Олег Лышега. Мартын

В тот день на прудах я увидел мертвого мартына.
Он покачивался на воде у самого берега,
Голова под крылом, словно дремал.
На белых аккуратных перьях еще не обсохла роса.
С дамбы видны были бесконечная вода, облака,
Поле, лес, а под ним темнела хата,
Где давно никто не живет.
Поле пересекала насыпь из битого камня –
Когда-то до войны ветка шла
Из Станислава через Хриплин на Бучач,
Теперь поросшая бурьяном насыпь одним концом
Упиралась в разобранный Железный Мост,
А другим, что вел на Хриплин,
Терялась в кустах боярышника и терна.
Если глянуть сверху, разве не показалась бы эта насыпь
Змиевым Валом или Большим Курганом Ужа?
Но человек распознаёт только то,
Что способен перешагнуть –
Немного, даже когда он молод и шаг тверд.
Брошенная хата соединяла поле и лес.
Такого темного, словно в крови намокшего, кирпича,
Я нигде не встречал… наверное, оттого,
Что стояла она под лесом. Крыша цела,
А двери выбиты.
Но, может, это ночная буря...
Странно – в комнату, где когда-то спала женщина
(Говорили, ее муж наложил на себя руки),
До потолка натолкали сена.
Эй, кто бы ты ни был – зверь или человек – выходи!
Тишина… и вдруг из-под крыши выскользнула ласточка.
Так вот кто здесь живет.
Летишь прочь, хочешь увести меня от своего сена.
Много же ты его натаскала – под самую крышу –
Чтоб выгнать из стен затхлый дух людского жилья.
Тебе ведь ни к чему варить на обед картошку
Или кулеш на завтрак.
Верю – это не ты от одиночества
Швырнула в угол смятую алюминевую миску
И после одним ударом проломила почерневшую печь.
Или все-таки это сажа на твоих острых крыльях?
Я забрел сюда случайно,
Напрасно вторгся в тяжело завоеванное тобой пространство.
Оно разрывает меня.
Этот темный, словно в крови намокший, кирпич
Тянет к себе, но это уже не людское жилище.

Давно, когда я еще был молод,
На нашу речку под фабрикой
Откуда-то занесло мартына.
Он пролетел по низкому коридору под деревьями,
Развернулся, снова пролетел –
Он, конечно, ошибся, эта река
Не могла дать того, что он искал:
Распростертые крылья касались одновременно
Обоих берегов,
Он этого не простил –
И, белея в сумерках,
Высушил полетом речку до дна.
А я жил над той узкой речкой,
что текла под самой стеной фабрики.
Там действительно было тесно.
Но правда ли, что и мне
Эта речка ничего не дала?

С украинского