Василиса и морской царь сказка

Давным-давно, в далёкой дали,
Все в добром мире проживали.
Под солнцем на Земле росли,
Согласье строго берегли.
Лесные звери, рыбы, птицы,
Работный люд, цари, царицы
Ни ссор не знали, ни нужды,
Не знали злобы и вражды.
И было радостно на свете:
В любви большой рождались дети,
Струилась доброта рекой,
Да вдруг нарушен был покой…
Мышь лето в гости проходила,
К зиме зерна не наносила
И, чтобы стужу пережить,
Решила пташку пригласить.
Над полем воробей скитался:
Пшеницей павшею питался.
Проворен, мал и потому
Мышь тихо молвила ему:
«Пока тепло, мой друг, порхаешь.
Зимой замёрзнешь – не оттаешь.
Хочу, жалея, предложить
Со мною стужу пережить.
В норе, скажу я между прочим,
Зима покажется короче,
Но, чтобы голода не знать,
Зерна поможешь натаскать!
Что скажешь, странник мой бедовый?
Прочны у зимушки оковы,
Река томится подо льдом…
Быть может, у тебя есть дом?» -
«Нет дома, добрая норушка,
Зимою я, как побирушка.
Права ты. Только потому
Я предложение приму».
Вдвоём, спеша, зерно искали,
Припасов в нору натаскали.
Вот-вот и зимушка придёт,
Поля снегами заметёт.
Казалось, жить да поживать,
В достатке зиму коротать,
Да вот взыграла в мышке спесь:
Мол, воробей стал больше есть.
Скупа мышиная порода.
Что делать? Такова природа
Тех, кто свободе и простору
Предпочитают тень, да нору.
Мышь воробья тревожить стала:
Из норки в поле выгоняла:
«Толстеешь, будто на дрожжах!
Разъелся на моих хлебах!»
Со злости перья общипала.
Невмоготу бедняге стало,
Терпеть устал и поневоле
Один остался в чистом поле.
Мороз жестокий разгулялся,
Изгнанник наш в леса подался.
«Коварна мышь, как посмотрю…
Пойду я к птичьему царю.
Он мудр и справедлив по нраву,
Авось, найдёт на мышь управу».
Чирикнул серый, осмелел,
Собрав все силы, полетел.
В лесу глухом, в кедровой кроне,
Царь птиц – орёл сидел в короне.
К нему побитый воробей
Метнулся с жалобой своей:
«Не откажи! Терпеть доколе?!
Я обращаюсь поневоле
К тебе, мой справедливый царь,
Всех птиц могучий государь!
Я должен был по уговору
В норе мышиной эту пору
В тепле и сытости прожить.
Помог я мыши наносить
В лари отборнейшей пшеницы.
Видать, доверчивы мы, птицы,
Но, как изменчива погода,
Коварна и мышей порода.
И вот один, судьбою битый,
Да справедливостью забытый,
Я пред тобою, государь!
Ты рассуди нас, птичий царь!»
Царь, возмутившись, встрепенулся,
На лес дремучий оглянулся:
Я думаю, кто прав – найдём.
С звериным встречусь я царём».
Взмахнул могучими крылами
И над землёй, над облаками
К царю зверей пустился в путь.
В берлоге тёплой отдохнуть,
Устав от дел, медведь копался,
Заснуть глубоким сном пытался,
Но птичий царь нарушил сон.
«К тебе есть дело», - молвил он, -
«Ты – царь зверей! Мы справедливость
Должны блюсти, как божью милость.
Обманут мышью воробей.
От нас ждёт участи своей.
Ты призови её к ответу,
Последуй доброму совету.
Клубок интриги расплетём
И правды ниточку найдём!»
Медведь посыльного отправил,
Тот мигом мышь к нему доставил.
«Скажи мне, только правду, мышь!
Ты воробья за что казнишь?
Он должен был по уговору
В норе твоей студёну пору
До лета тёплого прожить!
Взамен же взялся отслужить:
В работе устали не зная,
И крыл своих не покладая,
На срок, пока стоит зима,
Зерном заполнить закрома.
Ответь мне, старая блудница!
В чём пред тобой виновна птица?!
Зачем затеяли вы спор?!
Кто вдруг нарушил уговор?!» -
Медведь с пристрастьем вопрошает.
Мышь только головой качает:
«Помилуй, царь, ведь твой укор
Бросает на меня позор!
Я никакого договора
С ним не имела. Наша ссора
Из-за того, что воробей
Хотел по слабости моей
Коварно завладеть норою.
Я защищалась! И не скрою:
Ему я спуску не дала
И восвояси прогнала!
Была такая суматоха!
Взгляни! Ведь я такая кроха
Едва сама не померла», -
Бесстыдно мышь царю лгала.
Тот на орла взревел строптиво:
«А воробей твой нагл на диво!
И хоть я с ним и не знаком,
Но сам он виноват кругом!»
Орёл в ответ сверкнул глазами.
Словно булатными клинками
В царя и мышь они впились.
Знал он, что не потерпит высь
В семье крылатой малодушья,
Вранья, подлога, равнодушья.
За слово бедной птахи той
Своей ручался головой.
Медведю: «Что ж… не получился
Наш разговор, но ты забылся,
Что честь задета и моя!
С тобой готов за воробья
В бою жестоком я сразиться!
Он меньший брат, он тоже птица!
На поле соберём друзей:
Я – птиц своих, а ты – зверей!»
Корысть и ложь ликуют в споре:
На радость злу и всем на горе.
Победы не достичь, пока
Течёт кровавая река .
Чуть свет, собрались в диком поле
Два войска по мышиной воле,
Но «героиня» не пришла:
Хитра была – занемогла…
Она в норе своей глубокой
Шептала в думе недалёкой:
«Пусть дурачки погасят спесь,
Я отсижусь пока что здесь».
Интрига правит в мире этом,
Коварством, ложью разогретом.
За чью-то прихоть и обман
Две стаи обуял дурман:
За что дрались, не все и знали,
Но убивали, умирали.
Дань злу отдали все сполна,
Испив кровавого вина.
Орёл, медведь нещадно бились
И в танце яростном кружились:
Шерсть, перья, рёв и клич орла,
Но никого не стерегла
В той битве полная удача.
Ослаб орёл, медведь, как кляча,
В лес, огрызаясь, отошёл,
И тяжело взлетел орёл
На дуб высокий у дороги.
Едва его держали ноги,
Совсем он выбился из сил
За кровь прощения просил…
В тот час, оставив всю работу,
Мужик собрался на охоту:
За плечи – лук, колчан с сумой,
Шёл споро тропкою лесной.
Устал охотник, измотался.
Уж вечер… целый день шатался!
Но тропка к дубу привела,
На нём увидел он орла.
Сняв лук, мужик стрелу направил,
Орлу и шанса не оставил.
Спустить осталось тетиву…
Вдруг тот, вздохнув, сказал ему:
«Не велика стрелку награда –
Убить, когда помочь бы надо
Тому, кто силы растерял,
Да честь, сражаясь, отстоял».
Степан (охотника так звали)
Словам доверился едва ли.
Он лишь задумался слегка,
Но вновь прицелилась рука…
«Твоей рукою голод правит», -
Орёл сказал, - «Но не оставит
Тебя удача. Поворот
В судьбе твоей произойдёт».
Сомненье в мыслях проскочило
И руку с луком опустило.
«Полуживого бить – не честь,
Но ведь семья должна поесть?!» -
Мужик себя опять пытает,
Но снова руку поднимает.
Ещё мгновенье… и стрела
Проколет сердце у орла.
«Если бы знал, какая мука
От твоего погибнуть лука
Тому, кто силой обладал,
И миром птичьим управлял.
Убьёшь – себя лишь опорочишь,
Ты волен делать всё, что хочешь.
Последний раз сказать хочу:
Добром за жизнь я отплачу».
Мужик свой лук к ноге приставил:
«Похоже, прав ты - не лукавил.
Уж так и быть: спасу тебя,
Своё достоинство любя.
