Венценосная

 
ВЕНЦЕНОСНАЯ
1.
Таисья все чаще ночевала вне дома. Просыпалась в чужих, грязных углах, иногда - по старым адресам бывших мужниных приятелей. Не плела больше кос. Пила. Возвращалась в родной поселок - к дочери и старшей сестре - изредка, набегами, лишь в минуты крайней нужды, грязная, избитая, исхудавшая. Приходила в дом с пьяными слезами, жалобами и ругательствами - выманить у дочурки что-нибудь из одежды или выклянчить у сестры трешку. Аленка с радостью отдавала матери все, что та ни попросит, лепетала вокруг нее и ласкалась. Мария, завидев Таисью на пороге, бросалась прятать в сундук под замок еще не пропитые детские вещи, стыдила сестру, гнала ее прочь. Каждый приход Таисьи в дом сестры заканчивался пьяной истерикой.
Мимолетная встреча в городе с Тихоном на мгновение сбила Таисью с привычного круга.
В то утро она бежала рысцой из продмага с бутылкой в малознакомую конуру. Тихон шел ей навстречу. От неожиданности она выронила бутылку. Он прошел мимо. "Может быть, обозналась?"  - Таисья в отчаянье всплеснула руками, громко себя обругав. Бухнулась на колени, чтобы собрать осколки. Запричитала. И разрыдалась.
Воспоминания вдруг захлестнули ее. В замутненном сознании всплыл образ родной деревни. Она ей вспомнилась зимняя, белая. Главная улица - с обледеневшим деревянным настилом. И деревенский клуб, построенный после войны, еще пахнущий сырой древесиной. И Тихон, сильный, беспомощный, бородатый. Она учила его танцевать, - на спор с девчатами. Он был интернатский, глухонемой. Половина деревни здесь было таких, эвакуированных откуда-то из России в таежную глушь. По движениям ее губ, отчитывающих ему такты, он улавливал ритм танца. Ее тонкие руки, все ее тело, крепкое, гибкое, уверенно вели его по кругу. Он часто сбивался. Зрители хихикали. Дома были упреки сестры: "Зачем приручаешь парня?! Аукнется!". Таисья только смеялась в ответ. А Тихон и вправду начал засматриваться на нее. Все чаще крутился рядом. Она с удовольствием ловила на себе его жадные взгляды. Ей нравилось манить его за собой, словно колдунье. Но он оказался слишком уж диковат. Однажды схватил ее на руки и потащил через деревню в лес. Озирался по сторонам, глядел исподлобья, будто боялся, что ее у него отнимут. Тася и разозлилась, и испугалась. Вырвалась, убежала. Он ушел из деревни. Навсегда. Исчез бесследно. "Дотанцевалась, допрыгалась, - злобно ворчала сестра. - Выжила парня из деревни! А парень-то - чудо! Приголубь, приласкай, золотого песка в душе, как в реке, намыть можно!" - "А мне твой Петруша по нраву, гляди, уведу!" - отшутилась Таисья  в то утро. С той поры в доме сестры ей совсем не стало житья. Мария вконец на нее обозлилась. Больше прежнего ревновать ее к мужу стала. А Тася только посмеивалась, да нарочно сестру поддразнивала. И ждала любви. Своей. Какой-то необыкновенной. Не такой, как у подруги Полины: вместе с Сашкой росли, играли, учились в одном классе, закончили школу, потом - поженились. И не такой, как у сестры Марии. Всю молодость та проходила "в люди": за миску супа и матрац на полу нянчилась с чужими детьми, стирала, готовила, убирала. В сорок лет повстречала Петра. Уцепилась! Таисье было даже смешно наблюдать ревность и ярость сестры. Вскоре и к Тасе пришла любовь. Настоящая, злая. Застигла врасплох.
Знала Таисья, Андрей непутевый: и выпить любит, и погулять. А все равно за него замуж пошла. Так горела душа. Думала, женится, остепенится. Дочку ему родила. Да так все замужество и пробегала: встанет с утра, уложит косы венцом на голове, посадит Аленку к себе на загорбки, и - по пивнушкам мужа искать. За что им не раз бывала бита. Муж сбежал в город. Она - за ним. Дочку бросила на сестру. Мыла привокзальные туалеты. Мыкалась по углам. Стала пить вместе с Андреем. Думала, пусть лучше он пьет с нею, с женой, дома, чем с кем попало и неизвестно где. И все же не уберегла: кто-то из подгулявших приятелей спустил его с лестницы.
