Журфак-9-6. Ольга Боголюбова

Поэма пятая. Ольга Боголюбова

Закончен первый курс – и в лад
С желанием надеть штормовку,
Прошусь со вссеми в стройотряд.
Отказывают. Мне неловко:

Ведь стопроцентен тот студент,
Кто весь в эмблемах и нашивках.
У стройотрядовцев акцент
Особый... Я просилась шибко --

Из нашей группы едут все:
Алиев, Газазян и Марков...
Манакина во всей красе --
В зеленой форменке... Мне мягко

Петруша Марков объяснил:
-- А вот начну я материться,
А ты заплачешь -= подкузьмил. –
На стройке некогда чиниться

И деликатничать с тобой...
-- Манакину-то взяли, Мельник,
Невзорову, а мне – отбой?
Подергал Марков синий тельник...

Ну, Марков, ладно. Отомщу.
Еще не раз тебе припомню,
Сексизм нахальный не прощу.
Ведь я сильна – в каменоломню

Меня пошлите – я смогу!
Гляди, ты пожалеешь, Марков!
Ты в вечном предо мной долгу.
Так отомщу, что станет жарко...

Нашли занятие и мне.
Из личных дел всего потока
Убрать достойные вполне
Все сочинения... Их много.

Писали-то не дурачки --
Раз все зачислены в студента,
Набрав приличные очки.
Какие были аргументы

Для удаления эссе –
Не помню...
 -- Волоките в урну! –
Но я их подсобрала все,
Соседке отнесла культурно –

Той предстояло поступать...
Наверно много лет шедевры
Журфаковцев пойдут мелькать,
Экзаменаторам на нервы

Изрядно действуя... Теперь
Иные поступили с ними ж,
Возможно... А пойди проверь...
А летом я сменила имидж.

Теперь на голове копна
Соломенная – «скандинавка»...
Из хлопка (может – изо льна)
Аляпистое платье – лавка –

Единственное на виду
Держала – явно им гордилась...
В нем – примой в Пярну как в бреду
Шокирующе заявилась.

И продолжался фейерверк.
Что начат сказочным прорывом
На факультет, что не отверг...
Здесь в потрясении счастливом

От моря и балтийских дюн...
Как много радостей для сердца
Пока душою чист и юн...
Моя душа была отверста

На все хорошее... Арал
Был первым морем, морем детства,
Что постепенно умирал...
Вначале позврлял вглядеться

Из окон поезда в себя --
Плескался прямо возле рельсов...
Но море жаркое губя,
Арыками поля разрезав,

Чтоб хлопка больше дать стране,
Аму и Сыр-Дарьи водицу
Растаскивали... Даже мне
Понятно было: не годится

Лищать подпитки наш Арал –
И он от поезда все дальше
И дальше, дальше отступал –
И вскоре стал не виден даже

В бинокль...
 Забылась, отвлеклась...
Я в Пярну еду через Ригу –
Блондинкой в ярком платье – класс!
Легко откладывала книгу,

Когда попутчики меня,
Прибалты-мужики "кадрили",
Друг друга у дверей тесня,
В купе попарно заходили,

Со мной пытались говорить –
Ведь я блондинка – по эстонски...
-- Я русская! – спешу отбрить...
Вещички в пестренькой котомке, --

Объехать на кривой козе
Не эстам с похотью во взоре! --
Встречай мой пярнусский кузен!
Пирс далеко вдается в море,

Где миражи далеких стран...
Забудьте о студентке, люди...
Был первый выход в ресторан
И озорные поцелуи

С веселым парнем на крыльце...
Вернулась инопланетянкой
С улыбкой странной на лице...
Не признаю себя ферганкой --

Здесь недостойные меня –
И я кручу-верчу парнями –
Пусть их сгорают от огня,
Не спят ночами – и кругами

Толпой вокруг меня бредут...
Я хохочу, а в нашем парке
Отплясываю... Ладно... Ждут
Меня в столице...
 До запарки

Тружусь на сафре полевой –
Из гряд картошку добываю
В грязи осенней с головой...
Я на здоровье уповаю,

Нагуливаю апетит –
На всех столах, что не доели,
В голодный мой роток летит,
А я и так девица в теле,