Глупее не решал дилеммы:
Искал я дичь – нашёл проблемы».
Он обошёл вокруг ствола,
На дуб взобрался, снял орла.
Все раны ключевой водою
Промыл, перевязал травою,
На руку посадил орла,
Дорожка к дому повела.
За лесом – круглая поляна.
На ней виднелся дом Степана.
Мужик больного подлечил,
Тот вдруг опять заговорил:
«От смерти ты меня избавил
И, коль, спасая, не лукавил,
Послушай, что тебе скажу.
Я слово, данное, держу:
Возьми мешки, да нож булатный,
Твоя добыча будет знатной.
На поле дальнее пойдёшь,
Там шкур и мяса наберёшь.
Продашь на рынке в стольном граде
И не останешься в накладе:
Зерном заполнишь закрома
И не страшна тебе зима.
Но это службишка – не служба!
Продлится дольше наша дружба.
Чтоб смог тебе я отплатить,
Мне помоги восстановить
Для дела силу молодую.
Когда ж возьму я мощь былую,
Помчим над грешною землёй
За царским даром мы с тобой.
Нет у меня сейчас ответа:
Год или три уйдут на это.
Уж, потерпи. Судьбы иной
Достоин ты, Степан, с женой».
Мужик послушался совета,
Взял нож, мешки и до рассвета
На поле вышел, где горой
Лежали трупы под Луной.
Вздохнул: «Такого не бывало.
Ты, поле, горе увидало».
Он обдирал, рубил, таскал –
Всё сделал и без сил упал.
Пораньше встать себя заставил,
Обоз на стольный град направил.
Всё сбыл и не продешевил,
Зерно на деньги закупил.
В три закрома больших засыпал.
Наутро снег на землю выпал.
Зима седая нипочём,
Когда в тепле, достатке дом.
Зима, весна, за летом – осень.
Уж облетела шишка с сосен,
Год незаметно пролетел,
Закром – он тоже опустел.
«Кажись, пришёл конец забаве!
Неси меня, Степан, к дубраве.
Скучаю и хочу летать.
Я силу должен испытать», -
Сказал орёл, потом добавил, -
«Там, где свой лук в меня направил,
Вовек не зная хворобы,
Растут столетние дубы».
«Быть посему», - Степан промолвил,
Что было сказано – исполнил.
Орёл с восторгом вдаль глядел,
С руки сорвался, ввысь взлетел.
Вдруг: вниз, свистящею стрелою,
Помчал, да грудью молодою
Ударил, сколько было сил!
Дуб вдоль до корня расщепил!
«Не одолеть большой дороги», -
Орёл, вздохнув, подвёл итоги, -
«Нет. Не пришла пора. Видать
Ещё придётся зимовать».
Обидней нет для вольной птицы
В стенах пусть сытной, но темницы
Былую силу вспоминать,
Своё бессилье сознавать.
Но полно! Ныть - пустое дело!
А время всё-таки летело.
Ещё один промчался год,
Степан опять орла несёт.
Взмахнув огромными крылами,
Орёл взлетел над облаками,
В величье царственном паря,
И за собою ввысь маня.
Всё выше-выше, круг замкнулся.
Орёл, как вихрь, к земле рванулся,
И дуб всей силою своей
Разбил на несколько частей!!
«Ах, где ты, силушка былая?!
Я растерял тебя, хворая.
Придётся ждать нам третий год,
Что потерял - назад придёт», -
Сказал орёл, остепенился,
На руку снова взгромоздился.
Уже знакомою тропой
Они опять пришли домой.
И третий год, едва начался –
Как сон волнительный, промчался.
Закром последний опустел.
И вот: орёл опять взлетел.
Окинув мир орлиным взором,
Опять, ревущим метеором,
На дуб могучий грудью пал -
Его на щепы разметал!!
Лес содрогнулся под ударом!
Три года не пропали даром.
Орёл обрёл былую стать,
Пришла пора должок отдать.
«Спасибо, добрый человече,
Я благодарен нашей встрече.
Бесценна доброта твоя,
Служить пришла пора моя.
Садись, мой друг, ко мне на плечи,
Мы полетим с тобой далече.
Не лёгким будет этот путь,
Я долг сполна хочу вернуть.
За морем, в тридевятом царстве,
Да в тридесятом государстве,
Не зная участи моей,
Ждут сёстры от меня вестей.
Жив я? Иль нет? Они не знают.
По мне, измучившись, скучают.
Они нам будут очень рады,
Не поскупятся на награды», -
Сказал орёл, крыла расправил,
Степан ждать долго не заставил:
На спину сильную воссел,
Орёл взмахнул и полетел…
Поднялся он над облаками,
Летел над лесом и горами.
Как долго? Коротко ли? Вскоре
Под ними заблестело море.
Орёл спросил: «Не высоко ли?
Взгляни на море! Велико ли?» -
«Как чан, с колодезной водой.
Сверкает прямо подо мной», -
Мужик сказал. Орёл встряхнулся…
Степан невольно кувыркнулся.
Он с воплем со спины слетел
И камнем в море полетел.
Орел за ним и всё исправил:
Он спину мужику подставил.
Тот шею обхватил опять
И ничего не мог понять.
Поднялись… вновь: «Не высоко ли?
Взгляни на море! Велико ли?» -
«С куриное яйцо сейчас».
Орёл взбрыкнул… Мужик тотчас:
Был – да не стало (вновь свалился)
И камнем к морю устремился.
Орёл опять не дал упасть.
Мужик ему: «Что за напасть?!»
Орёл всё выше поднимался,
Мир весь игрушечным казался.
Орёл спросил: «Как ты? Легко ли?
Под нами море велико ли?» -
«Мало, как зёрнышко у мака.
Сейчас мы высоко, однако…»
Орёл стряхнул его опять.
«За что-о?! Я не могу понять!» -
Орал Степан и кувыркался.
Земля росла. Орёл признался:
«Теперь познал ты смертный страх?
Ведь жизнь твоя в моих руках!
Я помню, что это за штука:
Три раза целил ты из лука.
В тот раз был я полуживой,
Похоже: ты сейчас такой».
Удар встречая, камни сжались,
И шумно волны забавлялись.
В их брызгах, над скалой крутой,
Схватил Степана беркут мой.
И снова ввысь орёл поднялся.
Ни жив - ни мёртв, мужик болтался:
Едва сидел, едва дышал,
Орла в испуге вопрошал:
«За что такое испытанье?
Иль заслужил я наказанье?» -
«Страх смертный смог ты пережить
И, значит, сможешь оценить,
Что жизнь – бесценный дар любому,
Что братья мы всему живому.
Любовь нам дарит жизни бал», -
Орёл Степану отвечал.
Обоим впрок пошла наука:
Жизнь без проблем – ведь это скука!
Коль ИСТИНА – итог конечный,
К ней приведёт лишь ветер встречный.
Навстречу новым приключеньям,
Навстречу острым ощущеньям
Друзья продолжили свой путь.
Устали. Надо отдохнуть.
Орёл: «Летим над медным царством,
А правит этим государством
Родная старшая сестра.
Предложит злата, серебра
И самоцветные каменья -
Ты не бери! Отбрось сомненья!
Не глупый если и не вредный,
Проси ларец и ключик медный!»
Ещё немного… видят вскоре:
Дворец блестит на косогоре.
Желая скрасить свой удел,
Орёл на землю плавно сел.
Крылом от глаз чужих укрылся
И добрым молодцем явился.
Степана за руку берёт,
К порогу за собой ведёт.
Сестра навстречу выбегает,
Целует, к сердцу прижимает,
Смеётся, глаз не отведёт,
Румянцем девичьим цветёт.
Спросила: «Что же за невзгода
Тебя украла на три года?
Не знаю, чем и угощать!
Что ни проси – велю подать!» -
«За то, что жив (скрывать не стану)
Скажи спасибо ты Степану.
От смерти он меня укрыл.
Три года у него гостил.
Ты за него должна молиться,
Его ты угощай, сестрица!» -
Сказал орёл и за столом
Всего отведали втроём.