Таисья утерла грязным рукавом пальто слезы. Попыталась подняться с колен, не получилось. Силы куда-то исчезли. Застыла на четвереньках. За спиной раздался мальчишеский смех: "Пить надо меньше, тетка!" Впервые Таисья смолчала, не огрызнулась. "Как давно я не плакала," - мелькнула у нее в голове. Кое-как поднялась с земли. Медленно побрела вдоль витрин магазинов. Остановилась перед одной. Вгляделась в свое отражение. На один миг ей стало стыдно от осознания того, что за стакан водки она отдавалась всякому, кто соглашался ее одарить опохмелом. А ведь когда-то ее называли в деревне Венценосная - за косы, носимые на голове, словно царский венец. Она была невысокого роста, и в девичестве ей страшно хотелось прибавить себе росточку, хоть на чуть-чуть, потому и носила такую прическу.
"Будь проклята эта любовь! Будь проклята!" - пронзительно закричала Таисья, злобно швырнув в одну из витрин застывший комок грязи. По ту сторону вздрогнувшего стекла грозно замахали руками, возмущенно заругались. Таисья бросилась через дорогу.
Душа ее снова впала в оцепенение. Мысли вернулись к первоначальной точке отсчета, опять захотелось напиться. Отчаянье, жалость к самой себе сменились сожалением о глупо разбитой бутылке. Таисья лихорадочно начала перебирать в памяти всех, кто мог бы ей подсобить с опохмелом. "Клоп должен мне рубль," - щелкнуло у нее в голове. И она рысцой побежала по всплывшему в ее памяти адресу.
2.
В тот день Аленка просидела у окна, водя маленьким пальчиком по запотевшему от ее теплого дыхания стеклу, все утро. Она рано проснулась от захватившей ее детскую душу непонятной тревоги. Долго копившаяся в сердце ребенка тоска по материнской ласке теперь выплеснулась наружу. Девочка завела громкий плач. Проснувшаяся от ее рыданий тетка Мария подскочила с постели и в светлой ночной рубашке подбежала к девочке. Мария схватила Аленку на руки, стала качать, утешая.
- Хочу к маме!- вопила Аленка что  было сил и вырывалась из рук заботливой тетки.- К маме хочу! А-а-а…
- Придет твоя мама, скоро придет, куда ж она денется, непутевая!- шептала Мария, целуя девочку во вспотевший от плача лобик.- Обязательно придет, надо только еще чуть-чуть подождать. Совсем чуть-чуть, ты моя родная! Рано ты встала сегодня, пойдем-ка еще немножко поспим, а там и мамка объявится! – и она понесла обеспокоенную тревогой Аленку в свою с мужем постель…
Таисья же в это утро спешила в квартиру к одному из своих приятелей - Клопу - за очередной порцией выпивки и за рублем,  который тот ей давно задолжал. Старый приятель с утра был не в духе. В его захламленной квартире обосновалась очередная пьяная компания, с раннего утра уже изрядно подвыпившая. Клоп открыл ободранную дверь Таисье и тут же грубо вытолкал бывшую подружку обратно в подъезд. Таисья возмутилась его пьяной наглостью, начала ему угрожать. Мужик с силой отпихнул ее от себя. Низенькая и исхудавшая, она кубарем слетела с лестницы второго этажа, ударилась головой о ступеньки и затихла. Мужик с яростью захлопнул грязную дверь своей халупы.

Только через три часа соседка по подъезду, возвращаясь из больницы, обнаружила на полу второго этажа в лестничном пролете лежащую в лужице крови молодую женщину. Приехавшие на вызов врачи «Скорой помощи» констатировали мгновенную смерть незнакомки от удара головой о ступеньки…
3.
Аленка с Марией прождали Таисью весь день. Девочка была очень тревожной и все время плакала. Марии так и не удалось надолго ее успокоить. Аленка все плакала и просила мать.

 Через три дня семье сообщили о том, что Таисья погибла в результате пьяной бытовой разборки с приятелями. Мария в отчаянье прижала ребенка к себе. Аленка смотрела на незнакомого дядю, принесшего весть о смерти ее матери, широко открытыми доверчивыми глазами. Она еще не умела  понять, что это значит – умерла, но обращенные к ней горькие слова тетки: «Сиротинушка ты моя!» испугали ее, губки девочки искривились, и она снова заплакала.