120 дней без солнца

 «…по статистике количество солнечных дней в этом году
 не превысило 200, а большая часть пасмурных – около 120 –
пришлась на период с августа по декабрь».
(из газет)

In medias rest

- Мне холодно… Прижми меня к себе.

- Мне странно жарко, распахни все двери
Открой окно и будь обнажена,
И в свете фонарей яви мне что-то,
Что я забыл и не хочу понять,
В какой давно отмерший угол сердца
Упал горячий камень красоты
Твоей.
Ты так красива,
Что если станешь в профиль у окна,
Я потеряю голову от страсти…

- Мне холодно…

- Постой, не уходи. Взгляни в окно.
Там люди вереницей
Спешат домой, а мы с тобой сейчас
Сидим и предаемся глупо счастью,
Как дезертиры где-то на войне,
В глухом лесу укрывшись наконец-то
И от своих, и от чужих штыков,
Припали в тишине к холодной вербе,
И капли вниз стекают по ветвям,
К ним падают на лица, их ладони
Простерты в небо. Ртом глотая дождь,
Они узнали терпкий вкус свободы,
Они ее вдохнули грудью и
Впились в нее ногтями, роя землю,
Так мы с тобой свободны в этот час.

- Мне холодно… Мне грустно..

Мы одни.


Еврейское

Далека, как еврейское счастье,
Невозможна, как вешние дни,
Ты приходишь в любое ненастье
И сплетаешься в нити-огни.

Ты ломаешь столетние липы
И неправильно ставишь слова,
Разлетаются нормы и типы,
Попадая в судьбы жернова.

Я пишу на обрывках газетных,
Я рисую углем на стене.
Словом русским иврит исковеркав,
Посвящаю поэму тебе.


Город на краю

Город на краю земли,
Город, на тебя похожий.
Город у меня внутри,
Я над городом прохожий.

Я над крышами его
Беззастенчиво шагаю.
Опираюсь на крыло,
Балансирую по краю.

Мимо мокрых площадей,
Мимо арок безымянных,
В красных всполохах аллей,
В парках, листьями примятых

Я тону и город мой
Снизу надо мной смеется.
Ангел странный и седой
Вновь о город разобьется.


Оазис

- Расскажи мне еще раз.

- Это было давно, в детстве.
Я впервые увидела пустыню.
Когда самолет заходил на посадку, у меня ужасно болели уши.
Так продолжалось в течение 20 минут.
Мне казалось, что боль никогда не кончится
И стюардесса дала мне конфету.
Потом мы долго ехали, пять часов, по совершенно незнакомой местности.
Было темно, жарко и душно, и я заснула.
Я проснулась от того, что автобус стоит, а рядом нет родителей.
Мне не было страшно, уши не болели.
Я встала и начала пробираться к выходу.
Когда я спустилась со ступенек автобуса,
Я все никак не могла понять, где я.
Желтая земля, желтое небо, желтые камни.
Между ними ходили мужчины в длинных черных одеждах.
Женщины с закрытыми лицами сидели по две и готовили пищу.
Мальчишки толпились возле верблюдов и били их по шее палками.
Верблюды издавали громкие блеющие звуки и неохотно ложились на землю.
В воздухе пахло чем-то незнакомым и сладким.
Не было травы.
Не было деревьев.
Было несколько круглых колодцев из камня, прикрытых деревянными крышками.
Место называлось оазис Вади эль Натрун.


Однообразное

Небо движется по лужам,
Город, окнами наружу,
Солнце нам уже не нужно,
Ждем, когда нагрянет стужа!

Осень ластится у входа,
Оголенная природа
Дарит массу кислорода,
Не нащупать в речке брода.

Что от лета нам осталось?
Нерастраченная радость.
Меж кустов тропинка кралась
В одиночество и старость.


Соприкосни

Соприкосни с моей свою ладонь
И ты увидишь массу отражений
Себя во мне. И воздух, и огонь –
Все пять стихий здесь ищут выражений.

Все пять стихий стремятся к одному:
Уйти в тебя и вновь назад вернуться.
Так солнце призывает ночь и тьму,
И тьма желает солнцем обернуться.

И мысль моя уносится к тебе,
И ты мне отвечаешь той же мыслью.
Ты видишь – кто-то ходит при луне?
Ты слышишь – тишины походку лисью?

И части света – Запад и Восток,
Сплетясь в земле, дадут один росток.