После стола сестра впервые
Ввела чужого в кладовые…
Каменья, злато, серебро,
Меха и прочее добро
Там, в сундуках больших, хранились,
В подвале сумрачном пылились.
Степан на редкость был простой.
Сказал царице молодой:
«Прости! Поверь, что я не вредный!
Ларец бы взял, да ключик медный.
Тогда б всю жизнь, где б ни бывал
Вас добрым словом поминал!» -
«Нет! Ни за что! Пусть брат осудит!
Ларец?! Тебе?! Не жирно ль будет?!
Не ждала наглости такой!
Мужик!! Он дорог мне самой!» -
Царица отвечала рьяно.
Орёл вздохнул, позвал Степана.
Он в птицу обратился вновь,
Сказал: «Здесь не жила любовь…
Летим, мой друг, к другой сестрице,
В страну серебряной царицы.
Быть может, там нас кто-то ждёт?
Быть может, там любовь живёт?»
Мужик на спину взгромоздился,
Орёл взлетел и вскоре скрылся.
Три дня, три ночи держат путь,
Устали, надо отдохнуть.
За горы солнышко садится,
А на холме дворец искрится.
«Ну, вот! Закончился полёт,
И здесь моя сестра живёт.
Мы можем во дворце укрыться.
В нём то, что может пригодиться.
Проси, мой добрый молодец,
Себе серебряный ларец,
Да ключ, чтоб мог ларец открыться.
Лишь он мечтам поможет сбыться».
Орёл на землю опустился,
Да добрым молодцем явился.
Навстречу – красная девица.
С улыбкой средняя сестрица
Родного брата обняла,
Целуя, в гости позвала:
«Мой милый брат! Скажи на милость,
Что вдруг с тобою приключилось?
Забыл ты, видно, нас совсем,
Быть может, помогу я чем?»
Ответил молодец уныло:
«Хотел я к вам – не тут-то было!
Беда случилася со мной.
Мы б не увиделись с тобой…
Меня от смерти неминучей
Избавил лишь счастливый случай:
Степан все раны залечил,
Три года у себя кормил.
Его благодари за службу,
Ему свою дарю я дружбу.
Коль брат тебе я, может быть,
Ты щедро сможешь отплатить».
Поели, что душа просила.
Сестра Степана пригласила
Все кладовые осмотреть:
Взять то, чем он хотел владеть.
Каменья, слитки золотые,
Меха, кафтаны расписные!
Колец, серёг - не перечесть!
С ума любого можно свесть!
«Ты не серчай! Прости царица!
Мне лишь один подарок снится:
Ларец серебряный с ключом!
Он счастье принесёт в мой дом!»
Вспылила средняя сестрица:
«Ему он, видите ли, снится!!
Не дам, хоть брат спасён тобой!
Ларец тот дорог мне самой!»
Орёл:«Пойдём, Степан! Похоже,
Сестре безделица дороже.
Гораздо проще ей, видать,
Меня на злато променять».
И снова в путь над облаками.
Вперёд, за царскими дарами
Друзья, мечтая о покое,
Летели в царство золотое.
Летели долго и далёко.
Им было в небе одиноко.
Глаза устали вдаль глядеть,
Вдруг горизонт стал пламенеть.
То не зари лучи косые
Глаза слепили молодые.
Их сотни солнц в палящем зное
Манили в царство золотое.
Всё в золотых тонах блестело,
Убранством жёлтым пламенело.
«Конец пути!» - сказала птица, -
«Здесь ждёт нас младшая сестрица».
Чуть-чуть осталось до порога,
И вот… закончилась дорога.
На берегу реки большой
Дворец виднелся золотой.
В воде прозрачной отражаясь,
Главами облаков касаясь,
В величьи красоты своей
Встречал дворец своих гостей.
Орёл к ступеням приземлился
И снова молодцем явился.
Гостей приветливо встречая,
Девица вышла молодая,
Улыбкой чудной засветилась,
Слезой не прошенной умылась.
«Как долго я тебя ждала,
В молитвах ночи не спала».
Любуясь, к сердцу прижимала
И целовала-миловала:
«Три года!! Где ты пропадал?
В каких краях ты обитал?
Чем угостить, мой брат родимый,
Любовью и судьбой хранимый?
Что пожелаешь, отыщу,
Тебя по-царски угощу!» -
«Я рад, что ты, царица злата,
Не только золотом богата.
Ты – клад душевной красоты,
Где чувства девственно чисты!
Ты потчуй гостя дорогого!
Ведь без него здесь дня такого
Мы не прожили бы сейчас.
Меня Степан от смерти спас!
Мы в стужу, зной и непогоду
Делили с ним и хлеб, и воду.
Ему за верность, стало быть,
Должны мы щедро отплатить!»
За стол дубовый дружно сели.
Втроём до ночи пили-ели.
Царица гостя повела
Туда, где клады берегла,
Где спят восторг и удивленье,
Где злато, серебро, каменья
Холодным светом ослепили
И в искушение вводили.
«Дарам твоим все были б рады,
Но я прошу другой награды:
Хочу забрать с собой домой
Ларец и ключик золотой.
Коль слишком дорога награда,
Уйду… мне ничего не надо.
Добро оплаты ждёт добром.
Где деньги, там корысть кругом!
Добром и близко там не пахнет,
Оно от золота лишь чахнет.
Три года, что орла кормил,
Я делал то, что должен был». -
«В то, что сказал мне, верю свято.
За своего я рада брата!
Друзья всё делят пополам,
Ларец с ключом тебе отдам!
Спасибо от меня за брата.
Здоровым будь, живи богато!
Покуда жив, пусть никогда
Не посетит твой дом беда!»
Три дня гостил, нагостевался,
В обратный путь засобирался.
Хлеб, нож, да золотой ларец
В суму упрятал молодец.
Скучал, домой заторопился,
Царице в ноги поклонился:
«Спасибо вам за всё, друзья!
Вас навсегда запомню я!
Печаль прощанья мне знакома…
Здесь хорошо, да лучше дома.
Пора домой ускорить шаг.
Простите, если что не так!»
Орёл, кивнув, сказал Степану:
«Что ж, друг! Удерживать не стану.
Сам помню, как душа болит,
Когда домой идти велит.
Пусть будет скатертью дорога.
Один совет: он стоит много!!
Запомни! И не забывай!
Ларец в пути не открывай!
Когда домой придёшь с наградой,
Ларец откроешь, да не падай
От удивленья! Не плошай!
Коль понял – в добрый путь ступай!»
Шаг, ускоряя понемногу,
Пустился в дальнюю дорогу
Степан с походною сумой.
Тоска гнала его домой.
Как долго? Коротко ли? Вскоре
Пред ним вдруг расплеснулось море.
На берегу к кустам присел,
Хлеб, посолив, охотно съел.
А любопытство, козни строя,
Лишило мужика покоя.
Смерть, как ларец хотел открыть,
Наказ друзей на миг забыть!
Слова орла в ушах звучали,
А руки ключ в суме искали…
И нет того, кто мог помочь
Соблазн великий превозмочь.
Не смог противиться он сглазу.
Открыл ларец… оттуда сразу
Полезли бурною рекой:
Стада коров, дворец большой,
Да овцы, кони кобылицы,
Построек разных вереницы!!
Зелёный сад вдруг зашумел…
Мужик от страха онемел.
Работный люд вокруг толпится,
На услуженья не скупится.
Себя - на троне увидал?!
(Чуть богу душу не отдал!)
Когда пришёл в себя немного:
«О, боже! Впереди дорога!..
Всё бросить и домой идти?
Ведь я ещё на полпути!»
Какая вышла незадача!
Мужик, от горя чуть не плача,
Взмолился, руки вверх поднял.
Вдруг… море накатило вал.
Из шумных брызг седой, высокий
Старик явился одинокий:
«О чём скорбишь, судьбу браня?
Зачем ты разбудил меня?» -
«Ослушался друзей наказа:
Открыл ларец… и вот проказа
Случилась здесь, сейчас со мной:
Что было в нём – то пред тобой…
Теперь мне не видать покоя.