А здесь оно еще растет...
Снимаем с грялки шесть десятков
Мешков... У Скоркиной учет –
Строжайший... Против беспорядков

Идет всемерная борьба...
Отбой – а Сашка Бородулин
С Танюшкой Стрельниковой – ба!
В лесок пошли... Ну им и вдули

По первое число пред всем
Отрядом нашим на линейке,
Едва не выгнали совсем...
Стоят две крохи в телогрейке,

Как воробьи – и мне их жаль...
Молодкин с Конторер амуры
Крутили—просто фестиваль
Романов! Слава шуры-муры

В стогу с Карелиной творил –
Ольсинский... А на первом курсе
Два дня он и меня кадрил –
Но не в моем был Славик вкусе.

Он нас в общаге навещал,
Поскольку проживал в соседстве,
С деканом рядом... Привечал,
Но не нашлось местечка в сердце –

И он тихонечко слинял...
И хорошо, что на картошке
Он не меня осеменял –
С Ольсинским разошлись дорожки...

Картошка... Вижу в первый раз,
Как клубни из земли достали.
Она ведь не растет у нас –
Под хлопком все в Узбекистане.

Машиной вывернут кусты,
А клубни мы уже руками,
Что впредь не будут ни чисты
Ни нежны... А земля – то камень,

То жижа – хлынули дожди...
Мы – в борозде с утра до ночи.
И –кха, кха – колотье в груди –
Поочередно простывали –

Но было весело... Тесней
Сдружилась с Лесиной Иринкой,
С Наташей Воливач... Видней
Здесь каждый... С жадностью, хитринкой

Здесь не протянешь и полдня.
Ведь каждый словно под рентгеном.
Душой виляя и темня,
Не скроешь мерзкого, по генам

Доставшегося или так
Приобретенного попутно...
Мешок рогожный – славный стяг!
Под ним кто—чисто, кто распутно,

За что -- судьбой награждены...
Мы в борозде – уже все сестры
С прозванием – Бороздины –
Уже не изначально пестры –

По-деревенски озорны...
Пришедшая из академки
Девчонка... Все изумлены:
В манере фройлян – иноземки

Прескромно села вышивать,
Сосредоточившись публично...
И как же это понисать?
Так обольщала артистично?

Мы обсуждали сей пассаж
До окончания картошки.
Но все проходит. В свквояж
Всяк взял с собою понемножко

На пару-тройку дней с собой
Тех клубней в виде сувенира...
И вновь учеба – вечный бой
С собою – за познанье мира.

Летел ракетою второй
Курс взбалмошный и полный дружбы.
Была я самой молодой
В радийной группе: после службы

Почти все парни... У девчат
И тех три-пять годков отрыва --.
Все интересы – невопад,
Я сторонилась и х пугливо.

Абдукаримов лишь – годок
И тоже – среднеазиатский.
Он лучший – по судьбе дружок –
Чисты воспоминанья, сладки –

О самых лучших на земле
Краях, о самых светлых в мире,
О маме, доме, о тепле,
Бахчах, о хлопке и инжире...

Другие с опытом, умны...
Но первый курс прошел не зряшно.
Теперь мы словно из родни.
Мы дружим – страстно, бесшабашно.

А в дружбе с нами и Москва.
Геннадий Бортников, Высоцкий!
Боготворящая молва
Влекла туда, где дух высокий,

Где личность вдохновенный дар
Растрачивает безоглядно.
И душ отзывчивых радар
Воспламеняет беспощадно

Все чувства... Выстоять должны
Сперва всю ночь у касс билетных...
Зато потом и явь и сны
Полны восторгов многоцветных.

«Глазами клоуна».. Сверкал
Талант Геннадия в спектакле.
Невыразимый чувств накал –
И ничего, что пылью пахли

Галерок темные углы,
Где разместиться удавалось.
Мы это пережить могли.
Ведь в душах сладко отзывалось,

То, что творил большой актер...
Еще сильней взрывал Высоцкий
Душ успокоенность. Простер
Он через зал к душе мосточки.

В Джон-Ридовском, потрясшем мир,
Десятидневье он министра
Изображает, мой кумир!
Так темпераментно, искристо!