Кинерет

… а еще на севере Израиля есть озеро.
Озеро Кинерет.
Там много арабов, потому что задолго до основания нового государства
Там было арабское поселение.
Если идти по набережной, то теряешься во времени.
Настоящий восточный базар из сказок «Тысяча и одной ночи».
Мужчины в белых туниках и широченных шароварах.
Они страшно кричат, и я всегда их очень боюсь.
Набережная сплошь покрыта крупными булыжниками.
Поблизости от этого места есть гора Ар Тавор.
Если подняться на нее,
То можно увидеть весь Израиль как на ладони.
В этих краях живет много народов:
Евреи, арабы и даже черкесы…


Она любила

Она любила Есенина,
Когда-то, очень давно.
Жила на улице Ленина,
Украдкой ходила в кино.
Цвели столетние липы,
Аллеей пронзай парк.
Растрепаны и развиты,
Как локоны на щеках.
Бегом мимо мутных взглядов,
Заплывших от скуки рож,
В дешевых цветных нарядах,
В прохладу убогих лож.
Смотреть на чужое счастье,
Следить за игрой страстей,
Как зеркало, бить на части
Напраслину мелочей.
А после по теплым лужам
Идти босиком домой.
Мечтая, как жить не нужно,
Не зная, как стать другой.


Я расскажу…

Теперь я расскажу: я выдумал тебя.
И ты не снилась мне, я знал тебя до встречи.
Я провожал друзей и гасли краски дня,
Среди сырых ветвей я видел эти плечи.

Потом я проходил пустынной мостовой,
И раз, и два, и три, и все мне было странно:
Проходит день за днем, а я живу тобой,
Ты приросла ко мне, как родовая травма.

Ты знаешь, никогда не думал я о том,
Что могут оживать чернильные герои.
Шли тучи над Москвой, и дымчатым котом
Вставал густой туман над грязною рекою.

Я выдумал тебя – и ты теперь живешь,
Пьешь чай в своем кафе, ругаешь оперетту.
Я пропиваю здесь последний медный грош,
Чтобы добавить штрих к избитому портрету.


Дом

Я помню наш дом на окраине Хабаровска.
Мне было 14 лет.
Дом был двухэтажный, желтый, с деревянными балконами.
Через весь фасад пролегала трещина,
Которую каждую весну замазывали раствором,
Потому что каждую зиму раствор осыпался и трещина увеличивалась.
Мы жили в нем вдвоем с мамой в однокомнатной квартире.
Помню один из октябрьских дней.
Осенние промозглые сумерки…
Я возвращалась домой из школы.
Школа была недалеко, но идти приходилось через пустырь.
Пустырь был уставлен покосившимися деревянными сараями,
Того же цвета, что и небо над головой.
Между сараями рос огромный репейник, чуть не с меня высотой.
Огромные колючки, крупные буро-желтые листья.
Изредка кучи пустых консервных банок,
Битых бутылок, полусгнившего белья.
Стойкий запах прения в воздухе.
Изморось.
Я пробиралась сквозь осенние сумерки,
Как пробирается корабль сквозь шторм к заветному порту.
На ощупь, боясь наткнуться на мель.
Колючки попали в волосы, прицепились к одежде.
Сараи жалостно скрипели под порывами ветра.
И тут я увидела дом.
Старый, желтый, с накренившимися деревянными балконами.
С трещиной на фасаде.
Но в этом доме горел свет.
На втором этаже, в угловой комнате.
Дом был моим Эльдорадо.

Засыпая в другом доме, из железобетонных блоков,
В самом центре Тель-а-Вива,
Я все хотела вернуться в этот дом.
И до сих пор хочу.


The end
(в вопросах и ответах)

- Ты позвонишь мне?
- Да, я позвоню тебе.
- В четверг?
- Да-да, в четверг.
И в пятницу, в субботу.
- Твой самолет на семь?
- На восемь сорок две.
Что будешь делать ты?
- Отправлюсь на работу.
- Не забывай меня.
- Я не забуду, нет.
Но мы же не простились?
- Точно, не простились.
Передавай привет.
- Кому?
- Кого здесь нет.
- Я предам. Похоже,
Все в тебя влюбились.
- Не забывай меня.
- Не слышу, повтори…
- Не забывай меня.
А впрочем, на работу
Не опоздай…
- На месте позвони…
- Я позвоню тебе,
Я позвоню…

«Дорогу!!!»