Как помещу в ларец добро я?
Ведь далеко ещё шагать.
Придётся видно всё бросать…» -
«Напрасно рёвом всех пугаешь,
Отдай мне то, чего не знаешь
В хозяйстве худеньком своём
И скоро в свой вернёшься дом.
В ларец (и в этом нет секрета)
Добро я вновь верну за это.
Ты - отправляешься домой,
Я – интерес имею свой…» -
«Сказал старик: «всё соберу, мол», -
Мужик, спеша, недолго думал, -
«Что у себя могу не знать
Такого, что нельзя отдать?
В порядке я держу хозяйство,
В нём не терплю я разгильдяйства!» -
«Что ж: слово честное даю!
Развей и ты печаль мою!»
Не по годам старик проворен:
Без проволочек и задорин
Все чудеса в ларец собрал,
А на прощание сказал:
«Ты слово дал! Язык - не веник!
Знай! Уговор дороже денег!
Сейчас, мужик, домой ступай!
Когда спрошу – должок отдай!»
Сказал старик и тут же скрылся,
Как будто в землю провалился.
Степан пока ещё не знал,
ЧТО старику он задолжал?!
Без приключений, понемногу
Степан заканчивал дорогу.
Долго иль коротко шагал,
Места родные увидал.
От рек, озёр и до бурьяна –
Всё сердцу мило. Вот поляна,
Без мужика поникший дом –
Всё то, что Родиной зовём.
Навстречу, слёзы утирая,
Жена бежала молодая:
«Куда ты, родненький, пропал?!
Полгода дома не бывал!
Пока в чужих краях томился,
У нас сыночек народился.
Здоров, да ладен, да хорош!
Как капля, на тебя похож!
Иваном я его назвала,
И как себя оберегала.
Иди! Наследник дома ждёт!
«Агушки»-песенки поёт».
Как будто, кипятком из чана
Жена ошпарила Степана.
«Вот, что в хозяйстве я не знал!
Что старику я задолжал!..»
Степан жене во всём сознался:
Как обмануть судьбу пытался
Он, заключая договор:
«Не прост старик, видать! Хитёр!»
Домой зашли и дверь закрыли,
Погоревали, потужили.
Коль быть беде, она придёт,
Авось, и мимо пронесёт…
На том дела и порешили,
Ларец наутро отворили,
Оттуда бурною рекой:
Стада коров, дворец большой,
Да овцы, кони, кобылицы,
Построек разных вереницы!!
Зелёный сад вдруг зашумел,
Степан царём на трон воссел!
Хороший царь, чего лукавить?
Стал царством-государством править.
Царевич рос не по годам
И не по дням, а по часам!
Не успевал менять обновок:
Плечист. Как рысь, силён и ловок,
И статен, и лицом пригож,
Умён и на отца похож.
Большое царство пребольшое!
Все жили в мире, да покое.
Прекрасен мирной жизни бал,
Должок лишь воли не давал…
От дум спасала лишь работа,
Да иногда ещё охота.
Однажды, чтобы всё забыть,
Решил царь сена покосить.
Размять пошёл крутые плечи
К реке, на луг, что подалече.
Душою спал, а наяву
Косил душистую траву.
Вспотел и, чтобы освежиться,
К реке пошёл воды напиться.
Припал к воде и долго пил,
Вдруг кто-то бороду схватил…
Степан в испуге забрыкался,
А из воды: «Ну, что-о? Попался?!
Ты думал: я забыл дружок?!
Пришла пора платить должок!!
Работник нужен мне сметливый,
Послушный, добрый, неспесивый.
Слыхал я: твой подрос сынок!
Красив, силён, умён, высок!
Мне раб как раз такой и нужен.
Что ты молчишь? Али контужен?
Ты парня к морю отправляй,
Что обещал, то и отдай!»
Степан без сил домой добрался,
Жену, увидев, разрыдался:
«Беда пришла, царица-мать!
Пришла пора должок отдать!
Старик опять мне повстречался,
Над нашим горем насмехался.
Как ни тужи - придётся, мать,
Ванюшку в рабство нам отдать.
За все пороки ждёт расплата.
Хотел жить долго, да богато,
Всё царство сыну передать…
О горе как ему сказать?»
Не зная выхода, рыдали,
Друг друга тщетно утешали.
Сын мимо двери проходил,
Услышав плач, запор открыл…
Ступил в просторную светлицу,
В слезах увидел мать-царицу:
«Что за напасть случилась вдруг?
Несчастье? Аль какой недуг?»
Царь рассказал о страшном горе:
О старике и уговоре,
И, что расплаты пробил час,
Что счастья луч в семье погас,
И, что никто не даст совета,
Как обойти несчастье это.
«Ступай, сынок, а мы, любя,
Молиться будем за тебя».
Царевич выслушал покорно:
«Что ж, от судьбы бежать зазорно,
Не мною сделан договор –
Не мне отцу чинить укор.
Судьба – не мёд, я не невежда,
Пусть труден путь, но есть надежда,
Что злу не век торжествовать,
И будем вместе мы опять».
На том в семье и порешили…
Ивана в путь благословили,
И с первым солнечным лучом
Царевич свой покинул дом.
Большими, дикими полями,
Непроходимыми лесами…
Как долго? Коротко ли шёл?
Вдруг в чаще сумрачной нашёл
Избушку он на курьей ножке:
Кривую, об одном окошке.
Стояла от него крыльцом.
«А, ну-ка! Повернись лицом!
Или совсем окаменела?»
Та покачнулась, заскрипела
И повернулась (врать не стану)
Лицом к царевичу Ивану.
Царевич оробел немножко,
Шагнул в избу… там, у окошка,
Кудель большую теребя,
Веретено в руке крутя,
Баба-Яга, ворча, сидела,
Ивана, хмурясь, оглядела:
Мол, помешал старухе зря.
Спросила, злобою горя:
«Какую долю ты пытаешь,
Али от дела вдруг лытаешь?!
Зачем переступил порог?
Иль смерти ищешь, паренёк?!»
Что и сказать? Нечиста сила
Бабой-Ягой руководила.
«Ты не брани и не серчай,
А накорми, не прогоняй!
Где это видано? В дороге
Пытать скитальца на пороге?!
Живот мой о еде скорбит,
Кишка с кишкою говорит.
Водой умоюсь ключевою,
Поем – поговорю с тобою.
Торопишь ты, как погляжу.
Что знаю, то и расскажу!»
Старуха, будто, присмирела,
От умной речи подобрела.
Открыв заслонку у печи,
Достала подовые щи.
Достала мёд, грибы, соленья
И вид, и вкус на загляденье.
Поел Иван и, хоть устал,
Как обещал – всё рассказал.
Баба-Яга проговорила:
«Видать, судьба тебя хранила:
Сколь ни скитался, ни плутал –
Ко мне с бедою ты попал.
Благодари судьбу за случай:
Пока что ты, Иван, везучий.
Что расскажу – запоминай,
Да, не напутав, выполняй!
К кому идёшь, теперь я знаю,
Тебя к унынью не склоняю.
Старик тот – злобный царь морской,
Он и нарушил твой покой.
Я помогу тебе советом:
Ты честен. Мне по нраву это.
Видать, устала зло творить…
Наказ исполнишь – будешь жить!
Живёт тот царь в морях игривых,
Таких же, как и он, спесивых.
Ступай, тебя давно он ждёт,
Сбежишь – он под землёй найдёт!
Когда придёшь на сине море,
В кустах прибрежных сядь в дозоре.
К ним вечерком свершить обряд
Двенадцать утиц прилетят.
Ты чуда не видал такого:
То дочери царя морского!
Оземь ударятся утицы…
И пред тобой – краса девицы!
Начнут в морской воде купаться,
Петь песни, весело смеяться.
Ты должен, чтобы не пропасть,
Сорочку младшенькой украсть.
Искать её начнут девицы…
Молчи! Ты должен затаиться.
Когда останетесь одни,
Тогда лишь к ней и выходи.
