Петербург - 2

Трамвай нырнул в сиреневую мглу.
Дома стояли, стряхивая клочья
запретных грёз, увиденных воочию.
Аборигены мёрзли на углу,
заглядывая в сумрачную глубь
сквозь краткий день скользящей вечной ночи.

Ворота, щёлкнув, выпустили в свет
гремящую рессорами карету,
но век прошёл, и сторожа уж нет,
а тихий дворик так же ждёт поэта.
Здесь жизнь достигла призрачной весны,
и улеглась, укутанная в сны.

По узким линиям не катится вода,
но, как бесцветные эскизы отражений,
на ненадёжный лёд ложатся тени
покинувших свой дом, чтоб навсегда
шагнуть в доступные блаженным города
и влиться в сонм беспомощных видений.

Чтоб в реку времени не канул пешеход,
здесь тротуар, как пристань, огорожен.
И он шагает, хмур и осторожен –
«бензин вдыхает», бедностью – гордится,
судьбу – как это принято, клянёт,
но изменить ей и в мечтах стыдится.

Наряден белый переплёт твоей реки.
Её простор зовёт, чтобы согреться,
затеять ярмарку или игру в снежки,
но яркие фигурки конькобежцев
искрятся там, где во дворцах, застыв,
как глыбы льда, темны голландские холсты.

Сдержать стремление вещей к концу
здесь тщится изгородь, там – трогательный навык
давать им звания, что были бы к лицу
их предкам. Жизнерадостны и правы
те, что вобрав в себя твой строгий лик,
спешат домой на тёплый материк.