В запале действия актер
Из реквизита тумбу скинул.
Толчком порывистым в партер.
-- Пардон! – промолвил, будто вынул

Цветок – и даме подарил,
Вот даме выпало везенье –
Высоцкий с ней заговорил
Со сцены прямо... Наважденье:

Он предо мной и ночь и день.
А голос слышен отовсюду.
Те песни хриплые не лень
Мне слушать вновь и вновь – и буду,

Наверно, до скончанья дней
Я этим пеньем наслаждаться.
Душе восторженной моей
Дано Высоцким вдохновляться..

Семестр так быстро пролетел –
Короткая сюжета главка.
Кто – угадайте – захотел
Со мной лететь к узбекам?...
 Здравка!

Без разрешения властей –
Она ведь все же иностранка –
На юг мы покатили с ней.
Поскольку все же я – ферганка,

То стала гидом... Повезла
В Ташкент и Самарканд болгарку,
Коканд ей показать смогла...
Все ново для нее -- и ярко

И экзотично... Иногда
К экскурсионным подключались
Автобусам... Везли туда,
Где знаки древности остались –

По историческим местам...
Пестра история Ташкента.
Холм Мингурюкский... Башни там
И стены... Вид могучих стен-то

Из камня ясно говорит,
Что имя града – не случайно.
«Таш» -- «камень», «кент» -- «селенье»... Гид
Рассказом увлечен... Почтенье

К двум тысячам ушедших лет
Существования Ташкента.
Его судьбы далекой след –
В китайских хрониках... Крещендо

Судьбы: он важную всегда
Роль в мировом играет торге.
На перепутьях города
Растут стремительно... В восторге

Купцы из экзотичных стран:
Ташкент их прибыль умножает...
Потом сюда привнес ислам
Араб-завоеватель... Знает

История, как пострадал
Град от монгольского набега.
Тимур в нем стены укреплял,
Ташкент под властью Улугбека –

Оплот развития наук
Век девятнадцатый сурово
Из ханских вырывает рук
И отдает царю – и снова

«Звезда Востока» обрела
Правителя из чужеродных.
Россия армию ввела,
А с нею алчных и голодных

Купцов – им хлопок подавай,
Шелка, ковры, гранаты, розы...
В войну спасеньем этот край
Стал для бежавших от угрозы

Фашистской... Шестдесят шестой
Землетрясением порушил
Град глинобитный... Был застой
В Союзе – сильно занедужил,

Ослаб социализма строй,
Но к возрождению Ташкента
Все дружно поднялись... Толпой
Неслись строители... Цемента,

Металла, бруса, кирпича
В Ташкент погнали эшелоны.
Была работа горяча –
И встали новые районы.

И нынче град помолодел...
Но в катаклизме сохранились
Дворцы, которыми владел
Аллах в Ташкенте – не разбились

Мемориал на Хаст-Имом,
Где медресе и мавзолеи
Напоминают о былом...
Град, старину свою лелея,

Хранит и мудрость... В медресе
Здесь берегут коран Османский.
Святыню эту знают все
Мир почитает мусульманский

Первоисточником ее...
Болгарку Здравку восхитило
Восточное житье-бытье.
Моих родителей смутила

Подарком: банкою икры
И коньяком болгарским «Плиска».
Такое правило игры
Моей простой семье не близко –

Не знали, что и делать с ним,
Столь экзотично-непривычным
Сим подношеньем дорогим?
Что в данном случае приличным

Считается: открыть? Хранить?...
А чуть позднее я и Здравка
Решили для себя открыть
Ростов, Владимир, Суздаль... Явка

Была в Иванове у нас:
Мы к Ирке Лесиной явились-
Не запылились...
 -- Вот те раз! –
Ее родители дивились:

-- А нету Ирочки как раз... –
Она пришла с гулянки поздно –
Не сводит очумелых глаз:
-- Сюрприз! –
 А мы – победоносно --

-- Так. Где гуляла, с кем была?
Иришка даже покраснела...
А впрочем, личные дела --
Ее лишь, а не наше дело...