Ну, а взамен сорочки той
Проси колечко с бирюзой.
Не сможешь выполнить наказ,
Считай – судьбы огонь погас…
Вокруг дворца царя морского
Есть частокол. Его, такого,
Тебе бы век не увидать!!
Мне жаль, но ты же должен знать?!
На каждой спице частокола
Торчат, как вехи произвола,
Голов несчётных череда.
Царь усмирится лишь тогда,
Когда на спице самой длинной,
На пир вороний, да орлиный
Перед дворцом, как булава,
Твоя взметнётся голова.
Я помогла тебе немного.
Теперь ступай! Трудна дорога.
Пусть разум твой облегчит путь,
Покой поможет вновь вернуть».
Иван дослушал терпеливо,
Бабе-Яге сказал учтиво:
«Спасибо за рассказ, за стол,
За щи и прочий разносол.
Добра не жду от этой встречи.
Кабы твоей не слышал речи,
Не избежать когтей орла!
Ты мне надежду подала».
Царевич встал, к двери подался,
Земным поклоном попрощался.
Заря за соснами цвела,
Дорожка к морю повела…
И снова чистыми полями,
Непроходимыми лесами,
Вперёд без устали шагал,
К закату море увидал.
В кустах прибрежных затаился.
Смеркалось… Чудный вид открылся,
Когда из-за макушки ели
Двенадцать утиц прилетели.
Оземь ударились утицы,
И вот – пред ним краса-девицы,
Лаская красотою взгляд,
На землю сбросили наряд.
Беспечно бросились купаться,
Петь песни, весело плескаться.
Постарше кто – те посмелее,
Но младшая других милее!
Пока плескалися девицы,
Иван у младшенькой сестрицы
Сорочку незаметно взял,
Что будет дальше, тихо ждал.
Девицы вскоре накупались,
Домой, спеша, засобирались.
И улететь уже пора,
Да только младшая сестра
Никак сорочку не находит.
«Что за напасть? Иль леший водит?»
Уж сёстры улетели прочь,
Ещё чуть-чуть – наступит ночь?!
Взмолилась красная девица:
«Кто бы ты ни был: зверь иль птица,
Иль странник может быть какой?
Ты не губи меня игрой!
Коль будешь средних лет, гонимым –
Будь братцем ты моим любимым!
Коль стар, да непригож лицом –
Мне будешь названным отцом!
Коль ровней будешь, не спесивым,
Навеки станешь другом милым!
Что хочешь, у меня пытай,
Сорочку только мне отдай!»
Царевич, красотой сражённый,
И колдовством, заворожённый,
Всё время, что в засаде был,
С царевны глаз не отводил.
От слов последних лишь очнулся,
Навстречу вышел, отряхнулся,
Поклон красавице отбил,
Потупив взгляд, заговорил:
«Прости, красавица девица!
Теперь ты дум моих царица.
Сорочку я твою сокрыл…
Взял, потому что должен был.
Невольник я в поступке этом
И поделюсь с тобой секретом:
Ведь за сорочку должен я
Просить колечко у тебя.
В нём состоит моё спасенье,
В нём жизнь моя и вдохновенье.
Как к жертвенному алтарю,
Иду к морскому я царю.
Но, если дорого колечко,
Если обещано сердечко
Тобой другому молодцу,
Мне торговаться не к лицу.
Возможно, я судьбой обижен
И в просьбе пред тобой унижен.
Кольца я не посмею взять,
Твою судьбу не мне ломать.
Поверь и в то, моя царица,
Покуда в сердце кровь струится
И сколько суждено прожить
Одну тебя хочу любить!»
Румянцем залилась девица:
«Так вот ты кто? Отец мой злится:
Мол, долго что-то не идёт...
Ступай по берегу, он ждёт.
Дойдёшь ты до скалы высокой,
В пещеру вход найдёшь глубокий.
Он прямо под воду ведёт,
Тебя морское царство ждёт.
Кольцо возьми. Мне другом милым
Ты стань. Ведь, может быть счастливым
И этот день, и этот час,
Что свёл нежданно вместе нас.
Хоть младшей буду я сестрицей,
Меня Премудрой Василисой
Все слуги батюшки зовут
И пуще глаза стерегут».
Улыбкой девица простилась,
В утицу вновь оборотилась,
Затих в ночи шум резвых крыл,
И Василисы след простыл.
Скала, как страж, стеной высокой
Взметнулась над волной глубокой,
В морское царство вход храня,
И неизвестностью маня.
Вошёл в пещеру… Ход глубокий
К воде привёл. В ней одинокий -
Дворец, как в зеркале большом,
А рядом луг, поля кругом.
Страх понемногу удалился,
Иван нырнул и очутился
Под толщей водного покрова
Во власти сил царя морского.
Там тоже жизнь ключом кипела:
Светило солнце, роща пела
Под ветра неусыпный хохот.
И рёв скота, и конский топот,
И птиц полёт, и речь людская,
И нет всему конца и края!
Дворец великолепьем цвёл,
Всё б ничего. Да частокол
Вокруг дворца змеёю вился.
Царь на расправу не скупился:
Коварство, ложь и жуткий страх –
Орудье в царственных умах.
Где власть согласье расколола,
Где под покровом произвола
Дела расхожи и слова,
Не много стоит голова!
Призвав на помощь божью милость,
Он сделал шаг. Дверь вдруг открылась…
Перед глазами - тронный зал
Убранством золотым сверкал.
На троне, грозно восседая,
Глазами злобными сверкая,
Ивана принял царь морской.
Раздался голос громовой:
«Где долго так, мой раб, скитался?
Иль обмануть меня пытался?!
Как ты посмел про долг забыть?
Меня, владыку, разозлить!!» -
«Напрасно ты меня ругаешь,
Во лжи, бесчестьи обвиняешь.
Ведь, если б я про долг не знал,
То пред тобою б не стоял.
Не лёгок путь до нашей встречи…» -
«Молчать!! Как смеешь мне перечить?!
Чтоб спорить отошла охота,
Найдётся для тебя работа.
Есть пустошь – тридцать вёрст в округе.
Там буераки, рвы, камнюги.
Всё надо будет разровнять,
Каменья в сторону стаскать.
К утру чтоб мне, как дар, как милость,
На поле рожь заколосилась!
Да высоты такой, чтоб птица
В ней от меня могла б укрыться!
Ты языком горазд пошлёпать,
Посмотрим, можешь ли работать?
Коли не сладятся дела,
То с плеч сорвётся голова!»
Царевич к пустоши подался,
А в мыслях с головой прощался.
Он мимо терема шагал,
Знакомый голос услыхал:
«Чем, мой царевич, опечален?
Иль договор с отцом кабален?»
Иван к окну глаза поднял,
В нём Василису увидал.
«Как мне не быть в тоске-печали?
До завтра доживу едва ли:
По тридцать вёрст вдоль - поперёк
Я пустошь за один денёк
Засеять должен и с рассветом
Царю представить. Да при этом:
Рвы, буераки разровнять,
Каменья в сторону стаскать!
А рожь такой должна родиться.
Чтоб птица в ней могла укрыться!!
Не пережить мне сей скандал», -
Иван царевне отвечал.
«О чём поведал – не работа!
Ступай. Как быть – моя забота.
Спокойно спи, не унывай,
Работу утром принимай», -
Ему царевна отвечала.
Иван ушёл, девица встала,
На пустошь дальнюю пошла
И слуг на помощь позвала:
«Эй! Слуги верные! Спешите!
В делах нелёгких помогите!
Как непокорная вода,
Ступила на порог беда!»
Пришли на зов краса девицы
Медведи, свиньи, кони, птицы:
Таскали, рыли, распахали,
И зёрна в поле разбросали.
Лишь только зорька заискрилась –
На поле рожь заколосилась.
Иван, чуть свет, с постели встал,
На пустошь быстро зашагал.
Ни рвов, камней не стало боле.
Как стол от ржи лоснилось поле.
Царевич, ошалев, стоял
И ничего не понимал.
Придя в себя от удивленья,
Вдруг понял: в ком его спасенье.
