая,
Когда настоятелем стал Ушаков.
Но будет и храм – украшение края,
И щедрый, для сотен паломников, кров…

Здесь сам преподобный, своими руками,
На месте, где сел удивительный рой,*
Вложил под церковный фундамент свой камень
(Поныне он крепок в землице сырой).

Горит под лучами собор пятиглавый,
Заблудшие души ведёт поводырь.
Феодор наполнил богатством и славой
Святой Санаксарский мужской монастырь.

……………………………………….
* Факт исторический: в день закладки, во время молебна, на место будущего алтаря сел рой пчёл, «прообразуя обильную благодать, множество монахов и паломников монастыря». Преподобный Феодор велел огрести пчёл в улей, и с тех пор появилась в обители своя пасека.
…………………………………………..


 17.
И Темников-город, и местные села
Светлеют от проповедей мудреца,
И сам городской воевода Неёлов
Духовного в пастыре видит отца.

Но Враг человека не дремлет, и скоро
Опять овладел он боярской душой,
Опять начались грабежи и поборы,
Неправедный суд и чиновный разбой.

Один обличитель мздоимцев – Феодор,
Но власть казнокрадов сильна на земле,
Кто знает змеиную эту породу,
Тот может поверить и на слово мне.

Не совестясь Бога, дав дело доносу,
Ссылают святого отца в Соловки…
Но точит коварная смерть свою косу:
То с Дона и Волги идут казаки.

Как дым, развевается чёрная грива,
Отряд пугачёвский взял Темников-град.
Сбежал воевода постыдно-трусливо
И спрятался где то под юбкою, гад.

За это судим был и вскорости помер,
Признавши пред смертью донос на отца.
Вот так сатана, отколовши свой номер,
Гримасу сатира снимает с лица
И грешную душу уводит с собою…

А пастырь, страдавший безвинно, молчком,
В родную обитель вернулся весною –
В свой праведный, горький монашеский дом.

 18.
Границы империи вновь неспокойны:
Терзает нас с юга прославленный враг,
Одна за одною – турецкие войны,
Вздымается гордо Андреевский флаг.

И молится, молится нощно и денно
Смиренная братия монастыря
За меч православный, за правое дело,
За русского чудо-богатыря.

А он сокрушает твердынь Измаила,
Приветствует братски успех моряков…
Недавно известие в Темников было:
Прославил наш флот адмирал Ушаков.

Племянник!
На сердце у пастыря праздник:
Доходят до Бога молитвы его.
Ай, Федька!
Совсем был мальчонкой, проказник,
Когда навещал,
А теперь у него
Весь флот черноморский под твердым началом.
И храбр и удачлив племянник в бою.

-- Храни тебя Бог! –
И, вздохнув, замолчал он,
Припомнив гвардейскую юность свою.

Иному он воинству служит – Христову,
В сраженьях за веру душою воскрес,
И в этом служения видит основу:
У воина меч, а у пастыря – крест.

 19.
О, плотская немощь!
Прощальное слово
Сказать на святынях Феодор спешит.
Побыл в Арзамасе,
Заехал в Сарово,
Вернулся домой – без движенья лежит.

И молится, молится…
Бледные губы
Прощальное «Отче наш» произнесли,
И вот заиграли небесные трубы:
То ангелы душу его вознесли.

А тело монахи во гроб опустили
И по-христиански предали земле,
Но запаха тления не ощутили:
Нетленным три дня он лежал на столе!

 20.
Прошло двести лет.
Возродили обитель.
Нетленные мощи воздвигли во храм.
Сегодня лежит санаксарский строитель
В том Доме Господнем, что создал он сам.

Те мощи святого людей исцеляют,
Слова преподобного дышат теплом
И силой Божественных чувств ободряют:
«Любовь моя к вам
 и во гробе моём».*

……………………………………………
*Из предсмертного письма преподобного Феодора Санаксарского своей пастве: «…любезные мои духовные дети! В сей жизни временной соединены мы были любовию Христовою во единый дух, не разлучаюсь я с вами и по смерти моей, любовь моя к вам и во гробе моем со мною».