Мои же личные дела...
Я где-то вычитала фразу:
«Она испорчена была
Литературой...» Можно сразу

Сказать, что это – обо мне...
Любовь в моем превратном мненье
Всегда несчастная вполне
И безответна... В разуменье

Подобном в фокусе моей
Влюбленности – то фат-красавец
Самовлюбленный, то злодей,
А то – женатик, точно заяц

Трусливый, тот, кто всех умней –
Преподаватель диамата...
Их выбрав, я душою всей
Влезала в чувство... Мне не надо

Тех, кто давал мне четкий знак,
Что я понравилась... Оставьте!
Таких в своих не вижу снах.
Дай пострадать мне... Ну, кусайте

Воспоминанья, но опять
Все повторяю по шаблону:
Признанья буду лепетать
Неподходящему облому –

Любовь, как говорится, зла...
Я плачу, потому что снова
Влюбилась в явного козла –
Не скажешь лучше, право слово –

Как хочешь это понимай...
Мы едем с Галей Большаковой
Встречать веселый Первомай
На берегах Невы... Толково

Назначил встречу у Петра
Ермек – он тоже в Ленинграде
Пришли... Да где ж он? Нет...
 -- Игра
Недобрая, издевки ради?

Абдукаримов пояснил:
У шефов школы на подлодке
Как раз он в те минуты был
И видел в перескоп в чечетке

Нас обозленноых у Петра...
Поверила ему, простила...
Я простовата, не хитра,
Но в простоте таится сила...

Сожгла обиду, претерпя
Был вечер с праздничным салютом...
Едва нас с Галкою толпа
Не смяла... И в кошмаре лютом, --

Толпа нас на кусочки рвет...
Не испытать бы вновь повторно
Такой ужасный переплет:
Я отбиваюсь рефлекторно...

Я даже не соображу,
Как выбрались из переделки --
С тех пор я толпы обхожу
Увижу – не в своей тарелке...

И – практика на «Маяке» --
Пришло журфаковскок лето,
Сдаю заметки...Но в руке
Нет гонорара... Как ракета

Ношусь... Ну, дайте же хоть раз
Заметкой звонкой отличиться!
 Ищу сенсации... Но ТАСС
Все знает в по матушке-столице...

А у него авторитет:
Мы с ТАСС’ом об одном напишем,
Но тассовский приоритет
Мои усилья бьет... Не дышим,

Сидим, дыханье затаив --
Однажды повезло бедняге --
Мою заметку – диво див --
Всем курсом слушали в общаге.

Горю, круженье в голове...
Был полдень. Я затрепетала,
Когда на Пятницкой в кафе
Звезду эфира Левитана

Увидела в пяти шагах...
В душе и пиэтет и гордость.
Ее не выразить в словах –
Чарующий, волшебный голос...

Он вдохновлял в войну солдат
В госпиталях, рабочих тыла...
А сам был толст и лысоват –
И даже мне обидно было

За неказистого чтеца...
В кафешке он шутил с друзьями
Негромко – не вещал... С лица
Улыбка не сходила... С нами

Великий, тот, кто восхишал
И выражал собой эпоху...
А как торжествыенно вещал
О космонавтах! Слава Богу,

Мне посчастливилось живьем
Узреть эфирного титана...
Подругам расскажу о том,
Что повстречала Левитана...

А третий курс был точно мост
Из детства к взрослости серьезной.
И чувства шли и мысли в рост –
Уже к учебе кровососной

Настроился иммунитет.
И мы – хозяева журфака.
Живу в высотке тет-а-тет
С Клековкиной... У Ольги тяга

К преступным детям... К ним она
В колонию всегда стремилась...
Подросткам, чья душа темна,
Самоотверженно светилась

Душой возвышенной... Свело
 Макаренковское призванье.
С педвузовцами Ольгу... Зло –
Не в детских душах. Осознанье


Того, в чем общества вина,
Что недодали детям ласки –
И потому душа темна...
Все общество нуждалось в встряске

Для порожденья доброты...
Была наставница в педвузе.
Клековкина ждала среды.
Неслась, как шар бильярдный к лузе,

К ней, на Вернадского, домой ---
На обязательные встречи.
Как сделать, чтоб приют тюрьмой
Не стал для тех, кто искалечен

Судьбой с младенчества? Там шли
Дебаты жаркие и споры.
Наверно в ком-нибудь зажгли
Сердца и приоткрыли створы

Для излияния любви
На обездоленных подростков...
Зови, призвание, зови
Те души, в коих подголосков

Сердечный отклик... И меня
Клековкина в тот круг вводила...
Я побывала там два дня –
И больше не пошла... Судила

Не криводушно о себе:
Стезя такая не по нраву.
Журфак – фарватер мой в судьбе,
Я в журналистике – по праву...