Царевна взволновала кровь.
В ней вся надежда и любовь.
Он с благодарностью к любимой
Здоровый, молодой, счастливый
Хотел пуститься налегке.
Да только… что там, вдалеке?
Столб пыли до небес клубился,
То царь с проверкой торопился.
У поля осадил коня,
Пустился, шпорами звеня,
Всю пустошь бывшую проверить…
Устал шагать, смотреть и мерить.
Сказал, досаду прочь гоня:
«Что ж, раб! Ты ублажил меня.
Однако есть ещё работа:
В трёхстах скирдах для обмолота
Всё белоярая пшеница
Который день уже пылится.
В скирде же триста копен (знаешь)
Раба трудом не запугаешь...
Ты скирд моих не поломай!
Снопов тугих не разбивай!
Всё до зерна! Слышь, ты? К обеду
Обмолоти! Я сам приеду,
Тебя проверить, милый мой!
Не сладишь – голова долой!!»
Опять беда змеёй ползучей
Пришла. «Какой я невезучий!
За что меня судьба казнит?!» -
Иван под нос себе бубнит.
Идя в обратную дорогу,
Он снова обратился к богу.
От горя, путаясь в словах,
Молил о помощи в делах.
У речки, там, где лес кончался,
Он с Василисой повстречался.
«Что ты не весел в ранний час
Или не выполнил приказ?
Иль не понравилась работа
Царю морскому?» - «Нет! Ну, что ты?!
Спасибо, милая девица,
Когда б не ты – торчать на спице
Моей головушке бедовой.
Доволен царь. Да только новый
Отдал он только что приказ.
Я расскажу тебе сейчас:
В трёхстах скирдах давно пылится
Всё белоярая пшеница.
В скирдах - по триста копен будет.
Царь удивится, не осудит,
Если снопов не разбивая,
И скирд высоких не ломая,
Да не теряя ни зерна,
Обмолочу я всё сполна.
К обеду если не успею,
То под топор свою я шею
Подставлю к радости царя.
Пожалуй, всё… да, видно, зря
Тебе об этом я сказал,
Печаль свою тебе отдал.
Прости, красавица за то!»
Ему в ответ: «Да знал бы кто,
Что боль твоя моею стала
С тех пор, как я тебя узнала.
О чём сказал мне – не беда
Ступай к себе. Ну, а когда
Взойдёт к зениту завтра солнце,
Вставай, мой друг, открой оконце,
Улыбкой доброй день встречай,
К скирдам смелее поспешай.
Пусть не страшит тебя работа.
О ней моя теперь забота.
Ступай домой, мой милый друг,
Пора созвать для дела слуг.
Не хмурься! Для меня не новость:
Задеты честь твоя и совесть,
Но в деле этом, согласись,
Без колдовства не обойтись.
Сама я до сих пор не знаю:
Тебя я, иль себя спасаю?
Но знаешь, очень может быть,
Что друг без друга нам не жить». -
«Царевна! Лишь сомкну ресницы,
Один и тот же сон мне снится:
В нём, как волшебная струна,
Звучит твой голос! Как Луна,
Твой светлый лик красой сияет!
Душа моя огнём пылает!
Горячим жертвенным огнём!
Не стыдно мне признаться в том,
Что я невольник этой страсти,
Милее не было напасти!
Тебя, покуда буду жить,
Беречь готов я и любить!» -
Сказал, царевне поклонился
И взглядом трепетным простился.
Ушёл, оставив ей слова,
От них кружилась голова.
Лицом царевна к лесу стала,
В призыве громко закричала:
«Эй, муравьи! Дела бросайте!
Сюда скорее подползайте!
К скирдам с пшеницей поспешите
Да зёрна быстро соберите!
Так чисто, чтобы даже малость
В колосьях спелых не осталась!»
Ну, и дела! Ну, и потеха!
Когда в лесу затихло эхо,
Оттуда, прямо вдоль ручья,
Как будто чёрная змея,
Спешила бодро рать лесная.
Тянулась без конца и края
К скирдам, царевне помогать:
Весь хлеб до зёрнышка прибрать.
Вот муравьиная пехота
К скирдам пришла. Пошла работа!
Земля вокруг зашевелилась
Там, где пехота копошилась.
Снопов тугих не разбивали,
Всё-всё до зёрнышка прибрали!
И копны целы. Скирды все
Стоят в нетронутой красе!
К зениту приближалось солнце.
Царевич встал, открыл оконце,
Дверь дома настежь отворил,
К скирдам, волнуясь, поспешил.
Пришёл, увидел, удивился,
А вскоре царь морской явился.
С пристрастьем скирды обошёл,
Зерна в колосьях не нашёл.
Он в житницы прошёл с гумна –
Все закрома полны зерна!
«Ну, ты, царевич, удивил!
Хватило времени и сил?!
Последнюю сослужишь службу –
В ответ мою получишь дружбу!
Когда зари блеснёт полоска,
Построишь церковь мне из воска.
Успеешь – женим на девице,
Нет – будешь пугалом на спице!»
В молчаньи, от бессилья злой,
Иван направился домой.
От думы голова трещала,
Смерть рядом шла, не отпускала.
Как в тяжком сне едва шагал,
Вдруг, голос чей-то услыхал:
«Чем, мой царевич, опечален?
Иль договор с отцом кабален?»
Он голос тотчас угадал,
В окне царевну увидал.
«Прости, царевна дорогая,
Не вижу у беды я края!
Видать, не миновать шеста,
И жизнь напрасно прожита…
Царь приказал и очень жёстко
Построить храм большой из воска.
На это не отвёл и дня.
Лишь ночь в запасе у меня!
Невыполнимая задача!» -
Сказал Иван ей чуть не плача, -
«Ну, а сейчас прости, прощай…»
В ответ услышал: «Не пугай!
Решается задача эта,
И жизни песнь твоя не спета.
Иди к себе, угомонись,
Поешь - и сразу спать ложись.
Укройся на ночь потеплее.
Спи… Утро вечера мудрее».
Царевич нехотя ушёл,
Звать Василиса стала пчёл:
Эй, пчёлы вы мои лесные!
Степные пчёлы, полевые!
Сюда слетайтесь поскорей,
В беде поможете моей!
Свой чистый воск сюда несите,
Да церковь у дворца слепите.
Лишь вы мне можете помочь,
У нас в запасе только ночь!»
Вдруг, небо сразу потемнело,
То туча, будто смерч гудела.
В ней пчёлы двигались толпой,
Не видел свет орды такой!
На землю туча дружно села
И сразу принялась за дело.
Из воска, будто из стекла,
Церквушка на глазах росла.
Взметнулись стены, окна, своды,
Алтарь, иконы, переходы,
Упёрлись в небо купала.
С рассветом церковь расцвела!
Царевич встал, чуть свет пробился,
На площадь сразу устремился.
Его восторгу нет конца:
Храм красовался у дворца!
И царь морской уже проснулся,
На площадь вышел и споткнулся.
Глазам не веря, сам не свой
Качал седою головой:
«Мне слуги много лет служили,
Но так, как ты, не угодили.
Те, на кого бывал я зол,
Венчают ныне частокол.
А ты, Иван, кажись - не промах!
Что ж, видно жить тебе в хоромах?!
Спасибо! Смог мне услужить!
Пожалуй, долго будешь жить!
Все три прошёл ты испытанья.
Теперь закон – твоё желанье:
В подводном царстве нет милей
Моих прекрасных дочерей!
Ты можешь, хоть и жаль, не скрою
Назвать одну из них женою.
Их у меня двенадцать! Знай!
Смотри, милок, не оплошай!»
Царь хлопнул, вышли из светлицы,
Смущаясь, красные девицы.
Красу пером не описать,
Словами не пересказать:
С румянцем алым будто розы,
Стройны, как белые берёзы,
Чисты, как в роднике вода,
Невесты словом: «хоть куда!»
Ивана царь не озадачил.
Не думал он и не судачил.
Знал ту, что в снах своих ваял,
Он Василису в жёны взял.
