Моцарт

Каждое утро, едва пробудившись, я спускаюсь на первый этаж, заглядываю в почтовый ящик и не нахожу там никакого письма. "Ой-ой-ой, - говорю я себе со злобой,
кривя душой, — не очень-то и хотелось". Писем от Наташи не было уже целую вечность, и скорее всего их вообще никогда не будет; наверное, она давно вышла замуж, и бесполезно по три раза на дню проверять содержимое ящика...
Поднявшись к себе на четвертый, я завариваю кофе, завтракаю и слушаю, как кто-то за стеной играет на скрипке.
Целыми днями за моей стеной кто-то играет на скрипке. Играет все подряд — пьесы, этюды, отрывки, гаммы — и играет слабо, часто фальшивя, сбиваясь с ритма, путая ноты и аккорды. Конечно, другой бы на моем месте начал стучать в стену, жаловаться и т. д., но я не
таков, я не возражаю. Меня восхищает упорство, с каким неизвестный музыкант осваивает премудрости своего ремесла.
Я представляю себе высокого молодого человека с длинными светлыми волосами и одухотворенным лицом. Он еще только учится играть на скрипке, но наступит день, и он затмит своей игрой любого. Его скрипку услышит весь мир, лучшие филармонии Европы и Америки будут рады приветствовать его в своих стенах. А потом он и сам сочинит что-нибудь эдакое и встанет в ряд величайших композиторов мировой истории. Так-то.
  Я называю его про себя Моцартом. Мне нравится думать и фантазировать о нем в таком духе. Может быть, потому, что самому мне все это уже не грозит. В мои "за тридцать" поздно мечтать о чем-то великом, строить жизнь заново, стремиться к чему-нибудь большему, чем то, что есть. Когда-то мать из-под палки пыталась и меня научить музыке, — записала в ансамбль балалаечников, купила инструмент, но я оказался неудачником. А может быть, не хватило упорства. Позже многократные непоступления в институт, безденежье,
неустройство на личном фронте окончательно сломили мою волю к жизни. Я уже сменил несколько профессий, и не за горами то время, когда я буду совсем ни на что не годен. А может быть, это время уже настало, и я только оттягиваю момент и боюсь признаться в этом себе самому...
Но в того парня, что за стеною, изо дня в день насилуя себя, инструмент, соседей и саму музыку, водит смычком по струнам, я верю. Этот — своего не упустит.

* * *

Вчера я познакомился с Моцартом. Им оказался семидесятилетний старик — бывший военный летчик, полковник. Между прочим, абсолютно лысый. Год назад он начал осваивать скрипку, и хотя у него артрит, язва и уже было два инфаркта, он бодрится и собирается еще
брать уроки японского языка. Так-то.
Эх, пойду-ка, загляну в почтовый ящик, мало ли что... Интересно, куда это я засунул свою балалайку? Сто лет в руки не брал.