Клековкина? Ну, ей видней,
Как ей собой распорядиться.
Мне интересно рядом с ней,
Хоть многому пришлось дивиться.

В общажной кельюшке легко
Читаем Ольгин символ веры.
То горн, то знамени древко,
Косынка, та, что пионеры

На шею вяжут – «будь готов!...
Клековкина душой сияла,
Но свет ее – иных цветов.
Отсвечивала вполнакала

На весь ее энтузиазм.
А Ольгой аспирант увлекся –
Неясно, чем ввела в соблазн.
Пред красотой душевной спекся?

Имел подходы аспирант
К старушке на дверях «Таганки».
Что ж – вариант как вариант –
Я с Ольгой – две театроманки

У аспиранта за спиной
Конспиртивно прорывались
В заветный зал, где надо мной
Всевластно стены размыкались,

Меня чудесно унося
В иные времена и дали...
Философ Селезнев... Меся
Мои мозги, что заедали,

Вгрызаясь в каверзный предмет,
Дал шанс прорваться с рефератом
О фатализме... Брезжит свет –
О мойрах вспомнила... Цитатам

Из классиков, как должно, дань
Обильно отдаю... А мойры –
Моя находка. Классно? Глянь,
Профессор, не куроча морды...

Сказать по правде реферат
Переписала в «историчке» --
(Как, верно, до меня стократ
Другие делали) -- из книжки.

Однако тема в ней была
Раскрыта экстраординарно –
И мэтра сильно проняла...
Мы – третий курс. И элитарно

Куратором сам граф Толстой
Приставлен к нашей группе славной –
Интеллигентный и простой
Был личностью полномасштабной.

Одно присутствие его
На факультете озаряло.
К нему влекло сильней всего
Добросердечье, подкупало...

Он и в общаге навещал
Своих подшефных по-простому,
На семинарах просвещал
Так, что, пожалуй, Льву Толстому,

Будь жив, гордиться б за Илью
Все находились основанья.
И я мою судьбу молю,
Чтоб мне по русскому заданья

Как можно лучшн исполнять...
Однажды в Ясную Поляну
Граф взялся нас сопровождать –
Описывать восторг не стану.

Нас там директор принимал,
Илюшу помнивший кадетом.
Тогда был графский отпрыск мал.
В поместье появились летом,

Когда толстовская семья
Из эмиграции вернулась
Увы, на круги – не своя...
Я к этой боли прикоснулась.

Для нас экскурсию провел
Директор по всему поместью.
Осенним золотом расцвел
Октябрь в окрестном редколесье.

У яблонь спелые плоды
Лежали на траве пожухлой
Никто не приходил в сады,
Чтоб собирать их – знаком жуткой

Заброшенности всей судьбы
Прославленного в прошлом рода.
Туда, где графские гробы
Покоились в земле, и хода

Куда туристам праздным нет,
На кладбище Толстых, с Ильею
Нас привезли... Осенний свет
Нас ностальгическою болью

По невозвратному питал...
В Никольской церкви, что на кочах,
Печальный тот же дух витал...
Незабываемый денечек!

Поскольку во главе держал
Все словари в главе умнейшей,
То он безмерно много дал
Мне, перед ним благоговевшей.

