Свобода
Смеется день, и в синеве высокой
Гуляют стаи легких облаков.
Любовь, прощай! – смуглянки кареокой
От тягостных
свободен я оков.
Свободен от неистовых свиданий,
Так душу потрясавших всякий раз,
Наивно-доверительных признаний,
Несмелых ласк, укора полных глаз.
Как блудный сын, свободен для объятий
Родных лесов, бескрайности полей.
Но мы за все на свете этом платим:
Я – раб навеки
Памяти своей!
Свидетельство о публикации №107040301262
Дмитрий Растаев
Пальцы мелко дрожат — может спьяну, а может от холода.
Каждый прожитый час — словно свежая кровь на ноже.
Тридцать лет — это блюз под дождем незнакомого города,
Где никто никого никогда не окликнет уже.
Тридцать лет — это плюс тридцать новых сомнений и сведений
О размерах былых и примерах грядущих утрат,
Это самое время прикинуть: богат или беден ты —
И поплевывать в пыль, если всё-таки ты не богат.
Мимо древних церквей, повидавших и грешных и святочных,
По осклизлой листве, по оклочьям нечистых газет,
Ты летишь, обалдевшей судьбе наступая на пяточки,
А вдогонку тебе: «Тридцать лет, паренёк, тридцать лет…»
И пускай еще так далеко до одышечной старости,
Пусть трепещут еще паруса недописанных книг,
Тридцать лет — это первый трамвай по маршруту усталости,
Протяженность которого может быть век, может миг.
Эй, Вагоновожатый, Тебе всё известно заранее,
Только платы с меня за проезд не допросишься Ты:
Я сорвусь на ходу, я болеть не хочу ожиданием
Остановки конечной у неотвратимой черты.
Пальцы мелко дрожат — может спьяну, а может от холода.
И так хочется крикнуть кому-то: «Я здесь, я живой!»
Тридцать лет — это блюз под дождем незнакомого города,
Это Бог весть в какой уже раз зарифмованный вой.
Роман Семанишин 23.05.2011 00:17 Заявить о нарушении