Три дня гулял на свадьбе этой
Народ, весельем разогретый.
Прекрасны молодые были!
Красой своей гостей слепили!
Живут, бег дней не замечая,
Когда у счастья нету края.
Летели дни и вот – финал:
По дому Ваня заскучал.
Коль счастье на влюблённых пало,
Им кажется его всё мало!
Любя, устали видно ждать
В краю родном отец и мать.
От глаз любимой не укрыться.
Беду почуяв, Василиса
Спросила, взгляд ловя чужой:
«О чём грустишь, царевич мой?» -
«Грущу о Родине далёкой,
О маме, в горе одинокой.
Хочу с тобой, развеяв грусть,
Сбежать я на святую Русь!
Там с детских лет мне всё знакомо.
Сам здесь живу, а сердце – дома.
Бежим со мной, моя звезда!
Жалеть не будешь никогда!» -
«Не зная горя и печали,
Как мало дней мы скоротали.
Казалось, будет так всегда,
Но вновь стучится к нам беда!
Отца побег не позабавит,
Погоню вслед тот час отправит.
Поймает, будет очень зол:
Тобой украсит частокол.
Смирись! И будь к себе построже!
Иль наше счастье не дороже» -
«Нет! Не могу, любовь моя!
Хоть и любим, но узник я!» -
«Не в силах здесь держать тебя я.
Видать судьба у нас такая!
Ты прав… ведь в клетке соловей
Не скажет о любви своей!
Чуть задержать погоню можно.
Хочу схитрить я осторожно.
А ты лихих коней седлай,
Меня на выходе встречай!»
В углы светёлки для наказа
Царевна плюнула три раза
И, заклиная три угла,
Свой голос слюнкам отдала…
Спустился мрак последней ночи,
Они – бежать, что было мочи
Подальше от беды своей,
Предавшись резвости коней.
Всю ночку лунную скакали,
Не ели и не отдыхали.
Царь утром слуг велел послать,
Чтоб молодых к столу позвать.
К царевне слуги постучали,
В ответ: «Мы ночью плохо спали!
Скажите батюшке: устала…»
(То слюнка первая сказала).
Вот час, другой уже проходит,
Царь злится, места не находит.
Велит тотчас к столу позвать:
Мол, есть пора и хватит спать!
Вновь слуги в двери постучали…
«Идём уже! Мы только встали!
Пусть батюшка за то простит!» -
Вторая слюнка говорит.
Ждут… «Сколько можно собираться?!
Без них сюда не возвращаться!!» -
Слуг шлёт опять, - «Скажите: ждём!!»
Пошли. Стучат. В ответ: «Идём!
Я долго туфельки искала!»
(Так третья слюнка отвечала)
«Откройте! Ждёт вас наказанье!»
За дверью – тяжкое молчанье…
Запоры, двери разломали,
Назад с докладом побежали:
«Ввела царевна нас в обман:
Сама сбежала, с ней Иван!» -
«Как? Что вы, бестии, сказали?!
Иль головы носить устали?
Сейчас же прикажу их снять!
Тела – на корм орлам отдать!
Канава будет вам могилой!»
Те – в ноги: «Батюшка! Помилуй!!
Мы слово честное даём
От нас не скрыться! Всех найдём!»
Подумал царь: «Что толку злиться?
С погоней надо торопиться!
Зачем напрасно тратить пыл?..»
И потихонечку остыл…
В погоню царь тех слуг направил,
Вслед им поганенько гнусавил
«Топор по ним давно уж плакал!
Царевну – в омут! Ваньку – на кол!!»
А беглецы далёко были,
Без отдыха на Русь спешили.
Погоню ждали. Этот страх
Тревожно бился в головах.
Круп у коней белел от соли.
«Прижмись к земле! Не далеко ли
Стук догоняющих копыт?» -
Царевна мужу говорит.
Припал к земле, в ней, будто шёпот,
Шум голосов и конский топот
Расплату словно обещал.
Иван поднялся и сказал:
«Погоня рядом. Негде скрыться!
Сквозь землю впору провалиться!»
Царевна только всех мудрей:
Вдруг превратила в луг коней,
Ивана - в пастуха седого,
Себя – в овцу и всё готово!
Тут слуги вскоре прикатили,
Ивана-пастуха спросили:
«В бегах от нас хотят укрыться
Иван-царевич, с ним – девица.
Скажи направились куда?
Иначе ждёт тебя беда!» -
«Я стар, покрылся сединою,
А вы грозите мне бедою!
Здесь молодых я не видал.
Если бы видел, то сказал».
Ни с чем гонцы назад явились,
К царю с докладом обратились:
«Неслись, как быстрая заря,
Да всё, царь, оказалось зря.
Мы, сколько вёрст ни проскакали,
Так никого и не догнали…
Один пастух овечку пас
Вот и, пожалуй, весь рассказ». -
«Что ж вы их, дурни, не схватили?!
Та парочка – они ведь были!»
Царь палкой им бока намял,
В погоню новую послал.
А беглецы тяжёлым скоком
Летели на конях галопом.
Им негде заменить коней,
Они одни в беде своей.
Злой нрав отца царевна знала
Погоню снова ожидала:
На свежих быстрых скакунах
Им вслед неслись беда и страх.
«Пусть отдохнут немного кони,
Послушай: нету ли погони?»
Иван к земле щекой припал,
Вновь конский топот услыхал.
«Беда! Опять лихие кони
Летят, храпя, в пылу погони!
Гляди: за лесом пыль клубится!
Ни убежать, ни схорониться!..»
И снова колдовская сила
В попа Ивана обратила,
Царевну – в церковь, а коней –
В деревья у резных дверей.
Вот и погоня налетела:
«Эй! Батюшка! К тебе есть дело!
Не нарушал ли твой покой
Седой пастух с худой овцой?» -
«Хоть стар, бог зреньем не обидел,
Но пастуха с овцой не видел.
Ни зверь, ни человек лихой
Не нарушали мой покой».
Гонцы округу обскакали,
Лес и овраги обыскали.
Ни с чем, с поникшей головой,
Опять направились домой.
Царь ждал, по комнатам метался,
Гонцов увидев, раскричался:
«Как смели, псы, под этот кров
Явиться вновь без беглецов?!» -
«Помилуй царь!» - все наземь пали, -
«Стрелой летели – не догнали,
И не нашли вдали чужой
Мы пастуха с худой овцой.
Всё, что явилось перед нами –
Поп, да церквушка под дубами.
Всю жизнь в ней старец прозябал,
Никто его не навещал!» -
«Что ж церковь вы не разгромили,
Попа верёвкой не скрутили?
Глумясь над старостью моей,
Вас обманули, как детей!
Скорей коней своих меняйте
За мной в погоню поспешайте!
Коль не покажете вы прыть,
То головы вам не сносить!»
И вот уже другие кони
Несут беду в пылу погони,
Блистая силой молодой,
Любуясь быстрою ездой.
А беглецы всё дальше мчали,
Под ними лошади устали.
Роняя пену с мягких губ,
И потом покрывая круп,
Галоп на рысь, на шаг сменили
И у реки без сил застыли.
Не сладок беглецов удел…
Что делать? Есть всему предел.
С коней уставших соскочили,
К земле припали… ощутили:
В ней, как воды огромный вал,
Погони топот нарастал.
В смятеньи осмотрев поляну,
Царевна молвила Ивану:
«Что пережили – ерунда!
Сам царь несёт беду сюда!
На нас отец сердит по праву,
А гнев он превратит в забаву.
Боюсь: на свете нам не жить,
Он может и, любя, убить!»
Совсем уж рядом пыль клубилась,
Опять царевна исхитрилась:
Супруга за руку берёт,
Взмахнула рукавом и вот:
Где кони нежились в покое –
Искрится озеро лесное.
На нём лишь селезень, да утка.
Пожалуй, не плохая шутка?
Царь был не глуп. Он понял сразу
Родимой дочери проказу.
Знал и уверен царь был в том,
Что дочь с Иваном под пером.
Слепая ярость разгоралась:
Поймать! Казнить! (Какая малость?!)
