Не клейми меня, родной, и не совести

Не клейми меня, родной, и не совести.
Бог даст еще поживу.
Но возможно под вечер от страшной новости
Руки на груди я сложу.

И отправлюсь домой с пересадками
Без билета и без адресов.
Разошью свой костюмчик загадками,
Чтоб не слышать убийственных слов.

Я пройдусь по дворам своей юности,
Что милее мне призрачных гор.
Посижу на скамеечке узенькой,
Вспоминая свой старенький спор.

Посмотрю – все заношено, сгинуло –
Нет меня, нет тебя, нет родных.
Жаль, что сердце мое износилось –
Рад, что стерлось оно за других.

Пролистал свою жизнь, словно сказочку,
Без картинок и без вензелей.
Но не спрятал волшебную палочку,
Чтобы стать перед смертью смелей.

Все страницы оборваны, скомканы,
Ты последнюю пишешь сопя.
Оглянулся, прочесть начертания.
Впечатление – словно с тебя.

Вековые утраты на зависть им.
Белена, словно утренний хлеб.
Мне не выйти от них независимым,
Не войти в твой чарующий хлев.

Проворонил, проспал (в доме холодно)
Ты последний свой, яростный крик.
Променял совесть, душу на золото.
Видишь в мутной водице – старик.

Перевел, исчеркал сотни листиков –
Поделился с другим, чтоб смотреть.
А за это мне дали без малого
Одному в тишине помереть.

И хоть плюйся в себя, хоть кидайся
На пошарпаный, вымытый пол
Все равно, в шаль обиды закутайся,
Облачись в своих мыслей камзол.

Прогулял я отпущенный вечер,
Собираюсь в незримую даль,
Где колышется в полюшке зелень,
Куда мчится последний трамвай.

И не бойся – теперь не до совести,
Не до мук души по утрам.
До конца этой жизненной повести
Доберусь я уж как-нибудь сам.

Сочиню образ свой только в белом –
Будет резать глаза дуракам,
А без красок под стареньким пледом
Я достанусь костлявым рукам.

Так не пугай меня, родной, и не спрашивай,
Когда я уеду домой.
Бог даст поживу, Ты ж донашивай.
Бог даст встречусь сегодня с тобой.