Мой город

Раскалённый диск летнего солнца треснул от собственного тепла. Казалось, одно прикосновение, - и он рассыпется на тысячи огненных осколков. Город был переполнен духотой; она выплёскивалась из его краёв. Люди толпились вокруг киосков с прохладительными напитками. Собаки вяло смотрели вслед кошкам, медленно проходящим мимо. Дети дёргали родителей за руки с воем «Купи малоооозеное...Ну купиииии...» до тех пор, пока те не сдавались.
По дорогам, словно раскалённые консервные банки, проезжали автомобили, автобусы и маршрутные такси. Казалось,что если они остановятся, то увязнут в асфальте. Тем не менее, водители вяло нажимали на тормоза около каждого «клиента», вне зависивости от того, стоял ли он в указанном месте,или нарушал правила дорожного движения. Инспекторам ГАИ не было до них абсолютно никакого дела: одни , опустив на глаза козырёк фуражки, мирно дремали , а другие ничего не могли сделать просто-напросто потому,что все правила и законы испарились из их голов, подверженных солнечной атаке. Тем временем водители маршруток набирали такое количество народу,что любому, сидящему там , обязательно приходил на ум вопрос: доедет ли он до дому живым. С каждым новым «клиентом» на водителя обрушивалось такое количество гневных восклицаний и упрёков, что их слышала вся улица. Негодования пассажиров не смолкали вплоть до конечной остановки, где все, изрядно помятые, бледные и потные, распихивая друг друга локтями и сумками, наконец-то вырывались на свободу,в который раз давая себе обещание больше не садиться в общественный транспорт. И именно в эту минуту, когда они глубоко в душе ликовали по поводу того,что всё наконец-то закончилось, откуда-то выскакивала кучка маленьких негодяев с полными вёдрами воды,которая уже стала неприятно тёплой, и прерывала радостные раздумия измученных взрослых обильным душем. Раздавался хохот, потом крик «Я вам сейчас покажу...Маленькие звери!..». Потом зверята разбегались и во дворе оставался только измученный мокрый и злой взрослый, ворчащий себе под нос возмущение о том,куда же смотрят родители этих детей. В эту минуту им не приходит на ум, что их милый мальчик, который так хоршо учится в школе и умеет играть на скрипке, сейчас поливает из ведра кого-то в соседнем дворе.
Жизнь потихоньку закипала на медленном огне...
Ближе к вечеру асфальт начинал твердеть; риск увязнуть в нём каблуком становился всё меньше, и спортивные тапочки сменялись модными босоножками. Молодёжь высыпала на улицу горстями и гуляла взад – вперёд по уже давно изъеденному маршруту. Если смотреть в это время на город сверху, то люди покажутся муравьями, спешащими в муравейник, роль которого исполняет в Ереване территория от здания оперы до каскада. Люди потихоньку наполняли собой кафе. Официанты, сломя голову, носились между столиками, путаясь в словах и заказах.
Город бурлил...
Во дворах появлялись старушки, собиравшиеся здесь каждый вечер для того, чтобы обсудить все произошедшие за день события. Чаще всего в их беседах употреблялись выражения «неужели?!» , «да как так можно?!» , «совсем стыд потеряли!» , «что за молодёжь пошла?», ну и, конечно, не обходилось без ежедневного осуждения государственной политики. Время от времени им приходилось отвлечься от своего занятия, чтобы вытащить изо рта внука очередную горсть песка
Ближе к десяти часам начинало темнеть, скопившаяся в воздухе напряжённость потихоньку испарялась. День заканчивался. Стройные фонари принимались за дело, освещая центральные улицы уставшего за день города. Голоса раздавались всё реже. Ереван засыпал.
...А где-то за горизонтом раскалённый диск летнего солнца рассыпался на тысячи огненных осколков...