У Новосельцевой – не то,
Боюсь, что политэконома –
(Мои мозги как решето) --
Не выйдет из меня – оскома

От всей премудрости ее...
И у Косоговой желанье
Меня унизить – е-мое! –
Иду к ней точно на закланье –

Весь English опротивел с ней...
Терпенье, девушка, терпенье!
Вечерняя Москва! Огней
Сияние! Отдохновенье

Нам обещал «Узбекистан»...
Да, в дни стипендии бывало
Мы забегали в ресторан.
Нас неизменно развлекало

Обилие густых усов
При кептарях-«аэродромах»....
Герои рыночных весов,
Из коих каждый был не промах

Не только –«выпить-закусить»,
Прервав обжорку и попойку,
На ярких девушек косить
Глазами, рефлекторно стойку

Всмг принимались делать, нас
Тем веселя порой до колик..
А те не сводят жарких глаз,
Шлют фрукты нам, зовут за столик...

Разнообразила житья
Сия культурная программа...
Сердечко чуткое мое
Задела болью телеграмма.

О смерти деда в октябре
Она бесстрастно известила...
Я, очи обратив горе,
В душе молясь о нем, грустила.

Он прожил восемьдесят пять,
От ущемленья грыжи умер.
Трудяг сугубых отмечать
Могла та немочь... Тихий зуммер

Той смерти праведной потряс
Основы мирозданья тайно –
И откликлом дошла до нас –
(Я догадалась – не случайно) –

Из-под Ростова-на-Дону,
Как эхо отгремевшей битвы –
(Я к деду эту весть тяну) –
У Белой вырыли Калитвы

Ребята – сбитый самолет,
А в нем – истлевшие останки.
И выяснилось, что пилот –
Мой дядя... В вести-бумеранге

Видна мистическая связь
С уходом деда... Сын Василий,
Свиданьем с дедом вдохновясь
В том мире, оказался в силе

До нас известье донести,
Чтоб знали, чтобы не забыли...
Жаль, никого нельзя спасти.
Но наша память тем, что были,

Что жили прежде и ушли –
В загробной жизни их – отрада...
Тем следопытам, что нашли
Разрывом вражьего снаряда --

Фатально сбитый самолет,
Поклон от нашего семейства...
Журфаковская жизнь ведет...
По счастью я не знала зверства

Физвоспитателей. У нас
Лафа в спецгруппе полудохлых.
Едва свет жизни не погас
В Манакиной в итоге долгих,

Изматывающих до дна
Забегов лыжных марафонских.
В спецгруппе нашей цель одна:
Поползновений чемпионских

Не дозволяется – ни-ни!
Наставница нам пульс измерит:
-- Чуть участился, отдохни!
Едва ли в это кто поверит,

Но истинно в спецгруппе так.
Однажды плавали в бассейне.
Дитя пустыни, как тюфяк
Пошла ко дну, а всем – веселье.

Меня на удочку и – вверх,
А пульс не участился вовсе.
Я знала: утонуть при всех
Мне не дадут... Молчим о пользя

Той физкультуры... То одно,
Что сильно не перегружали,
В безсилье полном пасть на дно
Не дали мне, нее пережали –

Уже гуманно... Вторник – день
Для всех – военной подготовки.
Я в ней без радости – пнем пень.
Уколы требуют сноровки,

А также важен интерес.
А мне сестринские занятья
Довольно чужды, вовсе без
Одушевленья постигать я

Те знанья стала, раз должна...
Зато высотка вдохновляла.
С высоким смыслом создана
И наши удовлетворяла

Все нужды разные сполна...
А для меня особо ценны.
Что те, чьи звездны имена,
Дают в высотке нам концерты:

И Ойстрахи – отец и сын,
Таривердиев и оркестры,
Елена Камбурова – Грин
Эстрадной песни... Шли семестры.

Сдавала сессии... Жила...
На праздники садилась в поезд.
Я даже в Минске побыла,
Хатыни поклонилась в пояс.

А с группой в выходные дни
Под руководством Газазяна
По Подмосковью мчим одни,
Без старших, значит... Показала

Дворянская былая Русь
В тех романтических поездках
Душе... С душою разберусь.
Она в себя вбирала резко

Увиденное, а потом
Те впечатленья воскрешала.
Душа – воспоминаний дом,
Пресветлых чувств моих держава.

Венец экскурсии – пикник,
Костер с картошкой на природе.
Миг без конспектов и без книг
Потерян для учебы вроде,

Но тоже многому учил,
Давал эмоциям подпитку,
Ушибы памяти лечил
И самобичеванья пытку...