Где произвол и сила есть,
Не разум правит там, а спесь.
Где ж тут понять, что дочь родная,
Свою любовь оберегая,
Дворец покинула родной,
Забыв про негу и покой.
Всё в голове отца смешалось:
Любовь, обида, злость и ярость.
Смятенья чувств слетел дурман,
Победу одержал тиран.
В орла степного обратился,
С победным криком в небо взвился.
На бедных птиц под крыльев свист
Он камнем устремился вниз.
Земля мишенью нарастала,
Уйти от смерти шансов мало…
Видать у пары молодой
Спасенье только под водой!
Орёл на селезня метнулся.
Тот мигом в волны окунулся,
Спасая тело под водой,
Не стал орлиною едой.
Уверен был, да промахнулся
Орёл. Чуть сам не окунулся!
Роняя брызги с мощных крыл,
Вновь для атаки в небо взмыл.
Крестом завис над бедной парой,
На утку рухнул беркут старый,
Та, насмехаясь над бедой,
Нашла спасенье под водой.
Кляня утиную породу,
Орёл терзал когтями воду,
В проклятьях злобою кипел,
Взмывая - падая, слабел.
Весь день ныряла эта пара,
Спасаясь от когтей удара.
Казалось, смерти час настал,
Но и орёл с трудом летал.
Он наземь грузно опустился,
В царя морского обратился.
Обиде, злу пришёл конец,
Устал, обманутый отец.
Как бы, прощаясь с беглецами,
Он помутневшими глазами
На водной глади птиц поймал,
Влез на коня и ускакал…
Вот и закончились мытарства!
Там, позади, морское царство.
Остались в нём беда и грусть,
А впереди – родная Русь!
Долго ли, коротко ль скакали…
Спешили, ветер обгоняли.
Как будто крылья за спиной
Несли царевича домой!
Душа быстрей коней летела.
Он - расцветал, она – мрачнела.
И вот, над речкою лесной:
Поля, за ними дом родной!
Царевну, нежно обнимая,
И сердце девичье терзая,
Иван на землю опустил,
Волнуясь, с ней заговорил:
«Жди! Упредить хочу, родная!
Боюсь, что матушка больная
Не сможет счастья пережить!..
Ты плачешь?! Нет! Не может быть?!
Меня за что-то строго судишь?» -
«Уйдёшь, а про меня забудешь!» -
«Ну, что ты? Навсегда с тобой
Одной мы связаны судьбой!» -
«Что суждено, то и случится.
В счастливой встрече и забыться
Не мудрено, царевич мой.
В объятьях матери родной
Весь мир твой вмиг перевернётся,
Любовь бальзамом ран коснётся,
Своей беспечностью казня,
Ты позабудешь про меня…
Моя любовь забвенья сети
Порвёт! И в окна на рассвете
Ударят крыльями слегка
Два сизокрылых голубка.
То не они, сон разгоняя,
И вызов трепетно бросая,
Непредсказуемой судьбе
Влетят. То я приду к тебе!
Теперь ступай, мой сокол ясный!
Судить-рядить – лишь труд напрасный!
Душа зовёт – иди за ней!
Родимой матушке своей
Подарком станешь долгожданным,
Царю – наследником желанным!
Ступай! Отбрось свои сомненья!
Их и мои уйми мученья!»
Иван царевне поклонился,
Обнял и молча удалился.
Душа домой звала: «Быстрей!»
А в мыслях он остался с ней.
Дворец над тихою рекою
Сиял златою головою.
Царевич на крыльцо ступил
И тихо двери отворил.
За дверью птиц умолкли трели,
Глаза… на путника глядели
Из мрачной серости дворца.
«Что? Не признали молодца?
Иль здесь гостям совсем не рады?!
Я жив, вернулся! Все преграды
Остались за моей спиной!»
В ответ, как стон предсмертный: «Ой!..»
Надрывный плач и причитанья…
«Ну, полно, матушка! Стенанья
Навеки пусть покинут дом!
Слуг посылайте за отцом!
Пусть свет, как дождь, на нас прольётся!
Пусть всё сияет и смеётся!
Отныне скука и беда
Навек забудут путь сюда!»
И сразу всё переменилось:
Засуетилось, засветилось!
Сын мать родную обнимал,
Лицо и руки целовал.
Отец тотчас на зов примчался,
Слёз умиленья не стеснялся.
Любовь былая в дом вошла,
Давно она здесь не жила.
А с ней и счастье воротилось.
Как без него? Скажи на милость?
Не знали, как и угодить:
С кем посадить, чем угостить?
Три дня гуляла вся столица.
Гулял народ. Царь и царица,
Чтоб сыну не пришлось скучать,
Невесту стали подбирать.
Забыл царевич Василису,
Свою красавицу-девицу.
Три дня она его ждала,
Не дождалась, искать пошла.
Что толку ждать и горько плакать.
Она взялась просвиры стряпать.
Простой работницей была:
Месила тесто и пекла.
Двух голубков она слепила
И в печь большую посадила.
Поправив золото волос,
Хозяйке задала вопрос:
«Скажи мне, добрая хозяйка,
Что будет с ними? Угадай-ка?» -
«Пеку в печи я много лет.
Съедим их. Вот и весь ответ».
Царевна молча печь открыла,
Окно пошире отворила,
И, встрепенувшись, голубки –
В окно! И наперегонки
К дворцу, как ветер, прилетели,
На подоконник рядом сели
И стали крыльями стучать.
Хотели слуги их прогнать…
Пугали, но не тут- то было!
И вдруг Ивана осенило:
Царевны вспомнился наказ.
Он тотчас слугам дал приказ:
Найти скорее Василису!
Расцеловал царя, царицу.
И, будто ухватив за нить,
Стал о себе им говорить.
Втроём всё снова пережили:
Смеялись, плакали, тужили.
Без хвастовства и без прикрас
Сын свой заканчивал рассказ…
Но что за шум в соседнем зале?
Все трое возбуждённо встали.
Открылась дверь, ну, а за ней –
Девица! Нет её милей!
Царевич бросился навстречу,
Расцеловал и, взяв за плечи,
Глаз от неё не отводил.
Он трепетал, он счастлив был!
«Я от стыда стою сгорая!
Прости меня, моя родная!
Чувств набежал огромный вал
От них себя я потерял.
Любовь не терпит оправданья!
Одно лишь у меня желанье:
Любимой дочерью, женой
Войди скорей в мой дом родной!
Нужны ль тебе мои признанья?
Верь! В прошлом беды и страданья!
В глазах прочти судьбу свою,
Любовь возьми и жизнь мою!»
Румянцем залилась девица.
Всем улыбнувшись, Василиса
Прогнала грусть, как тяжкий сон.
Земной отвесила поклон
Отцу и матушке Ивана.
В ней зажила обиды рана,
Все чувства пробудились вновь:
Вернулась вера и любовь.
«Не надо слов и оправданий!
Слова, лишь слуги у желаний!
Полна желаний голова,
Лишь сердцу не нужны слова!
Нельзя любить умом, мой милый!
Угодник телу он ревнивый!
Где засыпает дух свободный,
Там правит только ум холодный.
Обидно, что забыл, не скрою,
Но знаю: с любящей душою
Ты счастье в дом родной принёс.
В нём нет сегодня горьких слёз.
Мне радость ваша, как награда!
И я конечно буду рада
Сегодня, любящей женой,
Войти в твой дом, избранник мой!
И, если всем пришлась по нраву,
Послушной дочерью я стану.
Я ко всему сейчас готова
И жду родительского слова».
Царь и царица встрепенулись,
Невестке, сыну улыбнулись,
Желая счастья на двоих,
Благословили молодых.
На всю великую державу
Пир учинили всем на славу!
И слух летел о свадьбе той
И над землёй и под водой!
А царь морской уж не ругался,
Он зло забыл, отцом остался.
И счастье дочери родной
Отметил мирно под водой.

26. 04. 2000 – 08. 01. 2001г
г. Х-Мансийск В.Слинкин